nah, fuck it
Название: What's your E(xistence)?
Фэндом: B.A.P
Персонажи: Все ребята, Ёнгук/Ёнджэ, впоследствие другие пейринги
Рейтинг: пока что PG-13 за мат, R возможно
Жанр: Повседневность, ангст, разножанр
Тип: AU, сильно AU
Статус: в процессе, планируется миди
1.1. What's your B(eginning)?
1.2. What's your A(im)?
1.3. What's your P(assion)?
_________________________________________________________________________
Вроде как с прошедшим днем Святого Валентина, чуваки ) хотя на подарок не тянет
2.1. I remember
Сонг-ключ к главе
Несколько недель назад
Тэхёну не нравится звучание фортепиано на записи — он, конечно, предпочел бы, чтобы кто-нибудь сыграл им вживую. Плюс к зрелищности и к качеству выступления, да только никто из них на клавишных не играет, разве что Химчхан изредка любит пообниматься с гитарой, но на выступлениях, как правило, отказывается.
Де, я вам что, лошадь ломовая? Ёнгук молчит.
Помещение полутемное, насквозь дымное и прокуренное, как всегда в последние дни; петь очень тяжело и неудобно, и Тэхён недоумевает, как Гук умудряется не обращать на это внимания, размеренно читая свои партии. На припевах голос Тэхёна срывается несколько раз, хрипит и отказывается петь дальше — Ёнгук кидает на него раздраженный взгляд, не понимая толком, в чем дело. Приходится надрываться и давить из себя силой — Тэхёну в последние дни это, опять же, стало довольно привычной вещью.
Он еле вытягивает соло, судорожно вдыхая прокуренный воздух, и мечтает только о последних словах этой песни — тогда можно будет с чистой совестью послать всех к чертям и уйти, запив этот ужас чем-нибудь кристально-холодным. Ёнгук зол, но последний припев у Тэхёна получается спеть чисто.
-I remember...
-Yes, I remember.
Не очень качественная запись с игрой на фортепиано заканчивается, и Тэхён разворачивается, сбегая по ступенькам вниз за кулисы; апплодисментов, конечно, как обычно нет. Ёнгук заходит в небольшую закулисную комнатку, вежливо отведенную им в качестве «гримерной», немного позже — сразу же валится на небольшой продавленный диван, чуть ли не подминая под себя свернувшегося калачиком Зело. Он свое на это выступление отчитал — финал был за Ёнгуком и Тэхёном.
-Осторожнее, блин, - в полусне бормочет Зело, а Ёнгук накидывает ему капюшон на колову, мол, досыпай, пока не уходим. Наблюдает за Тэхёном, молча роющимся в вещах в поисках бутылки воды.
-Детка молодец, детка хорошо последний припев спел, - в голосе Ёнгука сложно уловить издевку, но Тэхён может похвастаться музыкальным слухом, способным словить не только эту подтекстовую интонацию. Смотрит Тэхён ну очень зло.
-Иди нахуй, раздражаешь, - хрипло бросает он, выпив полбутылки газированной. Заходится в сухом сильном кашле, согнувшись едва ли не пополам.
-Что, блядь, за нежности? - спокойно интересуется Ёнгук, никак не реагируя на посыл. - Ты сорвался три с половиной раза и залажал соло. Сдуваешься?
Гук достает пачку сигарет и чиркает зажигалкой — Тэхён адски кривится и от одного вида взвивающегося дыма снова кашляет, думая, что неплохо бы прикупить себе маску. Кожаную такую, капитальную. На садо-мазо, конечно, будет смахивать, но Тэхён и не особо против таких аксессуаров.
-Либо выйди, либо убери эту херню, - давит Тэхён. На глаза даже слезы наворачиваются от сухого кашля. - На меня-то тебе все равно, ладно, но о Зело подумай. Раз сам такой дохуя привыкший.
Ёнгук морщится и тушит сигарету прямо об обивку дивана — поднимается отвратительный запах паленой искусственной шерсти. Тэхён делает ещё пару глотков воды и опускается на единственный свободный стул, уперевшись локтями в колени и опустив вниз голову. Становится полегче.
-Раздражаешь, - повторяет он отчетливо после минутного молчания. - Я не могу выступать в этих загаженных куревом помойках, по которым ты горазд нас таскать.
-Бабло не нужно — вали на три веселых, я держу, что ли? - Ёнгук реагирует на такие выпады всегда спокойно, и рычаг использует верный в качестве аргумента. Тэхён невесело усмехается — кому оно не нужно?
-Мы выступали в местах явно поприличнее, когда заказами занимался Химчхан, - как бы между прочим замечает Тэ, зорко следя за реакцией Ёнгука, которая не заставляет себя долго ждать: Гука передергивает. - Там, где хотя бы перед вокальными выступлениями закон запрещает курить. Ты заебал своими заказами в этих мусорках.
Ёнгук предпочитает вообще игнорировать любое упоминание о Химчхане — ровно с тех пор, как Гук в очередной раз психанул из-за гиенства того, заявив, что и сам вполне в состоянии заниматься внешними делами их дуэта и сессионных одногруппников. Впрочем, и занимается — стабильно вызывает только Тэхёна, потому что почти в каждой песне есть вокальная часть, и изредка Чонопа, когда требуется визуализация в виде танцев. Чхана упорно игнорирует, а тому вообще, кажется, по барабану.
-Ну так и вали к своему Химчхану, - Ёнгук снова делает попытку закурить, но вспоминает про спящего Чунхона и успокаивается. - Я не понимаю, тебе чего вообще не нравится? Спел, получил навар и свободен. По-моему, очень удобно. И всем хорошо.
Тэхён фейспалмит, недоумевая, как можно не понимать простых вещей — как то, что «пассивное курение», в подобных барах перманентное, способно на раз-два нарушить функционирование голосовых связок.
Тэхёну, впрочем, все время до этого было откровенно наплевать, в каких местах проходят выступления; кантачить начало с момента, когда на одном из соло голос впервые сорвался, и допевал Тэхён трек полуосипшим голосом, которые не восстанавливался дня два.
Теперь кантачит постоянно.
-Всегда предполагал, что ты дебил, - тихо говорит Тэхён, понимая, что за грань, в принципе, и так уже зашел — терять нечего. - Если есть возможность на нормальные условия... Но ты же у нас гордый, кто спорит.
Тэхён молчит некоторое время.
-Да ладно, реально — я не говорю уже о себе. Но я не думаю, что Чунхон скажет тебе «спасибо» в тот один прекрасный день, когда начнет терять голос, - Тэхён кивает на морщащегося во сне Зело, который мерзнет как всегда, пытаясь согреться около Ёнгука. Гук, не двигаясь, молча смотрит в стену напротив, где должно было быть окно — правда, теперь замурованное. Поверх красного кирпича так никто и не удосужился приклеить кусок обоев. Тэ пожимает плечами.
На улицу Тэхён буквально выбегает, глубоко вдыхая вечерний воздух и пропуская его сквозь себя, словно через фильтр. Кашель и противное зудящее чувство в горле проходят, но голос все равно слегка сипит, даже если не надрываться. Шагая по улице в направлении находящегося недалеко общежития его университета, Тэхён думает, что ещё минимум неделю он будет игнорировать все выступления. На семь дней заработанных денег должно хватить.
У Тэхёна, по сути, в жизни не так-то уж много вещей, которые он действительно ценит, но голос — это немного другая история невеселой сказки. Он нервно облизывает сухие губы, чувствуя вновь догоняющее чувство зуда в горле.
В общежитие возвращается далеко за полночь, ещё долго нарезая круги по ночному району.
-Просыпайся, Чунхон, - Ёнгук устало трет глаза и встряхивает головой. - Пойдем отсюда.
-Но, хён, ещё же...
-Пойдем.
***
Снится какой-то неведомый бред, впрочем, довольно приятный — зеленые полянки, божьи коровки, бабочки и птеродактили, парящие в утренней дымке. Чоноп зарывается головой под подушку, ощущая сквозь сон неявное чувство беспокойства, что вот-вот его единственная за неделю попытка выспаться сведется к нулю.
Телефон с тяжелым альтернативным треком на звонке умеет будить на раз-два — Мун подпрыгивает на кровати едва ли не до потолка, и, матерясь, хватает мобильный, так и норовящий выскочить из рук.
-Угадай, какая скотина дрыхнет в чертовых два часа дня?! - доносится из трубки бодрый ор, возвещающий, что Химчхану вообще все равно, сколько пить накануне и по барабану, что думает о нем социум.
-Какая такая скотина? - сходу не въезжает в тему Мун, только-только продрав глаза. Слышит в ответ довольный громкий смех и понимает, что в чем-то явно промахнулся. Если Ким Химчхан смеется — значит, кто-то проебался.
-Вот и я думаю, какая такая скотина, - серьезно отвечает Чхан и с секунду молчит. - Ладно, вообще не время для шуток. Пока не время. Мозг врубил?
-Врубил.
Чоноп сползает с кровати прямо на пол и перекатывается по нему к креслу, где кучей свалена вчерашняя одежда. Скептически осматривает помятые вещи и приходит к выводу, что похода к шкафу сегодня избежать точно не удастся, а там черт ногу сломит. Если учесть, что брать в руки утюг тоже не особо желается.
-Тогда вот что, детка Мун, - кряхтит в трубке Химчхан, судя по звукам пытающийся куда-нибудь пристроиться в удобной позе. - Тэхён на связь не выходил?
Чоноп молча мотает головой, как-то забывая, что подобный способ ответа неприемлем в телефонном разговоре. Тут же дублирует свое «нет» вербально, слыша в ответ недовольный хруст какой-то дрянью типа чипсов или хлопьев, в которых Химчхан души не чает. А он, Мун Джоноп, всеми фибрами души за здоровое питание.
-Вообще прекрасно, - резюмирует Химчхан, начиная в отчаянно быстром темпе стучать пальцами по клавиатуре. - Послезавтра первое выступление, плей-лист заказан шикарный, там треть поет наш малыш. Лично я не знаю, куда тыкаться. У тебя хоть никаких проблем нет?
