nah, fuck it
Посоны! Кэп, оказывается, хуево на однострочники стал заточен) Поэтому все это получается очень, очень странно. И атмосферой я что-то не особо попадаю в требуемое. Надеюсь, что все будет о-кай.
Set#1
для дельфиньи колени
Секайлу; «Нельзя было сделать этого раньше?»
read more >>Кай со школьных времен ненавидит геометрию и треугольники — с тех пор, как провалил зачет по теореме Пифагора и получил первый в жизни минус. Кай считает, что после проваленной теоремы Пифагора под откос гипотенузы прямоугольного треугольника пошла вся его жизнь.
Кай ненавидит треугольники. Ненавидит Сехуна и умеет кончиками пальцев раздирать полупрозрачную кожу на ребрах, оставляя выпуклые белые шрамы — годы совершенствования навыка до нужного уровня. Грудь Сехуна — полотно красиво переплетенных, мерцающих в темноте серебристым отблеском шрамов, длинных и тонких, прямых и кругло изогнутых.
Грудь Луханя — только искусное переплетение влажных дорожек от прикосновений кончика языка, картина безумного художника-сюрреалиста, капающего жидким мылом на сухую, жесткую веревку. Кай умеет писать картины на коже и идеально ненавидеть.
Он бьет наотмашь и кричит, что не собирается больше ложиться под обоих — вы можете трахаться сколько угодно много, в каких угодно позах, любое количество раз за ночь, умноженное на два; на скуле Сехуна — длинная кровоточащая царапина от кольца на руке Кая, а Лухань только смотрит слегка насмешливо и пожимает плечами.
И вновь — вновь, снова, как всегда — Лухань на мгновение прикрывает глаза, а Сехун властно обхватывает руками талию Кая, притягивая к себе и выцеживая из трещин на его губах теплую сукровицу.
Вершина равнобедренного треугольника, два угла при основании.
Кай ненавидит Сехуна — ненавидит и лишь с тихим стоном сжимает пальцами его бледные, округлые бедра, подаваясь навстречу ласкам и чувствуя на шее прохладное дыхание Луханя, после которого на коже остаются холодные рубцы от ожогов. Теплая солоноватая сперма на языке и в уголках губ, на внутренней стороне бедер, глубоко в теле, вскипая при каждом неверном движении против часовой стрелки. Кай ненавидит Сехуна за то, что он, проклятая блядь с потрясающе подведенными глазами, осмеливается жить в этом мире. Ненавидит и опускается на колени.
Лухань только смотрит насмешливо и пожимает плечами. Ему все равно.
Кай умеет идеально ненавидеть — замешивая яд для объекта, не оставлять следов на собственных руках; подкладывая бомбу другому, успевать исчезнуть за секунду до взрыва. Система дает сбой всего однажды, и кончики пальцев погружаются в собственную же умело приготовленную серную кислоту.
Кай с силой сжимает сехуновские запястья, впиваясь ногтями в истонченную кожу и пробивая насквозь вены; секунда — и ладони заливает густая, глубокого винного оттенка венозная кровь с туманным сладким ароматом. Сехун не сопротивляется и лишь смеется, рассеянно глядя на рваные царапины нездорово расширенными зрачками; не сопротивляется, когда Кай с отвращением толкает его в грудь, и он налетает спиной на стену, сдирая кожу на лопатках и плечах. Сехун только усмехается издевательски и опускается на пол, запрокидывая голову и с интересом глядя на Кая снизу вверх.
Кай ненавидит эту блядь. Сегодня — неидеально.
Опустившись рядом на одно колено, он мягким движением пропускает сквозь пальцы шелковистые пряди волос Сехуна; резко тянет назад, срывая с губ глухой стон и открывая красивую длинную шею. Фарфоровая кожа плюс почти исчезнувшие следы от прикосновений губ и зубов.
Сехун молчит, и только в уголках глаз — скопившиеся слезы, массы капель которых не хватает, чтобы скатиться вниз по скулам. Пальцами по линии кадыка — красные кровоточащие полосы, и кожа, кажется, сейчас потрескается от оказываемого давления. Кай считает, что это довольно болезненная смерть.
На плечо Кая ложится узкая, удивительно холодная и тяжелая ладонь. Лухань смотрит равнодушно и пусто.
