nah, fuck it
бобби/джинхван; балкон - как ночная курилка, интернатура, усталость, силы друг в друге
читать дальше
brian eno - by this river .mp3
На открытом балконе ночью совсем холодно, и Джинхван чувствует оголенным бедром холодный металл перегородки, пока Дживон не накидывает ему сзади одеяло на плечи и не укутывает его, потому что и без того оба вечно к вечеру еле держатся на ногах, не хватало и заболеть еще; Джинхван улыбается уголком губ слабо - хорошо, что балкон их комнаты в общаге выходит на безлюдный внутренний двор, и можно побаловать себя ленью одеваться.
У Дживона кончики пальцев как всегда горькие от постоянных сигарет, к которым Джинхван привык уже совсем - а ведь несколько лет назад, едва их поселили вместе, он терпеть не мог сигареты и готов был Дживона за них убить; теперь и жизни без них не мыслит, как и без Дживона - но не курит, а только лишь вдыхает.
Дживон может выкуривать по пачке в день, даже если в университете редкий выходной, и можно поспать - он уже разучился спать, и организм, даже вымотанный совсем, засыпает очень плохо, очень неспокойно и совсем ненадолго; такие выходные Дживон проводит на балконе, курит и пьет кофе, снова курит, курит, курит, а Джинхван сидит у него под боком, завернувшись в плед, и читает какой-нибудь учебник по психиатрии, готовясь к зачету - и будет потом по просьбе ничего не учившего Дживона пересказывать ему параграфы полночи в перерывах между занятиями любовью.
Сейчас Дживон обнимает его сзади горячими руками за пояс, прижимает к себе, заставляя откинуть голову на плечо - и снова закуривает, молча, привычно, так же привычно наблюдает, как Джинхван прикрывает глаза, вдыхая вкусный, терпкий дым, и ресницы отбрасывают на скулы тени из-за света одинокого рыжего фонаря чуть в стороне от их окон. Дживон - прожженный с детства, а Джинхван - его пассивный курильщик; он часто смеется о том, что так и вовсе умрет раньше Дживона, потому что пассивное курение убивает быстрее, а Дживон и вовсе не верит, что оно убивает:
-Воннегута не убило же, - отвечает, пожав плечами. - И я умру от удара головой…
Джинхван думает, что такое отношение мало похоже на врачебный подход - а может, как раз-таки наоборот; сколько он видел врачей, с усмешкой смолящих одну за другой, у которых каждые несколько часов находилась в кармане пустая пачках из-под “пэлмэл” или “голуаза” и которые совсем не отрицали, что курение убивает - и продолжали щелкать зажигалкой, потому что живем-то все равно один раз, правда?
Они - пока еще студенты, ладно, может, уже не совсем, но еще и не врачи; Джинхван с детства мечтает помогать людям, а Дживон продолжает родительское дело, и это две большие разницы, потому что Дживон вряд ли так же любит людей, как Джинхван.
Дживон, наблюдая за операцией на желудок через толстое стекло ординаторской, думает постоянно, что лучше бы пошел на ветеринара - животные умеют быть благодарными куда больше людей; Джинхван держит в руках резиновые перчатки и постоянно так волнуется, переживает, но все это внутри, а на лице спокойствие, и в нужный момент рука никогда не дрогнет, особенно если от этого будет зависеть чья-то жизнь.
Дживон серьезно лучше кошку бездомную прокормит и отнесет в ветеринарку, Дживон лучше почитает что-нибудь из битников, Дживон лучше снова прокурит всю ночь перед зачетом на балконе, а потом придет с красными глазами и скажет, что согласен на тройбан - и пожмет лучше плечами, уже привычно выдержав почти укоризненный джинхвановский взгляд, а потом будет пить из его рук горячий чай и таблетки, потому что спать надо было.
Или учить.
Так проходит немало лет, и пусть их можно пересчитать по пальцам одной руки, это время часто кажется им вечностью; вечностью с толстыми учебниками, похожими на фолианты, вечностью с раствором формалина и запахами клиник, больниц, лекарств, бинтов, резины хирургических перчаток - Дживону кажется, что интернатура это что-то вроде того круга ада, где вмуровали в лед Люцифера за предательство, а Джинхван говорит, что это просто репетиция. Такая вот репетиция с неограниченными рабочими днями (бесплатно), бессонными ночами и отсутствием времени на жизнь и отдых - в таком случае, Дживон готов отказаться от участия в спектакле.
Правда, уже поздно - и они стоят на балконе снова молча, курят оба, только Джинхван пассивно, думают о том, что снова, наверное, не смогут уснуть, даже если измотают друг друга долгими любовными раундами, ради которых сбежали из больницы на несколько часов раньше с риском получить выговор.
Тело ломит от усталости, и Джинхван скользит пальцами по рукам Дживона на своем животе - найти пальцы, сплести, сжать совсем чуть, возвращая себя в реальность; он так не любит это состояние, от которого не спрячешься и не сбежишь к морфею, и только Дживон рядом заставляет его отвлекаться и думать о другом, о чем-нибудь совсем стороннем от боли в мышцах и суставах, от ваты в голове и начинающем болеть горле, о чем-нибудь приятном и хорошем.