Чоноп снова отрицательно лишь мотает головой, только потом додумываясь сказать вслух, что, де, нет.
-Задрали вы меня своими вечными проблемами, - не обращая внимания на ответ Муна, вещает Химчхан. - У одного кости перебиты, второй засел в засаду, третий не любит чипсы, четвертый вообще просто законченный гад...
Химчхан замолкает и шуршит пакетиком с орешками, недовольно фыркая в трубку. Мун спокойно молчит и выслушивает все, уныло рассматривая содержимое полок с одеждой и думая, что совершенно не хочется в этом во всем рыться. Он привык к подобным разговорам с Химчханом — тому, в принципе, и ответы собеседника не требуются, он прекрасно делает все сам.
-Тебе Ёнгук тексты партий Зело-то передал? - внезапно начинает говорить по делу Чхан, а Мун замирает с джинсами в руке посреди комнаты.
-Вообще-то нет, - медленно отвечает он, задней мыслью с ужасом осознавая, что выступление послезавтра, а выучить партии Чунхона...
На это может понадобиться минимум неделя с нормальными темпами. Или одна ночь напролет, не отрываясь от печатного текста и не смыкая глаз даже на миллиардную долю секунды.
-Охренеть, - Химчхан радостно гиенит, предвкушая, насколько несладко будет Муну в ближайший денек и насколько нехилым будет процент его ненависти по отношению к Ёнгуку. - Ну вы вообще пацанчики, снимаю перед вами шляпу. Чего молчишь, товарищ дорогой? Одевайся, звони ему и дуй на встречу, размолчался он тут, видите ли!
Чоноп молча натягивает джинсы и шарится по шкафу в поисках футболки, которую желательно не надо бы гладить — наконец находит и умудряется влезть в неё, даже не отняв мобильный от уха.
-Хён не звонил уже дня три, - говорит он, прикидывая, удастся ли сбежать от надзора тети без проблем, или она уже проснулась. Впрочем, если посмотреть на время — явно проснулась, но есть вариант, что её не окажется дома.
-Сколько-сколько? - рассеянно переспрашивает Химчхан. - Значит, тебе тоже? Я думал, он меня одного опять динамит, с него станется. Опять автодозвон, как же вы уже надоели, ребят...
На линии слышно, как Химчхан щелкает по клавишам второго мобильного.
-Короче, у меня где-то были на жестком диске ёнгуковские тексты песен с отметками, где чья партия. Распечатать несложно, но тогда ты подъезжаешь ко мне в Содэмунгу, окей?
Чоноп усмехается неслышно — и это тот человек, что очень любит называть окружающих ленивыми задницами и пытаться им всячески этот факт доказать.
-Договорились, приеду, - Мун выходит из своей комнаты в коридор и прислушивается к звукам — кажется, дома и вправду никого уже нет. Проблемой меньше — не надо никому ничего объяснять. - Ко скольки?
-Как приедешь, так и приедешь, у меня вообще выходной, - лениво тянет Химчхан, фоном включая какую-то музыку. - Только не забудь купить орешки, детка Мун.
-Яблоки?! Нет, не так — яблоки, блядь?! Ты, Мун, издеваешься, что ли?
Чонопу кажется, что его сейчас выпнут с порога ещё прежде, чем отдадут обещанные распечатки, и он поспешно ставит ногу между косяком и створкой двери, а то вид у Химчхана уж больно оскорбленный и мстительный. Мун невозмутим, как тридцать три мумии фараонов, и только протягивает руку за листами.
Химчхан дуется.
-Попросил же как человека. Нет! Надо было подгадить! Ай-яй-яй, детка Мун, вот уж от кого не ожидал, - Чхан для проформы ещё выписывает люлей, но в квартиру Чонопа все-таки пускает, строго велев не топать «своими грязными лапами» и вообще желательно не дышать «в мою кристально чистую атмосферу».
Дома у Химчхана действительно все аккуратно и в порядке — Мун, впрочем, за пару лет уже устал удивляться всему, что связано с этим человеком, по природе своей непредсказуемым. Послушно разувается на пороге и проходит в гостиную, где Химчхан уже бегает из угла в угол, убирая с глаз вещи, которые, как он справедливо считает, мелким видеть ещё рано. Чоноп краем глаза замечает какое-то забытое явно женское белье, косметику и упаковки с презервативами — невольно ржет в кулак, а Химчхан, проходя мимо, будто бы случайно наступает ему на ногу. Больно, конечно, но смех все равно сильнее.
-Чай, кофе, потанцуем? - интересуется Химчхан, сортируя на рабочем столе распечатанные листы формата А4. - И вообще, давай сюда яблоки свои, возьмем в качестве подушной подати, да...
-Ничего не надо, - Мун мотает головой, усаживаясь на подлокотник дивана.
-А я всего лишь для приличия предложил, - хихикает Чхан, собирая отсортированную бумагу в кучу и торжественно вручая её Чонопу. - Тут, словом, все тексты песен. Партии Зело отмечены красным цветом — цени, я ещё сидел выделял!
Чоноп бегло просматривает листы — текста много, он сложный, но, Мун уверен, в задаче выучить его нет ничего нереального. А может, просто играет воспоминание о том, как Зело учил его — тому, как казалось тогда, хватило прочесть слова всего пару раз, чтобы отчитать их почти идеально.
-Ценю, - Чоноп сворачивает листы в трубочку и навостряет лыжи на выход. - Как не ценить-то — такой тяжелый, буквально непосильный труд...
Мун выскакивает с порога чуть раньше, чем Химчхан успевает собраться с мыслями и зашвырнуть ему вслед чертов пакет с килограммом яблок — они разлетаются по всему коридору, врезавшись в уже захлопнувшуюся дверь. Химчхан сначала фыркает, а потом смеется, раскачиваясь на компьютерном стуле и гордо думая, что, де, его школа — так виртуозно чувствовать грядущий пиздец.
Веселье, впрочем, проходит довольно быстро, когда Химчхан вспоминает о грядущем выступлении и, как следствие, о Тэхёне. Мысли об отсутствии вокала тянутся в голове противной и холодной вчерашней вермишелью - Химчхан кривится, перегибаясь через подлокотник стула за лежащим на диване телефоном.
«Короче, Джепп, вокала у нас нет и не предвидится, судя по всему - и я даже не знаю, чьи это проблемы».
Встречаются они в следующий раз только в клинике, по случайности одновременно зайдя проведать Зело — нет, у Ёнджэ, впрочем, цель может быть совсем иная. Ёнгук же систематически приходит сюда каждый день, напрасно силясь решить для себя, какая из причин является приоритетной — повидать Чунхона или отловить Ёнджэ.
Просто «абонент временно недоступен» уже вторые сутки.
Зело очень много спит, реабилитируясь после операции, и Ёнгуку не удается угадать время его бодрствования. Он интересуется самочувствием Чунхона у медсестер и врачей; знает, что Зело зовет часто во сне кого-то, правда, никто не может разобрать — кого. И плачет часто — тоже во сне. Ёнгук, сидя рядом со спящим Чунхоном, теребит в руках голубого кролика — минут десять не двигается с места и не уходит, хотя знает, что под действием успокоительных и обезболивающих Зело не проснется.
Вскакивает только тогда, когда слышит за плотно прикрытой дверью знакомый голос — выбегает в коридор, но Ёнджэ уже в самом его конце, и догонять глупо и бесполезно. Ёнгук делает пару шагов вперед — просто так, для профилактики, но Ёнджэ отвлекается на зазвонивший телефон и останавливается.
Ёнгук, кажется, в несколько шагов преодолевает длинный коридор, оказываясь рядом с Ёнджэ — хватает его за руку, резко поворачивая лицом к себе. Мобильный, выскользнув из пальцев, с металлическим звуком падает на пол, слабо моргнув.
Ёнгуку думается, что проходит целая чертова вечность, на деле же — всего лишь пара секунд, пока он напряженно всматривается в лицо Ёнджэ, пытаясь понять, что он хочет там увидеть. В глазах, по сути, ничего, кроме озера спокойствия; одна невозмутимость, которую хочется разбить молотком и раскрошить в пыль. И развеять по этому дебильному воздуху, пропитанному запахом лекарств.
-Отпусти, пожалуйста, - наконец говорит Ёнджэ. - Мне больно.
Ёнгук встряхивает головой и, очнувшись, отпускает руку Ёнджэ. Тот потирает запятье, бледная кожа на котором тут же краснеет от грубого прикосновения; Гук отрешенно думает, что завтра, наверное, там будет синева. Или уже сегодня.
Ёнджэ поднимает телефон и поспешно сбегает вниз по лестнице — выглядит действительно как побег. Ёнгук направляется следом, заметив, что Ёнджэ выскочил на улицу, даже не забрав из гардероба куртку — Ёнгук забирает и его, и свою, сталкиваясь с Ёнджэ на выходе из клиники.
-Ты забыл, - протягивает куртку сначала, а потом, передумав, сам набрасывает её на плечи Ёнджэ. Тот явно дергается, но поначалу не уходит, глядя куда-то в сторону. Взгляд отводит настолько упорно, что Ёнгука начинает это раздражать; он вновь догоняет уходящего Ёнджэ уже на пустынной улице, настойчивее и грубее хватая за плечо.
«Раздражает. It's a sad sad situation, к аду бы её».
Ёнджэ расширяет глаза и кривится, чувствуя, как острая боль пронзает предплечье, странным образом обходя плечо и отдаваясь куда-то в район ключицы; он дергается и, развернувшись, наотмашь тыльной стороной ладони хлестко лепит Ёнгуку пощечину.
Ёнгук, растерявшись ровно на мгновение, отступает назад, машинально проводя ладонью по щеке: кончикам пальцев становится горячо, и он резко вытирает скулу рукавом куртки, только затем поняв, что совершил глупость. Горячее нечто — кровь, конечно.