-Уходи, - говорит он спокойно, чуть сжимая пальцы на плече. - Уходи.
Десять, девять, восемь. Четыре, три, два... Кай делает шаг назад, рваным движением плеча скидывая руку Луханя. Губы — в неровную, болезненную полуулыбку.
Кровь из запястий оставляет следы на светлом ковре.
-Почему, - Сехун растрепывает темно-русые волосы на затылке, касаясь шейных позвонков. Хрупко. - Нельзя было сделать этого раньше?
Лухань оборачивается и, помедлив, добавляет во взгляд умело отмеренную долю удивления.
-Мне казалось, что тебе нравится играть с ним.
Сехун поводит острым плечом.
Кай любит. Но те, кто умеет идеально ненавидеть, никогда не признаются в подобных слабостях.
И не возвращаются.
для eddiedelete
Крис/Чунмён; «Позволь мне отвоевать право быть с тобой»
ER, ангст (?)
read more >>Крис сжимает зубы, выдает привычную саркастическую улыбку и, развернувшись, уходит, ни разу не оглянувшись назад. Да и зачем оглядываться, когда точно знаешь, что тебя там ждет? Чунмён где-то позади заразительно смеется. Шорох одежды, как всегда.
Крис решительно не понимает, когда этот посредственный — ну, конечно, только на первый взгляд — студент успел стать центром всея курса, когда мягкая улыбка сменилась жестко-обжигающей и когда, в конце концов, он разучился делать то, что умеет и без того один на сотню.
Когда Чунмён разучился прощать?
Снисходительный кивок в ответ на приветствие, равнодушное пожатие острыми плечами, когда рядом не остается места; места за студенческими столами в столовой, конечно, не так-то уж и много в принципе, но Чунмён вполне удовлетворен коленями Сехуна и руками, бережно обхватывающими его талию. Крис сдержанно кивает и уходит за столы спортивной команды факультета. Сехун сцепляет пальцы в замок и кладет подбородок на плечо Чунмёна, молчаливо успокаивая.
Вежливо и холодно извиняющийся взгляд, когда за партой в аудитории вместо двух человек оказывается почему-то трое: без умолку болтающий Лухань по одну сторону от Чунмёна и излучающий волны пафоса Кай — по другую. Чунмён не делает попыток освободиться и только тепло — совсем как прежде, но уже не Крису — улыбается, слушая тихий шепот Кая на ухо, обжигающий бледную кожу. Единственное свободное место — за последней партой, слишком далеко, и Крис вновь уходит, не замечая, как Лухань настороженно смотрит ему вслед и ободряюще сжимает пальцы Чунмёна под столом.
Старательное игнорирование, когда единственная встреча наедине в самом пустующем коридоре университета прерывается диким воплями Чханёля, сгребающего Чунмёна в охапку и с улюлюканьем утаскивающего его в аудиторию - «посмотри, чувак, мы поймали богомола! Как не любишь насекомых? Щас полюбишь!»
Крис с силой проводит ладонью по лицу, будто снимая налипшую паутину, и облизывает пересохшие губы, когда Пэкхён, чуть остановившийся после ухода Чханёля, смотрит на него, Криса, с некоторой долей сочувствия и еле заметно качает головой.
Горькая улыбка при взгляде с баскетбольной площадки на смотровые места: Чунмёна обнимают с двух сторон Сехун и Лухань, пока Чханёль с заднего ряда пытается заплести ему косички и сбрызнуть лаком, который услужливо встряхивает Пэкхён, а Кай смотрит на них, как на дебилов, и нагло укладывает подбородок на чунмёновское плечо. Да, ему, Крису, там места явно нет.
Ни на смотровых местах в баскетбольном матче, ни за столом в студенческой забегаловке, ни за партами в аудиториях, ни в пустующих коридорах. Ни вообще в жизни Чунмёна.
Кай смотрит на Криса с явной неприязнью, касаясь щекой скулы Чунмёна, а тот лишь неуверенно, робко улыбается, когда крисовская команда выигрывает, и тут же прячет улыбку.
Когда ты разучился прощать?
А Крис эгоистично считает, что он один имеет право быть рядом — и никаких сехунолуханекаечханёлепэкхёнов, богомолов, равнодушных движений плечами и псевдопустых коридоров.