О том, в общем, чего нет.
Они снова полночи прокуривают на балконе и еще полночи - в постели, снова не могут уснуть, а завтра так же снова в больницу, и так еще полгода; Джинхван любит людей и хочет помогать им, хочет быть хоть чем-нибудь, наверное, полезным - и только это, а еще Дживон, без которого бы он, наверное, давно опустил руки, заставляет его каждый раз пересиливать себя, каждый раз пить снотворное и ложиться спать, чтобы иметь силы идти дальше.
Они - будущие те, кого не будут благодарить люди, вознося мольбы за спасение господу богу.
Дживон не верит в бога, и Джинхван - тоже; наверное,это всегда немного обидно, когда делаешь что-то для кого-то, а благодарят совсем не тебя, хотя тебе и не нужно ничего.
У господа бога в руках хирургические инструменты и пальцы в крови, но вряд ли люди всегда это понимают (спасибо, боже, не за что, обращайтесь) - и Дживона коробит это. Дживон выкуривает одну пачку за другой и думает, что все равно уйдет в ветеринарную клинику, потому что щенки и котята не будут воздевать лапы к небу.
Правда.
Джинхвану он этого не говорит и не скажет, наверное, да и вообще - это так, мысли; им еще полгода в этой больнице и в этой комнате в общаге с балконом, выходящим на безлюдный двор, где можно обниматься и целоваться, когда вздумается; им еще полгода вместе, потому что никто не знает, как будет дальше - Джинхван, который хочет помогать, и Дживон, который бесцельно бродит по больничным коридорам, а потом притаскивает домой чумазого котенка и строит планы на будущее.
Джинхван улыбается, возясь на кухне, когда видит, что Дживон снова торчит на балконе с сигаретами - и выходит к нему, подышать свежим воздухом и вкусным дымом; они, кажется, на этом балконе провели больше времени, чем во всех других местах - в какие-нибудь свои восемьдесят пять или сколько там Джиивон, наверное, тоже пригрозит подать на табачную компанию в суд, потому что надписи на их пачках обещали его убить, а он до сих пор жив, и это абсурд.
Ну или Джинхван подаст - если пассивное курение не убьет его раньше. Или - любовь к людям.
-Помогай котятам, - снова говорит Дживон, открывая новую пачку сигарет и дверь на балкон.
Джинхван улыбается и открывает учебник.
читать дальше
brian eno - by this river .mp3
На открытом балконе ночью совсем холодно, и Джинхван чувствует оголенным бедром холодный металл перегородки, пока Дживон не накидывает ему сзади одеяло на плечи и не укутывает его, потому что и без того оба вечно к вечеру еле держатся на ногах, не хватало и заболеть еще; Джинхван улыбается уголком губ слабо - хорошо, что балкон их комнаты в общаге выходит на безлюдный внутренний двор, и можно побаловать себя ленью одеваться.
У Дживона кончики пальцев как всегда горькие от постоянных сигарет, к которым Джинхван привык уже совсем - а ведь несколько лет назад, едва их поселили вместе, он терпеть не мог сигареты и готов был Дживона за них убить; теперь и жизни без них не мыслит, как и без Дживона - но не курит, а только лишь вдыхает.
Дживон может выкуривать по пачке в день, даже если в университете редкий выходной, и можно поспать - он уже разучился спать, и организм, даже вымотанный совсем, засыпает очень плохо, очень неспокойно и совсем ненадолго; такие выходные Дживон проводит на балконе, курит и пьет кофе, снова курит, курит, курит, а Джинхван сидит у него под боком, завернувшись в плед, и читает какой-нибудь учебник по психиатрии, готовясь к зачету - и будет потом по просьбе ничего не учившего Дживона пересказывать ему параграфы полночи в перерывах между занятиями любовью.
Сейчас Дживон обнимает его сзади горячими руками за пояс, прижимает к себе, заставляя откинуть голову на плечо - и снова закуривает, молча, привычно, так же привычно наблюдает, как Джинхван прикрывает глаза, вдыхая вкусный, терпкий дым, и ресницы отбрасывают на скулы тени из-за света одинокого рыжего фонаря чуть в стороне от их окон. Дживон - прожженный с детства, а Джинхван - его пассивный курильщик; он часто смеется о том, что так и вовсе умрет раньше Дживона, потому что пассивное курение убивает быстрее, а Дживон и вовсе не верит, что оно убивает:
-Воннегута не убило же, - отвечает, пожав плечами. - И я умру от удара головой…
Джинхван думает, что такое отношение мало похоже на врачебный подход - а может, как раз-таки наоборот; сколько он видел врачей, с усмешкой смолящих одну за другой, у которых каждые несколько часов находилась в кармане пустая пачках из-под “пэлмэл” или “голуаза” и которые совсем не отрицали, что курение убивает - и продолжали щелкать зажигалкой, потому что живем-то все равно один раз, правда?