Ёнджэ с легким недоумением встряхивает рукой, и Ёнгук замечает на его пальцах несколько колец с металлическими выступами — боль приходит запоздало и шквально, резкой обжигающей волной бьет в голову, и Ёнгук шипит, притрагиваясь к скуле. Кровь не останавливается, и он даже слизывает её с испачканных пальцев, отдаленно испытывая странное удовлетворение.
Неожиданная злость Ёнджэ, которая четкими чернилами была выписана в его глазах, сменяется легким испугом и даже, как кажется Ёнгуку, выражением вины; он делает несколько шагов назад, потирая одной рукой запястье другой, и смотрит в асфальт, опустив голову.
-Нежданчик, - хрипло усмехается Ёнгук, автоматически ещё раз раздирая ладонью глубокие царапины на скуле. Видя, что Ёнджэ хоть и не уходит, но и отвечать не собирается, Ёнгук подается вперед, обеими руками обнимая его и крепко прижимая к груди — Ёнджэ упирается и вновь пробует его оттолкнуть, но Ёнгук держит с силой.
Ёнджэ разозленно бьет Гука в плечо и затихает, уткнувшись лицом в шею и часто дыша; Ёнгук успокаивающе гладит его по спине и голове, тихо шепча всякую ересь, лишь бы отвлечься. Чувствуя, что Ёнджэ совсем перестал сопротивляться, зарывается лицом в его волосы и греет руки под курткой, обняв за талию.
-Прости меня, - слова Ёнгуку даются тяжело, и он постепенно начинает понимать смысл той фразы, что «sorry seems to be the hardest word». - Прости, малыш.
Ёнджэ пробует сглотнуть отвратительный скольский ком в горле, давящий отчего-то на глаза и заставляющий их уголки вновь чувствовать горечь — слез, правда, теперь уже совсем нет. Только гнилое чувство вины и ощущение фатальной неправильности — и даже удар и кровь здесь вовсе не при чем. Только вина, и Ёнджэ теперь знает её вкус.
-Я не могу, - Ёнджэ качает головой, не отрываясь от шеи Ёнгука и грея о нее губы. - Правда, не могу. Это знаешь — как оставить неисправленную ошибку в сочинении. Физически сложно.
От прохладного ветра, затрагивающего кожу на скуле, становится ещё больнее, и ещё сильнее чувствуется жар от ссадин; Ёнгук отрывисто усмехается, сильнее прижимая Ёнджэ к себе.
-Нет, не знаю. Я никогда не исправляю ошибки в собственных текстах.
-Просто оставь меня в покое, хорошо? Я ведь прошу совсем немного.
Ёнгук устало закрывает глаза, и на улыбку сил почему-то не хватает.
-Ты требуешь невозможного.
Тэхён изучает бесцельным взглядом потолок в отвратительных желтоватых подтеках и думает, что «точно уебу этой скотине, только дайте повод». Ему кажется, что это, наверное, последняя стадия злости, когда нецензурная лексика оформляетя даже в мыслях, не то что в устной речи. В устной речи — Тэ уверен — её было бы даже больше, чем у приснопамятного Ёнгука, да только и речи-то никакой нет.
Вернее, способности к ней. Тэхён унылым взглядом скользит по небольшому календарю, прилепленному скотчем прямо на отстающие от стен обои — он находится здесь уже долгих три дня, буквально отрезанных не то, что бы от реальности, а даже от самого себя. Будто тело — дрянная оболочка, а он смотрит на это все со стороны. Поганое чувство, и Тэхён перестает завидовать призракам.
Какое-то дряхлое здание в переулках города Кванджу в провинции Кёнгидо, куда от Сеула ехать часа два на скорой электричке — Тэхён радуется, что успел подзаработать, чтобы даже дешевый билет не слишком ударил по бюджету. Здание вправду дряхлое, с не особо приветливыми коммунальными квартирами, но Тэхён не жалуется, если есть возможность получить комнату буквально за бесценок. На улицу он практически не выходит и соседей своих не видит; впрочем, не испытывает никакого дискомфорта от недостатка общения. Вернее, от его отсутствия.
И даже выключает мобильный телефон, не желая никого ни слышать, ни читать.
Разве что порывается иногда отправить пару-тройку смс, но плюет на это дело, думая, что Чоноп и сам в состоянии понять, что могло произойти. А напоминать себе о существовании «нормальной реальности» тоже не желается совсем.
Требуется просто вакуум и просто молчание — Тэхён смутно надеется, вакуум восстановит вмятины от усталости, а молчание — голос.
Когда в сольной партии голос в очередной срывается и в тот вечер так и не возвращается к нормальному состоянию, Тэхён понимает, что нужно просто мотать удочки от всей этой хуеверти в общем и от Ёнгука в частности — чувствуется, что ещё один надрыв, и все может кончиться так, как сам Тэхён не пожелал бы даже своим конкурентам в моменты самой дикой злости.
Надрыв, правда, все равно происходит, когда Тэхён рявкает, что «ебал он это все в триста двадцать две позы», и сваливает, не сказав больше ни слова и с силой растирая рукой горло, будто это чем-то может помочь. Ёнгук не понимает сути того, что происходит, но думает, что это минут на двадцать — как всегда.
«Минут двадцать» затягивается на сутки, затем — на двое, и Тэхён больше не отвечает на звонки ни в один из последующих дней, включая этот. Просто валяется на жесткой раскладушке в коммунальной комнате где-то в Кванджу, раздумывая, как наколдовать себе теплой воды, не вставая и вообще желательно не двигаясь.
Голос даже не надорван — его просто нет, и всякий раз, вспоминая об этом, Тэхён со стоном выгибается на кровати, пытаясь сдержать рвущуюся наружу тысячу осколков, раздирающих горло изнутри.
Вердикт подсознания — неделя в собственном вакууме наедине с болью и осознанием, что «ты полнейшее ничтожество, Чон Дэхён». В полусне кажется, что выключенный телефон надрывается сотнями звонков и мелодий, от вибрации едва ли не прыгая по неровному полу; Тэхён нашаривает его рукой и не глядя швыряет в стену, даже не слыша звука удара.
«Кому надо, тот найдет».
-Простите, - Мун осторожно обращается к пожилой женщине, видимо, консьержке. Она оборачивается, оглядев его подозрительный взглядом и недовольно поджав губы; Чоноп, мысленно закатив глаза, думает, чего старшему поколению опять в нем не нравится.
-Скажите, пожалуйста, а Чон Дэхён в общежитии сегодня появлялся?
Мун говорит очень вежливо и четко, и женщина слегка смягчает взгляд, открывая лежащую на столу толстую тетрадь.
-Факультет какой?
-Физикоматематический, - отвечает Мун, аж передернувшись от этого устрашающего наименования.
Консьержка мельком просматривает фамилии и, найдя нужную, понимает, кажется, о ком её спрашивает Чоноп. Пожимает плечами и равнодушно качает головой, де, давно не было. Дня четыре где-то, если не больше.
Мун благодарит женщину и выходит на улицу, рассеянно пиная носками кроссовок мелкие камешки, изредка попадающиеся на асфальте. Останавливается у ворот общежития и усаживается прямо на бордюр около проезжей части.
Ловит себя на мысли, что просто не знает, куда идти дальше.
«Короче, Джепп, вокала у нас нет и не предвидится, судя по всему - и я даже не знаю, чьи это проблемы», - Ёнгук раздраженно выключает подсветку на телефоне и еле сдерживается, чтобы не швырнуть его об асфальт и не попрыгать до кучи на осколках.
Чертов Ким Химчхан.
«Нет, наверное, он действительно сталкерит и выбирает моменты, когда у меня особый пиздец», - решает Ёнгук, как-то забыв, что время отправления смс датируется едва ли не сутками раньше, чем он его прочел. Ёнгук поднимает голову вверх, разглядывая вереницу бесконечных окон многоэтажки; высматривает те, что на десятом этаже, но они отчего-то постоянно разбегаются, и Гук не может сфокусировать на них взгляд.
-Ну же, выходи, - сквозь зубы цедит Ёнгук, пряча нос в воротник куртки и решая, что слишком уж холодно вокруг для этой дурацкой осени. Катаклизмы какие, что ли? - Черт бы тебя побрал, умник с манией исправлять ошибки в сочинениях...
Очень скоро Гуку надоедает нарезать круги по двору, и он успевает покачаться на качелях, стоя на них ногами, пораспугивать гравием стаю голубей и поподтягиваться на турнике, хотя куртка порядком мешает; к тому времени, когда он замечает выходящего из подъезда Ёнджэ, то успевает уже избавиться и от куртки, и от полуперчаток, оставшись сверху в одной футболке.
Взгляд у Ёнджэ скептичный.
Он уже собирается пройти мимо и отправиться по своим делам, но Ёнгук упорно маячит перед ним в одной тонкой футболке с коротким рукавом, и Ёнджэ не выдерживает:
-Оденься уже — на улице еле плюс пять, а девушек в радиусе пятиста местров явно не наблюдается...
Пока Ёнгук пытается одуплиться от наезда, Ёнджэ прячет улыбку в тонкий объемный шарф и, убрав мёрзнущие руки в карманы, спокойно стоит напротив, наблюдая, как Ёнгук неохотно одевается. Момент требует что-то сказать, и Ёнджэ прерывает молчание, кивая в никуда:
-Проходом здесь?
-Горазд ты глупые вопросы задавать, - реагирует Ёнгук, отмечая, как моментально изменилось выражение лица Ёнджэ с насмешливо-добродушного на то, что можно идентифицировать как «опасность». - Делать мне здесь больше нечего, как «проходом».
Ёнджэ упорно молчит и делает вид, что не понимает намеков. Ёнгук, наконец отошедший от своих пробежек по двору, чувствует наконец холод и ежится, кивая в сторону выхода из квартала.
-Пройдемся? - коротко спрашивает он, застегивая на запястьях перчатки.