«Есть права, которые нужно отвоевывать», - говорит Крису во сне его ангел-хранитель, отчего-то бескрылый, одетый в лыжную шапочку, потягивающий изотонированный напиток и ужасно похожий на Луханя.
«Есть, сэр», - отдает честь Крис и скатывается куда-то вниз по разветвленной горке в аква-парке, где на выходе оказывается почему-то пятилетним ребенком в самом мелком бассейне для младенцев...
Открывает глаза. Пустой коридор, богомолы посдыхали от распыленного циклозарина, в пальцах — запястье Чунмёна. Взгляд у него настороженный, почти испуганный — никакой спеси, холода, иронии и прочих постоянно липнущих друзей. Защищающих?
Ангел-хранитель, блядь, думает Крис, закрывая на мгновение глаза.
-Право, - говорит он на выдохе, собравшись с мыслями. - Позволь. Я отвоюю...
Крис слабо понимает, что он вообще несет — он по-прежнему там, в самом мелком бассейне аква-парка, и почему-то безумно хочется уйти с головой под воду. А потом написать статью по борьбе с детским суицидом. Чунмён смотрит с дикой, просто разрывающей тоской — и молчит.
Сознание само воссоздает разрушенную фразу.
Крис дергает Чунмёна на себя, встречая слишком слабое сопротивление, чтобы обращать на него внимание — прижимает к груди, гладит мягкие прямые волосы, узкую спину, выступающие лопатки и позвонки. Вдыхает до одури знакомый, свежий запах — уровень воды постепенно уменьшается, а паспортный возраст становится примерно равен реальному. Чунмён стискивает зубы — гордость и тоска смешиваются в нереальных пропорциях.
-Попробуй.
-Пшел вон, - шипит Лухань, отлавливая Чханёля за шкирку и твердой рукой выставляя на лестничную площадку, подкрепив посыл удачным пинком под коленку. В руках у Чханёля — зеленый богомол.
Лухань мечтает о циклозарине и молит Небеса о новом подопечном — а потом оглядывается, проверяя, не потемнело ли перо.
для Evil.Min
Крис/Кай; «Если ты не прекратишь прижиматься ко мне, ничем хорошим это не закончится!»
псевдоюмор
read more >>Крис страдает и мучается, мучается и страдает — делать сучью морду становится в разы тяжелее, костяшки пальцев отчаянно чешутся, напоминая о неплохом владении ударом справа, а все прочие желания при равных условиях затмеваются единственным — отловить одну малолетнюю сволочь и открутить ей уши, аккуратно поменяв затем местами.
А Кай как будто ничего и не замечает, ненавязчиво укладывая то руки на его талию, то повисая на шее, то соприкасаясь сбоку бедром. Самое хреновое — когда сзади, и Крис ловит себя на мысли, что ужасно хочется ткнуть его палочкой от флажка. В глаз.
Просто в глаз.
Криса просят сказать что-то по-английски, и он заливается соловьем, надеясь, что оглушающий ор в микрофон отгонит Кая подальше; старательно басит, шипит и фыркает, показывая, что знает не только фразу «эйо вассап», но Каю, кажется, по тангенсу все эти ухищрения, и только Сухо рядом улыбается и машет, машет и улыбается, как проклятый пингвин, и делает вид, что все понимает.
Улыбаемся, блядь, и машем. Крис незаметно въезжает локтем в ребра танцора; тот охает и выдает тихое матерное слово, но профессионализм не позволяет ему отскочить на пару метров от китайского лидера и метнуть в него флажком в стиле куная. Сехун неподалеку кидает на них коронный взгляд исподлобья, но отворачивается раньше, чем Крис успевает подать ему сигнал SOS и пообещать коробку леденцов в случае спасения.
Поблизости нет ни души, за которую можно было бы спрятаться — то есть, которую Кай достаточно боится, чтобы не лезть со своим тризлоебучим скиншиппингом. Крис пробует шагнуть за Чунмёна, но тот только вежливо улыбается и делает шаг в сторону со словами, мол, тебя же со сцены не будет видно; Крис скрипит зубами и еле сдерживается, чтобы не ответить, де, что за тобой даже Кельвин Кляйн со своим ростом в метр двадцать не спрячется.