Они - пока еще студенты, ладно, может, уже не совсем, но еще и не врачи; Джинхван с детства мечтает помогать людям, а Дживон продолжает родительское дело, и это две большие разницы, потому что Дживон вряд ли так же любит людей, как Джинхван.
Дживон, наблюдая за операцией на желудок через толстое стекло ординаторской, думает постоянно, что лучше бы пошел на ветеринара - животные умеют быть благодарными куда больше людей; Джинхван держит в руках резиновые перчатки и постоянно так волнуется, переживает, но все это внутри, а на лице спокойствие, и в нужный момент рука никогда не дрогнет, особенно если от этого будет зависеть чья-то жизнь.
Дживон серьезно лучше кошку бездомную прокормит и отнесет в ветеринарку, Дживон лучше почитает что-нибудь из битников, Дживон лучше снова прокурит всю ночь перед зачетом на балконе, а потом придет с красными глазами и скажет, что согласен на тройбан - и пожмет лучше плечами, уже привычно выдержав почти укоризненный джинхвановский взгляд, а потом будет пить из его рук горячий чай и таблетки, потому что спать надо было.
Или учить.
Так проходит немало лет, и пусть их можно пересчитать по пальцам одной руки, это время часто кажется им вечностью; вечностью с толстыми учебниками, похожими на фолианты, вечностью с раствором формалина и запахами клиник, больниц, лекарств, бинтов, резины хирургических перчаток - Дживону кажется, что интернатура это что-то вроде того круга ада, где вмуровали в лед Люцифера за предательство, а Джинхван говорит, что это просто репетиция. Такая вот репетиция с неограниченными рабочими днями (бесплатно), бессонными ночами и отсутствием времени на жизнь и отдых - в таком случае, Дживон готов отказаться от участия в спектакле.
Правда, уже поздно - и они стоят на балконе снова молча, курят оба, только Джинхван пассивно, думают о том, что снова, наверное, не смогут уснуть, даже если измотают друг друга долгими любовными раундами, ради которых сбежали из больницы на несколько часов раньше с риском получить выговор.
Тело ломит от усталости, и Джинхван скользит пальцами по рукам Дживона на своем животе - найти пальцы, сплести, сжать совсем чуть, возвращая себя в реальность; он так не любит это состояние, от которого не спрячешься и не сбежишь к морфею, и только Дживон рядом заставляет его отвлекаться и думать о другом, о чем-нибудь совсем стороннем от боли в мышцах и суставах, от ваты в голове и начинающем болеть горле, о чем-нибудь приятном и хорошем.
О том, в общем, чего нет.
Они снова полночи прокуривают на балконе и еще полночи - в постели, снова не могут уснуть, а завтра так же снова в больницу, и так еще полгода; Джинхван любит людей и хочет помогать им, хочет быть хоть чем-нибудь, наверное, полезным - и только это, а еще Дживон, без которого бы он, наверное, давно опустил руки, заставляет его каждый раз пересиливать себя, каждый раз пить снотворное и ложиться спать, чтобы иметь силы идти дальше.
Они - будущие те, кого не будут благодарить люди, вознося мольбы за спасение господу богу.
Дживон не верит в бога, и Джинхван - тоже; наверное,это всегда немного обидно, когда делаешь что-то для кого-то, а благодарят совсем не тебя, хотя тебе и не нужно ничего.
У господа бога в руках хирургические инструменты и пальцы в крови, но вряд ли люди всегда это понимают (спасибо, боже, не за что, обращайтесь) - и Дживона коробит это. Дживон выкуривает одну пачку за другой и думает, что все равно уйдет в ветеринарную клинику, потому что щенки и котята не будут воздевать лапы к небу.
Правда.
Джинхвану он этого не говорит и не скажет, наверное, да и вообще - это так, мысли; им еще полгода в этой больнице и в этой комнате в общаге с балконом, выходящим на безлюдный двор, где можно обниматься и целоваться, когда вздумается; им еще полгода вместе, потому что никто не знает, как будет дальше - Джинхван, который хочет помогать, и Дживон, который бесцельно бродит по больничным коридорам, а потом притаскивает домой чумазого котенка и строит планы на будущее.
Джинхван улыбается, возясь на кухне, когда видит, что Дживон снова торчит на балконе с сигаретами - и выходит к нему, подышать свежим воздухом и вкусным дымом; они, кажется, на этом балконе провели больше времени, чем во всех других местах - в какие-нибудь свои восемьдесят пять или сколько там Джиивон, наверное, тоже пригрозит подать на табачную компанию в суд, потому что надписи на их пачках обещали его убить, а он до сих пор жив, и это абсурд.
Ну или Джинхван подаст - если пассивное курение не убьет его раньше. Или - любовь к людям.
-Помогай котятам, - снова говорит Дживон, открывая новую пачку сигарет и дверь на балкон.
Джинхван улыбается и открывает учебник.