Ёнджэ пробует найти какое-то оправдание, почему он не может и почему ему нужно срочно бежать куда-то, мол, дело жизни и смерти; панически переворачивает кверху дном все Зазеркалье подсознания, выискивая любую нить, с помощью которой можно выставить себя нереально деловым и не имеющим времени на всякую ересь человеком.
А потом просто понимает, что даже не знает, зачем вышел на улицу. Просто так, наверное — и соглашается, пожав плечами.
-Что это?
«Пройдемся» затягивается на на долгих три часа, которые неожиданно оказываются совсем короткими. Ёнгук по привычке держит один наушник в ухе — тот, что с другой стороны от Ёнджэ, чтобы слышать разговор, в случае чего. Правда, Ёнджэ большей частью молчит, а сейчас осторожно ловит свободный наушник и, оперевшись подбородком на плечо Гука, прислушивается к играющей музыке. Ёнгук не знает, какими чертями рандомный выбор занесло в папку с минусами его треков — да ещё и на ту дорожку, которую Ёнгук небезосновательно считает самой проблемной. Тэхён, конечно, поет грамотно и чисто, но все равно совсем не то, что Ёнгук хочет слышать от трека, который считает одним из главных в перечне написанного.
-Минус к моей песне, - неохотно отвечает Ёнгук, когда в голове моментально проходит ассоциация с имеющимися проблемами. Вспоминать о Тэхёне, не подающем признаков жизни, чревато плохим настроением.
-Ты пишешь песни? - Ёнджэ вскидывает на Гука изумленный взгляд, и Ёнгук, готовящийся было съязвить, внезапно осознает, что Ёнджэ этого попросту не знает.
Что Ёнджэ вообще исчезающе мало знает о нем, Пан Ёнгуке. Или Джеппе, как любит выводить на нервы Ким Химчхан.
-Пишу, пою, играю, был, знаю, привлекался, ответственности не несу, - Ёнгук не знает, что за чушь он начинает городить ровно после третьего глагола, но когда Ёнджэ тихо смеется, то напряжение спадает само по себе. - Зарабатываю на жизнь этой долбоебистикой, - добавляет он с улыбкой, а Ёнджэ кидает на него укоризненный взгляд.
-Музыка — не долбоебистика, Ёнгук, - качает он головой, а Ёнгук удивляется, насколько в речи Ёнджэ органично звучит даже обсценная лексика. Будто ей и не является вовсе.
Ёнджэ впервые называет Ёнгука по имени, и тот сначала озадаченно приподнимает бровь, анализируя, что изменилось в обращении; поняв, не может сдержать улыбки, которая смущает Ёнджэ — он отворачивается, хотя и не снимает наушника.
Ёнгук с отдаленным чувством грусти думает, что очень хочется ещё раз услышать свое имя из уст Ёнджэ — именно сейчас кажется, что тонкая перегородка страха между ними, отлитая из пуленепробиваемого стекла, начинает плавиться. Только ещё раз назови по имени — но Ёнджэ молчит.
Скручивает под диафрагмой так, что волком выть хочется, и Ёнгук окончательно перестает понимать себя самого.
-Красивая мелодия, - говорит Ёнджэ. - Как она называется?
-I remember, - Ёнгук морщится и переключает трек, а Ёнджэ останавливается посреди дороги.
-Ты помнишь?
-Я помню, - Ёнгук кивает. - Это название.
-Да я понял, - Ёнджэ улыбается лукаво. - Но если это полноценный трек, почему он записан без вокала?
Ёнгук внимательно смотрит на Ёнджэ — нет, либо это паранойя, либо этот парень действительно спрашивает не из праздного интереса. С другой стороны — Ёнгук начинает заваливать вопросами самого себя — откуда Ёнджэ может хоть мало-мальски знать что-то о создании этой песни и о прочих вещах вроде причин записи только минусовки?
Явно паранойя, решает Ёнгук и даже успокаивается отчасти. Просто интерес.
-Потому что я пообещал себе, - говорит он, - Что запишу со словами эту песню только в том случае, если она будет звучать так, как я в неё закладывал. На припевах должен быть вокал, а я только читаю. Я делаю верно, но вокал ещё ни разу не звучал так, как заложено. Её поют, но не понимают — поэтому и не записано. Смысла — ноль.
К концу фразы Ёнгук практически проклинает себя за это откровение.
А Ёнджэ не уточняет даже ничего — просто кивает, и Ёнгук до безумия благодарен ему за это.
Около года назад, северные окраины Новонгу, Сеул
-Семнадцать, - Химчхан кивает и быстрым касанием помечает что-то в коммуникаторе, даже не глядя на сидящего напротив Ёнгука.
-Чего семнадцать? - мрачно интересуется тот больше для проформы, нежели ради получения ответа.
-Семнадцатый раз за год ты надираешься из-за этой хрени, - Химчхан делает выразительный жест рукой, обводя помещение и указывая пальцем в ту сторону сцены, куда только что ушел Тэхён.
-Ты даже это подсчитываешь? - Ёнгук зло усмехается. - Может, подсчитываешь ещё, какое количестве блядей я снял за этот год, а?
Химчхан напрочь игнорирует этот выпад, продолжая изучать светящийся экран коммуникатора. Перелистывает пару «страниц».
-Ни одной, - спокойно отвечает Чхан, а Ёнгук нервно дергается, невольно цепляясь взглядом за Зело, обсуждающего что-то с диджеем около музыкальной установки. Химчхан давит хитрую улыбку. - А вот из-за этой дебильной песни — семнадцать раз, Джепп. Семнадцать, чувак, ты просто охренел и не отсвечиваешь.
Ёнгук, уяснив, в какую сторону ведет Химчхан, недовольно кривит губы и облизывает их, пытаясь стереть не слишком хороший привкус некачественного, пусть и дорогого довольно виски. В конце концов просто отодвигает пузатый бокал и откидывается на спинку стула, наблюдая, как Химчхан вертится из стороны в сторону, пытаясь устроиться за столом поудобнее — останавливается только тогда, когда устраивает подбородок на сложенные на столе кисти рук; смотрит на Ёнгука снизу вверх, немного близоруко щурясь.
Везде пытается найти комфорт.
-Я не понимаю, Джепп, - глухо начинает Химчхан, - Не понимаю, что Тэхён снова сделал не так. Он не промахнулся мимо нот ни одного чертового раза, не перепутал ни одной чертовой строки и даже слова мата не вставил, пока ты кривил на него морду. Чем ты опять недоволен? Может, я идиот, что не понимаю?
Химчхан пожимает плечами, и от этого комично приподнимается за столом полностью. Ёнгук хмыкает, кивнув в ответ на последнюю реплику, за что получает долгий скептический взгляд.
-А я спорю, что он нормально спел? Спел нормально, но не так, как надо мне, - Ёнгук делает ударение на последнем слове, а Химчхан думает, что неплохо бы театрально уйти в фейспалм, но тогда придется вытащить руку из-под подбородка, а неудобно, да и лень, к тому же. Поэтому ограничивается закрытыми глазами.
-Ты, блядь, заебал своими бесконечными требованиями, - спокойно отвечает он. - Тебе сказать, сколько времени ты пытаешься найти устраивающего тебя человека, или сам помнишь? Ай ремемба, йес, ай ремемба, - дразнится Чхан, показывая язык - впрочем, очень зло.
Покачивает головой из стороны в сторону, имитируя маятниковые часы.
-Слова не спутал, и ладно.
-Не думаю, что на моем месте ты бы также относился к своим песням, - в голосе Ёнгука за плотной броней жесткости слышится не то, что бы грусть какая-то, но нечто вязкое в этом роде — точно. Досада, наверное, решает Химчхан.
-Знаешь, чувак, - Химчхан встает и потягивается. - Я совершенно не представляю и, честно говоря, не хочу представлять, о чем ты думал, пока писал свою эту херню. Не представляю, ради кого и для кого ты писал эти слова — мне непонятно, и слава астралу. Но мне...
Химчхан выгибается и резко складывает руки на груди, прямо глядя на Ёнгука.
-Но мне кажется, что раз уж на то пошло, то она писана под кого-то одного: причем ты — о, ну кто ещё мог так сделать! - даже не знаешь, под кого. Так что ищи, Джепп, этого чувака, и записывай уже свою «Ай ремемба» вместе со словами. И не надейся, я эту лабуду петь не буду. Ну, не лабуду, конечно, но все равно не буду.
Химчхан добродушно кивает и выскальзывает из-за стола, на прощание подмигнув, а Ёнгук думает, что эта лисица порядком уже нарывается на проблемы.
Хорошая лисица, правда — правильная, поэтому Ёнгук привычно оставляет эти мысли.
Погрузившись в опасную зону воспоминаний, Ёнгук не замечает, что остановился буквально посреди дороги, а Ёнджэ ушел уже вперед, попутно взобравшись на высокий бордюр, и теперь шагает по нему, опасно балансируя. Гук поспешно его догоняет и идет сбоку, по привычке готовясь подстраховать, в случае чего — наверное, у Ёнджэ, как и у Зело, ещё не кончился этот период возраста, когда интересно скакать по высоким поверхностям.
Ёнгуку уже не очень интересно, и он просто изредка кидает взгляд вбок и наверх, испытывая желание взять Ёнджэ за руку, чтобы не споткнулся ненароком. Шапки тот не носит, и челка упрямо лезет в глаза, поэтому приходится сдувать.
Ёнгук с горечью думает, что у него всегда так — сначала дров наломал, а теперь разбирай весь этот завал и плавь огнем зажигалки тонкое пуленепробиваемое стекло страха между ними, которое Ёнджэ умело воздвиг со своей стороны. Гук полагает, что без хорошего знания химии тут не обошлось, потому что невозможно просто так добиться подобной стойкости материала.
Хочется взять за руку и просто так, потому что «ну хочется»; Ёнгук, правда, знает, что Ёнджэ вывернется и разом вновь сделает вид, что незнакомы они вовсе. Нечто вроде защитного барьера.