Кай нахально обнимает Криса за талию — и все равно, что с другой стороны там ещё Лухань с Сехуном; китайца нехило кривит и вмораживает в броню апатии, прерываемую разве что редким совсем уж взбешенным рыком.
Крис ненавидит, когда его лапают.
Кая удается отловить лишь около гримерки — маленькая сволочь удивительно быстро бегает. Крис терпеливо дышит, пытаясь познать дзэн, и сильнее сжимает пальцы на загривке сценического пиджака. Кай пару раз моргает и расплывается в наглой улыбке.
-Если ты, - Крис буквально шипит и истекает ядом. - Не прекратишь прижиматься ко мне, клянусь, ничем хорошим конкретно для тебя это не кончится!
Танцор только наивно — да конечно, наивно! - хлопает глазами и старательно делает вид, что не замечаяет явных намеков насильственного характера.
-А то что? - вкрадчиво интересуется он и тут же, поняв, что промахнулся, меняет тон на тонко-испуганный. - И ч-что же б-будет?..
Крис отпускает многострадальный пиджак и, мысленно улыбнувшись своей личной стерве, живущей в подсознании, обхватывает Кая за талию, притягивая к себе и склоняясь к его уху. Тот замирает и не сдерживает победной улыбке, явно ожидая, что сейчас, именно сейчас осуществится один из самых банальнейших и заезженных фанфикшен-сценариев.
А Крис только склоняется и с силой кусает Кая за ухо.
Танцор верещит и вырывается, держась за стремительно краснеющую мочку; смотрит на Криса ошалелым, полным искренней боли и обиды взглядом.
Китаец самодовольно складывает руки на груди и меланхолично улыбается корабликам мыслей, пока Кай носится по гримерным с воплями о том, что эй, экзо-м, у вас лидер просто ебнутый на голову.
На голову.
Set#1
для дельфиньи колени
Секайлу; «Нельзя было сделать этого раньше?»
read more >>Кай со школьных времен ненавидит геометрию и треугольники — с тех пор, как провалил зачет по теореме Пифагора и получил первый в жизни минус. Кай считает, что после проваленной теоремы Пифагора под откос гипотенузы прямоугольного треугольника пошла вся его жизнь.
Кай ненавидит треугольники. Ненавидит Сехуна и умеет кончиками пальцев раздирать полупрозрачную кожу на ребрах, оставляя выпуклые белые шрамы — годы совершенствования навыка до нужного уровня. Грудь Сехуна — полотно красиво переплетенных, мерцающих в темноте серебристым отблеском шрамов, длинных и тонких, прямых и кругло изогнутых.
Грудь Луханя — только искусное переплетение влажных дорожек от прикосновений кончика языка, картина безумного художника-сюрреалиста, капающего жидким мылом на сухую, жесткую веревку. Кай умеет писать картины на коже и идеально ненавидеть.
Он бьет наотмашь и кричит, что не собирается больше ложиться под обоих — вы можете трахаться сколько угодно много, в каких угодно позах, любое количество раз за ночь, умноженное на два; на скуле Сехуна — длинная кровоточащая царапина от кольца на руке Кая, а Лухань только смотрит слегка насмешливо и пожимает плечами.
И вновь — вновь, снова, как всегда — Лухань на мгновение прикрывает глаза, а Сехун властно обхватывает руками талию Кая, притягивая к себе и выцеживая из трещин на его губах теплую сукровицу.
Вершина равнобедренного треугольника, два угла при основании.
Кай ненавидит Сехуна — ненавидит и лишь с тихим стоном сжимает пальцами его бледные, округлые бедра, подаваясь навстречу ласкам и чувствуя на шее прохладное дыхание Луханя, после которого на коже остаются холодные рубцы от ожогов. Теплая солоноватая сперма на языке и в уголках губ, на внутренней стороне бедер, глубоко в теле, вскипая при каждом неверном движении против часовой стрелки. Кай ненавидит Сехуна за то, что он, проклятая блядь с потрясающе подведенными глазами, осмеливается жить в этом мире. Ненавидит и опускается на колени.
Лухань только смотрит насмешливо и пожимает плечами. Ему все равно.