Потому что тогда, наверное, было больно, решает Ёнгук и не знает, кто в этом виноват больше — он сам или Ёнджэ. Или никто не виноват, а просто так получилось.
-Тревожная, - говорит внезапно Ёнджэ всего лишь одно слово, а Гук мгновенно понимает, что это про неё, про «I remember». В подсознании волной накатывает мелодия, биты и басы, смешивается его голос и голоса Тэхёна, Зело и ещё десятка людей, в разное время пытавшихся спеть вокальные части в этой песне; да, наверное, и вправду очень тревожная. И биты в ней не биты, а словно скальпелем по нервным окончаниям.
-Ёе, знаешь, никто не слышал никогда настоящую, - Ёнгук нутром чувствует, что пора бы заткнуться, попрощаться и бежать, бежать сломя голову, только бы молчать. Но не может. - Она настоящая только тогда, когда читаю я, а так... Не фальшь, конечно, но и истины в ней нет.
Он вспрыгивает на бордюр рядом с Ёнджэ, и стоят они как-то глупо — не вдоль него, а поперек, и места катастрофически мало, но никто не двигается, и приходится стоять вплотную.
-Нет истины, как нет её ни здесь, ни здесь, ни даже вот здесь.
Ёнгук поочередно показывает вверх на холодное солнце, вокруг на бегущие куда-то людские тени и, наконец, на глаза самого Ёнджэ.
-Ты не искал, - Ёнджэ пробует сделать шаг назад, чтобы сойти с бордюра и оказаться по другую сторону, но Ёнгук придерживает его за талию.
-Искал, - он осторожно сам убирает непослушную челку со лба Ёнджэ, открывая глаза: в последний раз он видел их так близко лишь тогда, когда там стояли слезы. - Спой её со мной, Ёнджэ.
Гук мягко касается большим пальцем скулы Ёнджэ.
-Я устал искать того, для кого написал эти слова.
Ёнджэ судорожно вздыхает и, уже просто не желая видеть никаких путей туда, назад, сам тянется к Ёнгуку — отчасти со страхом, отчасти с доверием и отчасти с тем неброским, серым отчаянием, которое заставляет нутро выворачиваться наружу с минимальным шансом восстановиться до нормального состояния.
Губы у Ёнджэ с легким привкусом лечебного масла и очень податливые — кажется, на двух стоящих на бордюре оборачиваются на улице прохожие, но Ёнгуку уже совсем все равно.
Фэндом: B.A.P
Персонажи: Все ребята, Ёнгук/Ёнджэ, впоследствие другие пейринги
Рейтинг: пока что PG-13 за мат, R возможно
Жанр: Повседневность, ангст, разножанр
Тип: AU, сильно AU
Статус: в процессе, планируется миди
1.1. What's your B(eginning)?
1.2. What's your A(im)?
1.3. What's your P(assion)?
_________________________________________________________________________
Вроде как с прошедшим днем Святого Валентина, чуваки ) хотя на подарок не тянет
2.1. I remember
Сонг-ключ к главе
Несколько недель назад
Тэхёну не нравится звучание фортепиано на записи — он, конечно, предпочел бы, чтобы кто-нибудь сыграл им вживую. Плюс к зрелищности и к качеству выступления, да только никто из них на клавишных не играет, разве что Химчхан изредка любит пообниматься с гитарой, но на выступлениях, как правило, отказывается.
Де, я вам что, лошадь ломовая? Ёнгук молчит.
Помещение полутемное, насквозь дымное и прокуренное, как всегда в последние дни; петь очень тяжело и неудобно, и Тэхён недоумевает, как Гук умудряется не обращать на это внимания, размеренно читая свои партии. На припевах голос Тэхёна срывается несколько раз, хрипит и отказывается петь дальше — Ёнгук кидает на него раздраженный взгляд, не понимая толком, в чем дело. Приходится надрываться и давить из себя силой — Тэхёну в последние дни это, опять же, стало довольно привычной вещью.
Он еле вытягивает соло, судорожно вдыхая прокуренный воздух, и мечтает только о последних словах этой песни — тогда можно будет с чистой совестью послать всех к чертям и уйти, запив этот ужас чем-нибудь кристально-холодным. Ёнгук зол, но последний припев у Тэхёна получается спеть чисто.
-I remember...
-Yes, I remember.
Не очень качественная запись с игрой на фортепиано заканчивается, и Тэхён разворачивается, сбегая по ступенькам вниз за кулисы; апплодисментов, конечно, как обычно нет. Ёнгук заходит в небольшую закулисную комнатку, вежливо отведенную им в качестве «гримерной», немного позже — сразу же валится на небольшой продавленный диван, чуть ли не подминая под себя свернувшегося калачиком Зело. Он свое на это выступление отчитал — финал был за Ёнгуком и Тэхёном.
-Осторожнее, блин, - в полусне бормочет Зело, а Ёнгук накидывает ему капюшон на колову, мол, досыпай, пока не уходим. Наблюдает за Тэхёном, молча роющимся в вещах в поисках бутылки воды.
-Детка молодец, детка хорошо последний припев спел, - в голосе Ёнгука сложно уловить издевку, но Тэхён может похвастаться музыкальным слухом, способным словить не только эту подтекстовую интонацию. Смотрит Тэхён ну очень зло.
-Иди нахуй, раздражаешь, - хрипло бросает он, выпив полбутылки газированной. Заходится в сухом сильном кашле, согнувшись едва ли не пополам.
-Что, блядь, за нежности? - спокойно интересуется Ёнгук, никак не реагируя на посыл. - Ты сорвался три с половиной раза и залажал соло. Сдуваешься?
Гук достает пачку сигарет и чиркает зажигалкой — Тэхён адски кривится и от одного вида взвивающегося дыма снова кашляет, думая, что неплохо бы прикупить себе маску. Кожаную такую, капитальную. На садо-мазо, конечно, будет смахивать, но Тэхён и не особо против таких аксессуаров.
-Либо выйди, либо убери эту херню, - давит Тэхён. На глаза даже слезы наворачиваются от сухого кашля. - На меня-то тебе все равно, ладно, но о Зело подумай. Раз сам такой дохуя привыкший.
Ёнгук морщится и тушит сигарету прямо об обивку дивана — поднимается отвратительный запах паленой искусственной шерсти. Тэхён делает ещё пару глотков воды и опускается на единственный свободный стул, уперевшись локтями в колени и опустив вниз голову. Становится полегче.
-Раздражаешь, - повторяет он отчетливо после минутного молчания. - Я не могу выступать в этих загаженных куревом помойках, по которым ты горазд нас таскать.
-Бабло не нужно — вали на три веселых, я держу, что ли? - Ёнгук реагирует на такие выпады всегда спокойно, и рычаг использует верный в качестве аргумента. Тэхён невесело усмехается — кому оно не нужно?
-Мы выступали в местах явно поприличнее, когда заказами занимался Химчхан, - как бы между прочим замечает Тэ, зорко следя за реакцией Ёнгука, которая не заставляет себя долго ждать: Гука передергивает. - Там, где хотя бы перед вокальными выступлениями закон запрещает курить. Ты заебал своими заказами в этих мусорках.
Ёнгук предпочитает вообще игнорировать любое упоминание о Химчхане — ровно с тех пор, как Гук в очередной раз психанул из-за гиенства того, заявив, что и сам вполне в состоянии заниматься внешними делами их дуэта и сессионных одногруппников. Впрочем, и занимается — стабильно вызывает только Тэхёна, потому что почти в каждой песне есть вокальная часть, и изредка Чонопа, когда требуется визуализация в виде танцев. Чхана упорно игнорирует, а тому вообще, кажется, по барабану.
-Ну так и вали к своему Химчхану, - Ёнгук снова делает попытку закурить, но вспоминает про спящего Чунхона и успокаивается. - Я не понимаю, тебе чего вообще не нравится? Спел, получил навар и свободен. По-моему, очень удобно. И всем хорошо.
Тэхён фейспалмит, недоумевая, как можно не понимать простых вещей — как то, что «пассивное курение», в подобных барах перманентное, способно на раз-два нарушить функционирование голосовых связок.
Тэхёну, впрочем, все время до этого было откровенно наплевать, в каких местах проходят выступления; кантачить начало с момента, когда на одном из соло голос впервые сорвался, и допевал Тэхён трек полуосипшим голосом, которые не восстанавливался дня два.
Теперь кантачит постоянно.
-Всегда предполагал, что ты дебил, - тихо говорит Тэхён, понимая, что за грань, в принципе, и так уже зашел — терять нечего. - Если есть возможность на нормальные условия... Но ты же у нас гордый, кто спорит.
Тэхён молчит некоторое время.
-Да ладно, реально — я не говорю уже о себе. Но я не думаю, что Чунхон скажет тебе «спасибо» в тот один прекрасный день, когда начнет терять голос, - Тэхён кивает на морщащегося во сне Зело, который мерзнет как всегда, пытаясь согреться около Ёнгука. Гук, не двигаясь, молча смотрит в стену напротив, где должно было быть окно — правда, теперь замурованное. Поверх красного кирпича так никто и не удосужился приклеить кусок обоев. Тэ пожимает плечами.
На улицу Тэхён буквально выбегает, глубоко вдыхая вечерний воздух и пропуская его сквозь себя, словно через фильтр. Кашель и противное зудящее чувство в горле проходят, но голос все равно слегка сипит, даже если не надрываться. Шагая по улице в направлении находящегося недалеко общежития его университета, Тэхён думает, что ещё минимум неделю он будет игнорировать все выступления. На семь дней заработанных денег должно хватить.
У Тэхёна, по сути, в жизни не так-то уж много вещей, которые он действительно ценит, но голос — это немного другая история невеселой сказки. Он нервно облизывает сухие губы, чувствуя вновь догоняющее чувство зуда в горле.
В общежитие возвращается далеко за полночь, ещё долго нарезая круги по ночному району.
-Просыпайся, Чунхон, - Ёнгук устало трет глаза и встряхивает головой. - Пойдем отсюда.
-Но, хён, ещё же...
-Пойдем.
***
Снится какой-то неведомый бред, впрочем, довольно приятный — зеленые полянки, божьи коровки, бабочки и птеродактили, парящие в утренней дымке. Чоноп зарывается головой под подушку, ощущая сквозь сон неявное чувство беспокойства, что вот-вот его единственная за неделю попытка выспаться сведется к нулю.
Телефон с тяжелым альтернативным треком на звонке умеет будить на раз-два — Мун подпрыгивает на кровати едва ли не до потолка, и, матерясь, хватает мобильный, так и норовящий выскочить из рук.
-Угадай, какая скотина дрыхнет в чертовых два часа дня?! - доносится из трубки бодрый ор, возвещающий, что Химчхану вообще все равно, сколько пить накануне и по барабану, что думает о нем социум.
-Какая такая скотина? - сходу не въезжает в тему Мун, только-только продрав глаза. Слышит в ответ довольный громкий смех и понимает, что в чем-то явно промахнулся. Если Ким Химчхан смеется — значит, кто-то проебался.
-Вот и я думаю, какая такая скотина, - серьезно отвечает Чхан и с секунду молчит. - Ладно, вообще не время для шуток. Пока не время. Мозг врубил?
-Врубил.
Чоноп сползает с кровати прямо на пол и перекатывается по нему к креслу, где кучей свалена вчерашняя одежда. Скептически осматривает помятые вещи и приходит к выводу, что похода к шкафу сегодня избежать точно не удастся, а там черт ногу сломит. Если учесть, что брать в руки утюг тоже не особо желается.
-Тогда вот что, детка Мун, - кряхтит в трубке Химчхан, судя по звукам пытающийся куда-нибудь пристроиться в удобной позе. - Тэхён на связь не выходил?
Чоноп молча мотает головой, как-то забывая, что подобный способ ответа неприемлем в телефонном разговоре. Тут же дублирует свое «нет» вербально, слыша в ответ недовольный хруст какой-то дрянью типа чипсов или хлопьев, в которых Химчхан души не чает. А он, Мун Джоноп, всеми фибрами души за здоровое питание.
-Вообще прекрасно, - резюмирует Химчхан, начиная в отчаянно быстром темпе стучать пальцами по клавиатуре. - Послезавтра первое выступление, плей-лист заказан шикарный, там треть поет наш малыш. Лично я не знаю, куда тыкаться. У тебя хоть никаких проблем нет?
Чоноп снова отрицательно лишь мотает головой, только потом додумываясь сказать вслух, что, де, нет.
-Задрали вы меня своими вечными проблемами, - не обращая внимания на ответ Муна, вещает Химчхан. - У одного кости перебиты, второй засел в засаду, третий не любит чипсы, четвертый вообще просто законченный гад...
Химчхан замолкает и шуршит пакетиком с орешками, недовольно фыркая в трубку. Мун спокойно молчит и выслушивает все, уныло рассматривая содержимое полок с одеждой и думая, что совершенно не хочется в этом во всем рыться. Он привык к подобным разговорам с Химчханом — тому, в принципе, и ответы собеседника не требуются, он прекрасно делает все сам.
-Тебе Ёнгук тексты партий Зело-то передал? - внезапно начинает говорить по делу Чхан, а Мун замирает с джинсами в руке посреди комнаты.
-Вообще-то нет, - медленно отвечает он, задней мыслью с ужасом осознавая, что выступление послезавтра, а выучить партии Чунхона...
На это может понадобиться минимум неделя с нормальными темпами. Или одна ночь напролет, не отрываясь от печатного текста и не смыкая глаз даже на миллиардную долю секунды.
-Охренеть, - Химчхан радостно гиенит, предвкушая, насколько несладко будет Муну в ближайший денек и насколько нехилым будет процент его ненависти по отношению к Ёнгуку. - Ну вы вообще пацанчики, снимаю перед вами шляпу. Чего молчишь, товарищ дорогой? Одевайся, звони ему и дуй на встречу, размолчался он тут, видите ли!
Чоноп молча натягивает джинсы и шарится по шкафу в поисках футболки, которую желательно не надо бы гладить — наконец находит и умудряется влезть в неё, даже не отняв мобильный от уха.
-Хён не звонил уже дня три, - говорит он, прикидывая, удастся ли сбежать от надзора тети без проблем, или она уже проснулась. Впрочем, если посмотреть на время — явно проснулась, но есть вариант, что её не окажется дома.
-Сколько-сколько? - рассеянно переспрашивает Химчхан. - Значит, тебе тоже? Я думал, он меня одного опять динамит, с него станется. Опять автодозвон, как же вы уже надоели, ребят...
На линии слышно, как Химчхан щелкает по клавишам второго мобильного.
-Короче, у меня где-то были на жестком диске ёнгуковские тексты песен с отметками, где чья партия. Распечатать несложно, но тогда ты подъезжаешь ко мне в Содэмунгу, окей?
Чоноп усмехается неслышно — и это тот человек, что очень любит называть окружающих ленивыми задницами и пытаться им всячески этот факт доказать.
-Договорились, приеду, - Мун выходит из своей комнаты в коридор и прислушивается к звукам — кажется, дома и вправду никого уже нет. Проблемой меньше — не надо никому ничего объяснять. - Ко скольки?
-Как приедешь, так и приедешь, у меня вообще выходной, - лениво тянет Химчхан, фоном включая какую-то музыку. - Только не забудь купить орешки, детка Мун.
-Яблоки?! Нет, не так — яблоки, блядь?! Ты, Мун, издеваешься, что ли?
Чонопу кажется, что его сейчас выпнут с порога ещё прежде, чем отдадут обещанные распечатки, и он поспешно ставит ногу между косяком и створкой двери, а то вид у Химчхана уж больно оскорбленный и мстительный. Мун невозмутим, как тридцать три мумии фараонов, и только протягивает руку за листами.
Химчхан дуется.
-Попросил же как человека. Нет! Надо было подгадить! Ай-яй-яй, детка Мун, вот уж от кого не ожидал, - Чхан для проформы ещё выписывает люлей, но в квартиру Чонопа все-таки пускает, строго велев не топать «своими грязными лапами» и вообще желательно не дышать «в мою кристально чистую атмосферу».
Дома у Химчхана действительно все аккуратно и в порядке — Мун, впрочем, за пару лет уже устал удивляться всему, что связано с этим человеком, по природе своей непредсказуемым. Послушно разувается на пороге и проходит в гостиную, где Химчхан уже бегает из угла в угол, убирая с глаз вещи, которые, как он справедливо считает, мелким видеть ещё рано. Чоноп краем глаза замечает какое-то забытое явно женское белье, косметику и упаковки с презервативами — невольно ржет в кулак, а Химчхан, проходя мимо, будто бы случайно наступает ему на ногу. Больно, конечно, но смех все равно сильнее.
-Чай, кофе, потанцуем? - интересуется Химчхан, сортируя на рабочем столе распечатанные листы формата А4. - И вообще, давай сюда яблоки свои, возьмем в качестве подушной подати, да...
-Ничего не надо, - Мун мотает головой, усаживаясь на подлокотник дивана.
-А я всего лишь для приличия предложил, - хихикает Чхан, собирая отсортированную бумагу в кучу и торжественно вручая её Чонопу. - Тут, словом, все тексты песен. Партии Зело отмечены красным цветом — цени, я ещё сидел выделял!
Чоноп бегло просматривает листы — текста много, он сложный, но, Мун уверен, в задаче выучить его нет ничего нереального. А может, просто играет воспоминание о том, как Зело учил его — тому, как казалось тогда, хватило прочесть слова всего пару раз, чтобы отчитать их почти идеально.
-Ценю, - Чоноп сворачивает листы в трубочку и навостряет лыжи на выход. - Как не ценить-то — такой тяжелый, буквально непосильный труд...
Мун выскакивает с порога чуть раньше, чем Химчхан успевает собраться с мыслями и зашвырнуть ему вслед чертов пакет с килограммом яблок — они разлетаются по всему коридору, врезавшись в уже захлопнувшуюся дверь. Химчхан сначала фыркает, а потом смеется, раскачиваясь на компьютерном стуле и гордо думая, что, де, его школа — так виртуозно чувствовать грядущий пиздец.
Веселье, впрочем, проходит довольно быстро, когда Химчхан вспоминает о грядущем выступлении и, как следствие, о Тэхёне. Мысли об отсутствии вокала тянутся в голове противной и холодной вчерашней вермишелью - Химчхан кривится, перегибаясь через подлокотник стула за лежащим на диване телефоном.
«Короче, Джепп, вокала у нас нет и не предвидится, судя по всему - и я даже не знаю, чьи это проблемы».
Встречаются они в следующий раз только в клинике, по случайности одновременно зайдя проведать Зело — нет, у Ёнджэ, впрочем, цель может быть совсем иная. Ёнгук же систематически приходит сюда каждый день, напрасно силясь решить для себя, какая из причин является приоритетной — повидать Чунхона или отловить Ёнджэ.
Просто «абонент временно недоступен» уже вторые сутки.
Зело очень много спит, реабилитируясь после операции, и Ёнгуку не удается угадать время его бодрствования. Он интересуется самочувствием Чунхона у медсестер и врачей; знает, что Зело зовет часто во сне кого-то, правда, никто не может разобрать — кого. И плачет часто — тоже во сне. Ёнгук, сидя рядом со спящим Чунхоном, теребит в руках голубого кролика — минут десять не двигается с места и не уходит, хотя знает, что под действием успокоительных и обезболивающих Зело не проснется.
Вскакивает только тогда, когда слышит за плотно прикрытой дверью знакомый голос — выбегает в коридор, но Ёнджэ уже в самом его конце, и догонять глупо и бесполезно. Ёнгук делает пару шагов вперед — просто так, для профилактики, но Ёнджэ отвлекается на зазвонивший телефон и останавливается.