Кай умеет идеально ненавидеть — замешивая яд для объекта, не оставлять следов на собственных руках; подкладывая бомбу другому, успевать исчезнуть за секунду до взрыва. Система дает сбой всего однажды, и кончики пальцев погружаются в собственную же умело приготовленную серную кислоту.
Кай с силой сжимает сехуновские запястья, впиваясь ногтями в истонченную кожу и пробивая насквозь вены; секунда — и ладони заливает густая, глубокого винного оттенка венозная кровь с туманным сладким ароматом. Сехун не сопротивляется и лишь смеется, рассеянно глядя на рваные царапины нездорово расширенными зрачками; не сопротивляется, когда Кай с отвращением толкает его в грудь, и он налетает спиной на стену, сдирая кожу на лопатках и плечах. Сехун только усмехается издевательски и опускается на пол, запрокидывая голову и с интересом глядя на Кая снизу вверх.
Кай ненавидит эту блядь. Сегодня — неидеально.
Опустившись рядом на одно колено, он мягким движением пропускает сквозь пальцы шелковистые пряди волос Сехуна; резко тянет назад, срывая с губ глухой стон и открывая красивую длинную шею. Фарфоровая кожа плюс почти исчезнувшие следы от прикосновений губ и зубов.
Сехун молчит, и только в уголках глаз — скопившиеся слезы, массы капель которых не хватает, чтобы скатиться вниз по скулам. Пальцами по линии кадыка — красные кровоточащие полосы, и кожа, кажется, сейчас потрескается от оказываемого давления. Кай считает, что это довольно болезненная смерть.
На плечо Кая ложится узкая, удивительно холодная и тяжелая ладонь. Лухань смотрит равнодушно и пусто.
-Уходи, - говорит он спокойно, чуть сжимая пальцы на плече. - Уходи.
Десять, девять, восемь. Четыре, три, два... Кай делает шаг назад, рваным движением плеча скидывая руку Луханя. Губы — в неровную, болезненную полуулыбку.
Кровь из запястий оставляет следы на светлом ковре.
-Почему, - Сехун растрепывает темно-русые волосы на затылке, касаясь шейных позвонков. Хрупко. - Нельзя было сделать этого раньше?
Лухань оборачивается и, помедлив, добавляет во взгляд умело отмеренную долю удивления.
-Мне казалось, что тебе нравится играть с ним.
Сехун поводит острым плечом.
Кай любит. Но те, кто умеет идеально ненавидеть, никогда не признаются в подобных слабостях.
И не возвращаются.
для eddiedelete
Крис/Чунмён; «Позволь мне отвоевать право быть с тобой»
ER, ангст (?)
read more >>Крис сжимает зубы, выдает привычную саркастическую улыбку и, развернувшись, уходит, ни разу не оглянувшись назад. Да и зачем оглядываться, когда точно знаешь, что тебя там ждет? Чунмён где-то позади заразительно смеется. Шорох одежды, как всегда.
Крис решительно не понимает, когда этот посредственный — ну, конечно, только на первый взгляд — студент успел стать центром всея курса, когда мягкая улыбка сменилась жестко-обжигающей и когда, в конце концов, он разучился делать то, что умеет и без того один на сотню.
Когда Чунмён разучился прощать?
Снисходительный кивок в ответ на приветствие, равнодушное пожатие острыми плечами, когда рядом не остается места; места за студенческими столами в столовой, конечно, не так-то уж и много в принципе, но Чунмён вполне удовлетворен коленями Сехуна и руками, бережно обхватывающими его талию. Крис сдержанно кивает и уходит за столы спортивной команды факультета. Сехун сцепляет пальцы в замок и кладет подбородок на плечо Чунмёна, молчаливо успокаивая.
Вежливо и холодно извиняющийся взгляд, когда за партой в аудитории вместо двух человек оказывается почему-то трое: без умолку болтающий Лухань по одну сторону от Чунмёна и излучающий волны пафоса Кай — по другую. Чунмён не делает попыток освободиться и только тепло — совсем как прежде, но уже не Крису — улыбается, слушая тихий шепот Кая на ухо, обжигающий бледную кожу. Единственное свободное место — за последней партой, слишком далеко, и Крис вновь уходит, не замечая, как Лухань настороженно смотрит ему вслед и ободряюще сжимает пальцы Чунмёна под столом.