Ёнгук, кажется, в несколько шагов преодолевает длинный коридор, оказываясь рядом с Ёнджэ — хватает его за руку, резко поворачивая лицом к себе. Мобильный, выскользнув из пальцев, с металлическим звуком падает на пол, слабо моргнув.
Ёнгуку думается, что проходит целая чертова вечность, на деле же — всего лишь пара секунд, пока он напряженно всматривается в лицо Ёнджэ, пытаясь понять, что он хочет там увидеть. В глазах, по сути, ничего, кроме озера спокойствия; одна невозмутимость, которую хочется разбить молотком и раскрошить в пыль. И развеять по этому дебильному воздуху, пропитанному запахом лекарств.
-Отпусти, пожалуйста, - наконец говорит Ёнджэ. - Мне больно.
Ёнгук встряхивает головой и, очнувшись, отпускает руку Ёнджэ. Тот потирает запятье, бледная кожа на котором тут же краснеет от грубого прикосновения; Гук отрешенно думает, что завтра, наверное, там будет синева. Или уже сегодня.
Ёнджэ поднимает телефон и поспешно сбегает вниз по лестнице — выглядит действительно как побег. Ёнгук направляется следом, заметив, что Ёнджэ выскочил на улицу, даже не забрав из гардероба куртку — Ёнгук забирает и его, и свою, сталкиваясь с Ёнджэ на выходе из клиники.
-Ты забыл, - протягивает куртку сначала, а потом, передумав, сам набрасывает её на плечи Ёнджэ. Тот явно дергается, но поначалу не уходит, глядя куда-то в сторону. Взгляд отводит настолько упорно, что Ёнгука начинает это раздражать; он вновь догоняет уходящего Ёнджэ уже на пустынной улице, настойчивее и грубее хватая за плечо.
«Раздражает. It's a sad sad situation, к аду бы её».
Ёнджэ расширяет глаза и кривится, чувствуя, как острая боль пронзает предплечье, странным образом обходя плечо и отдаваясь куда-то в район ключицы; он дергается и, развернувшись, наотмашь тыльной стороной ладони хлестко лепит Ёнгуку пощечину.
Ёнгук, растерявшись ровно на мгновение, отступает назад, машинально проводя ладонью по щеке: кончикам пальцев становится горячо, и он резко вытирает скулу рукавом куртки, только затем поняв, что совершил глупость. Горячее нечто — кровь, конечно.
Ёнджэ с легким недоумением встряхивает рукой, и Ёнгук замечает на его пальцах несколько колец с металлическими выступами — боль приходит запоздало и шквально, резкой обжигающей волной бьет в голову, и Ёнгук шипит, притрагиваясь к скуле. Кровь не останавливается, и он даже слизывает её с испачканных пальцев, отдаленно испытывая странное удовлетворение.
Неожиданная злость Ёнджэ, которая четкими чернилами была выписана в его глазах, сменяется легким испугом и даже, как кажется Ёнгуку, выражением вины; он делает несколько шагов назад, потирая одной рукой запястье другой, и смотрит в асфальт, опустив голову.
-Нежданчик, - хрипло усмехается Ёнгук, автоматически ещё раз раздирая ладонью глубокие царапины на скуле. Видя, что Ёнджэ хоть и не уходит, но и отвечать не собирается, Ёнгук подается вперед, обеими руками обнимая его и крепко прижимая к груди — Ёнджэ упирается и вновь пробует его оттолкнуть, но Ёнгук держит с силой.
Ёнджэ разозленно бьет Гука в плечо и затихает, уткнувшись лицом в шею и часто дыша; Ёнгук успокаивающе гладит его по спине и голове, тихо шепча всякую ересь, лишь бы отвлечься. Чувствуя, что Ёнджэ совсем перестал сопротивляться, зарывается лицом в его волосы и греет руки под курткой, обняв за талию.
-Прости меня, - слова Ёнгуку даются тяжело, и он постепенно начинает понимать смысл той фразы, что «sorry seems to be the hardest word». - Прости, малыш.
Ёнджэ пробует сглотнуть отвратительный скольский ком в горле, давящий отчего-то на глаза и заставляющий их уголки вновь чувствовать горечь — слез, правда, теперь уже совсем нет. Только гнилое чувство вины и ощущение фатальной неправильности — и даже удар и кровь здесь вовсе не при чем. Только вина, и Ёнджэ теперь знает её вкус.
-Я не могу, - Ёнджэ качает головой, не отрываясь от шеи Ёнгука и грея о нее губы. - Правда, не могу. Это знаешь — как оставить неисправленную ошибку в сочинении. Физически сложно.
От прохладного ветра, затрагивающего кожу на скуле, становится ещё больнее, и ещё сильнее чувствуется жар от ссадин; Ёнгук отрывисто усмехается, сильнее прижимая Ёнджэ к себе.
-Нет, не знаю. Я никогда не исправляю ошибки в собственных текстах.
-Просто оставь меня в покое, хорошо? Я ведь прошу совсем немного.
Ёнгук устало закрывает глаза, и на улыбку сил почему-то не хватает.
-Ты требуешь невозможного.
Тэхён изучает бесцельным взглядом потолок в отвратительных желтоватых подтеках и думает, что «точно уебу этой скотине, только дайте повод». Ему кажется, что это, наверное, последняя стадия злости, когда нецензурная лексика оформляетя даже в мыслях, не то что в устной речи. В устной речи — Тэ уверен — её было бы даже больше, чем у приснопамятного Ёнгука, да только и речи-то никакой нет.
Вернее, способности к ней. Тэхён унылым взглядом скользит по небольшому календарю, прилепленному скотчем прямо на отстающие от стен обои — он находится здесь уже долгих три дня, буквально отрезанных не то, что бы от реальности, а даже от самого себя. Будто тело — дрянная оболочка, а он смотрит на это все со стороны. Поганое чувство, и Тэхён перестает завидовать призракам.
Какое-то дряхлое здание в переулках города Кванджу в провинции Кёнгидо, куда от Сеула ехать часа два на скорой электричке — Тэхён радуется, что успел подзаработать, чтобы даже дешевый билет не слишком ударил по бюджету. Здание вправду дряхлое, с не особо приветливыми коммунальными квартирами, но Тэхён не жалуется, если есть возможность получить комнату буквально за бесценок. На улицу он практически не выходит и соседей своих не видит; впрочем, не испытывает никакого дискомфорта от недостатка общения. Вернее, от его отсутствия.
И даже выключает мобильный телефон, не желая никого ни слышать, ни читать.
Разве что порывается иногда отправить пару-тройку смс, но плюет на это дело, думая, что Чоноп и сам в состоянии понять, что могло произойти. А напоминать себе о существовании «нормальной реальности» тоже не желается совсем.
Требуется просто вакуум и просто молчание — Тэхён смутно надеется, вакуум восстановит вмятины от усталости, а молчание — голос.
Когда в сольной партии голос в очередной срывается и в тот вечер так и не возвращается к нормальному состоянию, Тэхён понимает, что нужно просто мотать удочки от всей этой хуеверти в общем и от Ёнгука в частности — чувствуется, что ещё один надрыв, и все может кончиться так, как сам Тэхён не пожелал бы даже своим конкурентам в моменты самой дикой злости.
Надрыв, правда, все равно происходит, когда Тэхён рявкает, что «ебал он это все в триста двадцать две позы», и сваливает, не сказав больше ни слова и с силой растирая рукой горло, будто это чем-то может помочь. Ёнгук не понимает сути того, что происходит, но думает, что это минут на двадцать — как всегда.
«Минут двадцать» затягивается на сутки, затем — на двое, и Тэхён больше не отвечает на звонки ни в один из последующих дней, включая этот. Просто валяется на жесткой раскладушке в коммунальной комнате где-то в Кванджу, раздумывая, как наколдовать себе теплой воды, не вставая и вообще желательно не двигаясь.
Голос даже не надорван — его просто нет, и всякий раз, вспоминая об этом, Тэхён со стоном выгибается на кровати, пытаясь сдержать рвущуюся наружу тысячу осколков, раздирающих горло изнутри.
Вердикт подсознания — неделя в собственном вакууме наедине с болью и осознанием, что «ты полнейшее ничтожество, Чон Дэхён». В полусне кажется, что выключенный телефон надрывается сотнями звонков и мелодий, от вибрации едва ли не прыгая по неровному полу; Тэхён нашаривает его рукой и не глядя швыряет в стену, даже не слыша звука удара.
«Кому надо, тот найдет».
-Простите, - Мун осторожно обращается к пожилой женщине, видимо, консьержке. Она оборачивается, оглядев его подозрительный взглядом и недовольно поджав губы; Чоноп, мысленно закатив глаза, думает, чего старшему поколению опять в нем не нравится.
-Скажите, пожалуйста, а Чон Дэхён в общежитии сегодня появлялся?
Мун говорит очень вежливо и четко, и женщина слегка смягчает взгляд, открывая лежащую на столу толстую тетрадь.
-Факультет какой?
-Физикоматематический, - отвечает Мун, аж передернувшись от этого устрашающего наименования.
Консьержка мельком просматривает фамилии и, найдя нужную, понимает, кажется, о ком её спрашивает Чоноп. Пожимает плечами и равнодушно качает головой, де, давно не было. Дня четыре где-то, если не больше.
Мун благодарит женщину и выходит на улицу, рассеянно пиная носками кроссовок мелкие камешки, изредка попадающиеся на асфальте. Останавливается у ворот общежития и усаживается прямо на бордюр около проезжей части.
Ловит себя на мысли, что просто не знает, куда идти дальше.
«Короче, Джепп, вокала у нас нет и не предвидится, судя по всему - и я даже не знаю, чьи это проблемы», - Ёнгук раздраженно выключает подсветку на телефоне и еле сдерживается, чтобы не швырнуть его об асфальт и не попрыгать до кучи на осколках.
Чертов Ким Химчхан.