Старательное игнорирование, когда единственная встреча наедине в самом пустующем коридоре университета прерывается диким воплями Чханёля, сгребающего Чунмёна в охапку и с улюлюканьем утаскивающего его в аудиторию - «посмотри, чувак, мы поймали богомола! Как не любишь насекомых? Щас полюбишь!»
Крис с силой проводит ладонью по лицу, будто снимая налипшую паутину, и облизывает пересохшие губы, когда Пэкхён, чуть остановившийся после ухода Чханёля, смотрит на него, Криса, с некоторой долей сочувствия и еле заметно качает головой.
Горькая улыбка при взгляде с баскетбольной площадки на смотровые места: Чунмёна обнимают с двух сторон Сехун и Лухань, пока Чханёль с заднего ряда пытается заплести ему косички и сбрызнуть лаком, который услужливо встряхивает Пэкхён, а Кай смотрит на них, как на дебилов, и нагло укладывает подбородок на чунмёновское плечо. Да, ему, Крису, там места явно нет.
Ни на смотровых местах в баскетбольном матче, ни за столом в студенческой забегаловке, ни за партами в аудиториях, ни в пустующих коридорах. Ни вообще в жизни Чунмёна.
Кай смотрит на Криса с явной неприязнью, касаясь щекой скулы Чунмёна, а тот лишь неуверенно, робко улыбается, когда крисовская команда выигрывает, и тут же прячет улыбку.
Когда ты разучился прощать?
А Крис эгоистично считает, что он один имеет право быть рядом — и никаких сехунолуханекаечханёлепэкхёнов, богомолов, равнодушных движений плечами и псевдопустых коридоров.
«Есть права, которые нужно отвоевывать», - говорит Крису во сне его ангел-хранитель, отчего-то бескрылый, одетый в лыжную шапочку, потягивающий изотонированный напиток и ужасно похожий на Луханя.
«Есть, сэр», - отдает честь Крис и скатывается куда-то вниз по разветвленной горке в аква-парке, где на выходе оказывается почему-то пятилетним ребенком в самом мелком бассейне для младенцев...
Открывает глаза. Пустой коридор, богомолы посдыхали от распыленного циклозарина, в пальцах — запястье Чунмёна. Взгляд у него настороженный, почти испуганный — никакой спеси, холода, иронии и прочих постоянно липнущих друзей. Защищающих?
Ангел-хранитель, блядь, думает Крис, закрывая на мгновение глаза.
-Право, - говорит он на выдохе, собравшись с мыслями. - Позволь. Я отвоюю...
Крис слабо понимает, что он вообще несет — он по-прежнему там, в самом мелком бассейне аква-парка, и почему-то безумно хочется уйти с головой под воду. А потом написать статью по борьбе с детским суицидом. Чунмён смотрит с дикой, просто разрывающей тоской — и молчит.
Сознание само воссоздает разрушенную фразу.
Крис дергает Чунмёна на себя, встречая слишком слабое сопротивление, чтобы обращать на него внимание — прижимает к груди, гладит мягкие прямые волосы, узкую спину, выступающие лопатки и позвонки. Вдыхает до одури знакомый, свежий запах — уровень воды постепенно уменьшается, а паспортный возраст становится примерно равен реальному. Чунмён стискивает зубы — гордость и тоска смешиваются в нереальных пропорциях.
-Попробуй.
-Пшел вон, - шипит Лухань, отлавливая Чханёля за шкирку и твердой рукой выставляя на лестничную площадку, подкрепив посыл удачным пинком под коленку. В руках у Чханёля — зеленый богомол.
Лухань мечтает о циклозарине и молит Небеса о новом подопечном — а потом оглядывается, проверяя, не потемнело ли перо.
для Evil.Min
Крис/Кай; «Если ты не прекратишь прижиматься ко мне, ничем хорошим это не закончится!»
псевдоюмор
read more >>Крис страдает и мучается, мучается и страдает — делать сучью морду становится в разы тяжелее, костяшки пальцев отчаянно чешутся, напоминая о неплохом владении ударом справа, а все прочие желания при равных условиях затмеваются единственным — отловить одну малолетнюю сволочь и открутить ей уши, аккуратно поменяв затем местами.
А Кай как будто ничего и не замечает, ненавязчиво укладывая то руки на его талию, то повисая на шее, то соприкасаясь сбоку бедром. Самое хреновое — когда сзади, и Крис ловит себя на мысли, что ужасно хочется ткнуть его палочкой от флажка. В глаз.
Просто в глаз.
Криса просят сказать что-то по-английски, и он заливается соловьем, надеясь, что оглушающий ор в микрофон отгонит Кая подальше; старательно басит, шипит и фыркает, показывая, что знает не только фразу «эйо вассап», но Каю, кажется, по тангенсу все эти ухищрения, и только Сухо рядом улыбается и машет, машет и улыбается, как проклятый пингвин, и делает вид, что все понимает.
Улыбаемся, блядь, и машем. Крис незаметно въезжает локтем в ребра танцора; тот охает и выдает тихое матерное слово, но профессионализм не позволяет ему отскочить на пару метров от китайского лидера и метнуть в него флажком в стиле куная. Сехун неподалеку кидает на них коронный взгляд исподлобья, но отворачивается раньше, чем Крис успевает подать ему сигнал SOS и пообещать коробку леденцов в случае спасения.
Поблизости нет ни души, за которую можно было бы спрятаться — то есть, которую Кай достаточно боится, чтобы не лезть со своим тризлоебучим скиншиппингом. Крис пробует шагнуть за Чунмёна, но тот только вежливо улыбается и делает шаг в сторону со словами, мол, тебя же со сцены не будет видно; Крис скрипит зубами и еле сдерживается, чтобы не ответить, де, что за тобой даже Кельвин Кляйн со своим ростом в метр двадцать не спрячется.
Кай нахально обнимает Криса за талию — и все равно, что с другой стороны там ещё Лухань с Сехуном; китайца нехило кривит и вмораживает в броню апатии, прерываемую разве что редким совсем уж взбешенным рыком.
Крис ненавидит, когда его лапают.
Кая удается отловить лишь около гримерки — маленькая сволочь удивительно быстро бегает. Крис терпеливо дышит, пытаясь познать дзэн, и сильнее сжимает пальцы на загривке сценического пиджака. Кай пару раз моргает и расплывается в наглой улыбке.
-Если ты, - Крис буквально шипит и истекает ядом. - Не прекратишь прижиматься ко мне, клянусь, ничем хорошим конкретно для тебя это не кончится!
Танцор только наивно — да конечно, наивно! - хлопает глазами и старательно делает вид, что не замечаяет явных намеков насильственного характера.
-А то что? - вкрадчиво интересуется он и тут же, поняв, что промахнулся, меняет тон на тонко-испуганный. - И ч-что же б-будет?..
Крис отпускает многострадальный пиджак и, мысленно улыбнувшись своей личной стерве, живущей в подсознании, обхватывает Кая за талию, притягивая к себе и склоняясь к его уху. Тот замирает и не сдерживает победной улыбке, явно ожидая, что сейчас, именно сейчас осуществится один из самых банальнейших и заезженных фанфикшен-сценариев.
А Крис только склоняется и с силой кусает Кая за ухо.
Танцор верещит и вырывается, держась за стремительно краснеющую мочку; смотрит на Криса ошалелым, полным искренней боли и обиды взглядом.
Китаец самодовольно складывает руки на груди и меланхолично улыбается корабликам мыслей, пока Кай носится по гримерным с воплями о том, что эй, экзо-м, у вас лидер просто ебнутый на голову.
На голову.
@темы: кто-то что-то сказал?, Сухо, ЕХО просто што.
-
-
06.09.2012 в 17:09-
-
06.09.2012 в 17:16кидать заяву, еси че, сюда или я до поста еще не добрался?
-
-
06.09.2012 в 17:21-
-
06.09.2012 в 17:39-
-
07.09.2012 в 13:11ты же смотрел см оркестру? при все при том, кроме Кая и (кто там еще был?) третьим (считай _отдельным_ номером) Тао был.
хотя, это унылый аргумент, неунылый - он прекрасен вне всего, вот. )))))
-
-
07.09.2012 в 14:50пока, во всяком случае
или.. теперь.
-
-
07.09.2012 в 15:16расскажешь?