«Нет, наверное, он действительно сталкерит и выбирает моменты, когда у меня особый пиздец», - решает Ёнгук, как-то забыв, что время отправления смс датируется едва ли не сутками раньше, чем он его прочел. Ёнгук поднимает голову вверх, разглядывая вереницу бесконечных окон многоэтажки; высматривает те, что на десятом этаже, но они отчего-то постоянно разбегаются, и Гук не может сфокусировать на них взгляд.
-Ну же, выходи, - сквозь зубы цедит Ёнгук, пряча нос в воротник куртки и решая, что слишком уж холодно вокруг для этой дурацкой осени. Катаклизмы какие, что ли? - Черт бы тебя побрал, умник с манией исправлять ошибки в сочинениях...
Очень скоро Гуку надоедает нарезать круги по двору, и он успевает покачаться на качелях, стоя на них ногами, пораспугивать гравием стаю голубей и поподтягиваться на турнике, хотя куртка порядком мешает; к тому времени, когда он замечает выходящего из подъезда Ёнджэ, то успевает уже избавиться и от куртки, и от полуперчаток, оставшись сверху в одной футболке.
Взгляд у Ёнджэ скептичный.
Он уже собирается пройти мимо и отправиться по своим делам, но Ёнгук упорно маячит перед ним в одной тонкой футболке с коротким рукавом, и Ёнджэ не выдерживает:
-Оденься уже — на улице еле плюс пять, а девушек в радиусе пятиста местров явно не наблюдается...
Пока Ёнгук пытается одуплиться от наезда, Ёнджэ прячет улыбку в тонкий объемный шарф и, убрав мёрзнущие руки в карманы, спокойно стоит напротив, наблюдая, как Ёнгук неохотно одевается. Момент требует что-то сказать, и Ёнджэ прерывает молчание, кивая в никуда:
-Проходом здесь?
-Горазд ты глупые вопросы задавать, - реагирует Ёнгук, отмечая, как моментально изменилось выражение лица Ёнджэ с насмешливо-добродушного на то, что можно идентифицировать как «опасность». - Делать мне здесь больше нечего, как «проходом».
Ёнджэ упорно молчит и делает вид, что не понимает намеков. Ёнгук, наконец отошедший от своих пробежек по двору, чувствует наконец холод и ежится, кивая в сторону выхода из квартала.
-Пройдемся? - коротко спрашивает он, застегивая на запястьях перчатки.
Ёнджэ пробует найти какое-то оправдание, почему он не может и почему ему нужно срочно бежать куда-то, мол, дело жизни и смерти; панически переворачивает кверху дном все Зазеркалье подсознания, выискивая любую нить, с помощью которой можно выставить себя нереально деловым и не имеющим времени на всякую ересь человеком.
А потом просто понимает, что даже не знает, зачем вышел на улицу. Просто так, наверное — и соглашается, пожав плечами.
-Что это?
«Пройдемся» затягивается на на долгих три часа, которые неожиданно оказываются совсем короткими. Ёнгук по привычке держит один наушник в ухе — тот, что с другой стороны от Ёнджэ, чтобы слышать разговор, в случае чего. Правда, Ёнджэ большей частью молчит, а сейчас осторожно ловит свободный наушник и, оперевшись подбородком на плечо Гука, прислушивается к играющей музыке. Ёнгук не знает, какими чертями рандомный выбор занесло в папку с минусами его треков — да ещё и на ту дорожку, которую Ёнгук небезосновательно считает самой проблемной. Тэхён, конечно, поет грамотно и чисто, но все равно совсем не то, что Ёнгук хочет слышать от трека, который считает одним из главных в перечне написанного.
-Минус к моей песне, - неохотно отвечает Ёнгук, когда в голове моментально проходит ассоциация с имеющимися проблемами. Вспоминать о Тэхёне, не подающем признаков жизни, чревато плохим настроением.
-Ты пишешь песни? - Ёнджэ вскидывает на Гука изумленный взгляд, и Ёнгук, готовящийся было съязвить, внезапно осознает, что Ёнджэ этого попросту не знает.
Что Ёнджэ вообще исчезающе мало знает о нем, Пан Ёнгуке. Или Джеппе, как любит выводить на нервы Ким Химчхан.
-Пишу, пою, играю, был, знаю, привлекался, ответственности не несу, - Ёнгук не знает, что за чушь он начинает городить ровно после третьего глагола, но когда Ёнджэ тихо смеется, то напряжение спадает само по себе. - Зарабатываю на жизнь этой долбоебистикой, - добавляет он с улыбкой, а Ёнджэ кидает на него укоризненный взгляд.
-Музыка — не долбоебистика, Ёнгук, - качает он головой, а Ёнгук удивляется, насколько в речи Ёнджэ органично звучит даже обсценная лексика. Будто ей и не является вовсе.
Ёнджэ впервые называет Ёнгука по имени, и тот сначала озадаченно приподнимает бровь, анализируя, что изменилось в обращении; поняв, не может сдержать улыбки, которая смущает Ёнджэ — он отворачивается, хотя и не снимает наушника.
Ёнгук с отдаленным чувством грусти думает, что очень хочется ещё раз услышать свое имя из уст Ёнджэ — именно сейчас кажется, что тонкая перегородка страха между ними, отлитая из пуленепробиваемого стекла, начинает плавиться. Только ещё раз назови по имени — но Ёнджэ молчит.
Скручивает под диафрагмой так, что волком выть хочется, и Ёнгук окончательно перестает понимать себя самого.
-Красивая мелодия, - говорит Ёнджэ. - Как она называется?
-I remember, - Ёнгук морщится и переключает трек, а Ёнджэ останавливается посреди дороги.
-Ты помнишь?
-Я помню, - Ёнгук кивает. - Это название.
-Да я понял, - Ёнджэ улыбается лукаво. - Но если это полноценный трек, почему он записан без вокала?
Ёнгук внимательно смотрит на Ёнджэ — нет, либо это паранойя, либо этот парень действительно спрашивает не из праздного интереса. С другой стороны — Ёнгук начинает заваливать вопросами самого себя — откуда Ёнджэ может хоть мало-мальски знать что-то о создании этой песни и о прочих вещах вроде причин записи только минусовки?
Явно паранойя, решает Ёнгук и даже успокаивается отчасти. Просто интерес.
-Потому что я пообещал себе, - говорит он, - Что запишу со словами эту песню только в том случае, если она будет звучать так, как я в неё закладывал. На припевах должен быть вокал, а я только читаю. Я делаю верно, но вокал ещё ни разу не звучал так, как заложено. Её поют, но не понимают — поэтому и не записано. Смысла — ноль.
К концу фразы Ёнгук практически проклинает себя за это откровение.
А Ёнджэ не уточняет даже ничего — просто кивает, и Ёнгук до безумия благодарен ему за это.
Около года назад, северные окраины Новонгу, Сеул
-Семнадцать, - Химчхан кивает и быстрым касанием помечает что-то в коммуникаторе, даже не глядя на сидящего напротив Ёнгука.
-Чего семнадцать? - мрачно интересуется тот больше для проформы, нежели ради получения ответа.
-Семнадцатый раз за год ты надираешься из-за этой хрени, - Химчхан делает выразительный жест рукой, обводя помещение и указывая пальцем в ту сторону сцены, куда только что ушел Тэхён.
-Ты даже это подсчитываешь? - Ёнгук зло усмехается. - Может, подсчитываешь ещё, какое количестве блядей я снял за этот год, а?
Химчхан напрочь игнорирует этот выпад, продолжая изучать светящийся экран коммуникатора. Перелистывает пару «страниц».
-Ни одной, - спокойно отвечает Чхан, а Ёнгук нервно дергается, невольно цепляясь взглядом за Зело, обсуждающего что-то с диджеем около музыкальной установки. Химчхан давит хитрую улыбку. - А вот из-за этой дебильной песни — семнадцать раз, Джепп. Семнадцать, чувак, ты просто охренел и не отсвечиваешь.
Ёнгук, уяснив, в какую сторону ведет Химчхан, недовольно кривит губы и облизывает их, пытаясь стереть не слишком хороший привкус некачественного, пусть и дорогого довольно виски. В конце концов просто отодвигает пузатый бокал и откидывается на спинку стула, наблюдая, как Химчхан вертится из стороны в сторону, пытаясь устроиться за столом поудобнее — останавливается только тогда, когда устраивает подбородок на сложенные на столе кисти рук; смотрит на Ёнгука снизу вверх, немного близоруко щурясь.
Везде пытается найти комфорт.
-Я не понимаю, Джепп, - глухо начинает Химчхан, - Не понимаю, что Тэхён снова сделал не так. Он не промахнулся мимо нот ни одного чертового раза, не перепутал ни одной чертовой строки и даже слова мата не вставил, пока ты кривил на него морду. Чем ты опять недоволен? Может, я идиот, что не понимаю?
Химчхан пожимает плечами, и от этого комично приподнимается за столом полностью. Ёнгук хмыкает, кивнув в ответ на последнюю реплику, за что получает долгий скептический взгляд.
-А я спорю, что он нормально спел? Спел нормально, но не так, как надо мне, - Ёнгук делает ударение на последнем слове, а Химчхан думает, что неплохо бы театрально уйти в фейспалм, но тогда придется вытащить руку из-под подбородка, а неудобно, да и лень, к тому же. Поэтому ограничивается закрытыми глазами.
-Ты, блядь, заебал своими бесконечными требованиями, - спокойно отвечает он. - Тебе сказать, сколько времени ты пытаешься найти устраивающего тебя человека, или сам помнишь? Ай ремемба, йес, ай ремемба, - дразнится Чхан, показывая язык - впрочем, очень зло.
Покачивает головой из стороны в сторону, имитируя маятниковые часы.
-Слова не спутал, и ладно.
-Не думаю, что на моем месте ты бы также относился к своим песням, - в голосе Ёнгука за плотной броней жесткости слышится не то, что бы грусть какая-то, но нечто вязкое в этом роде — точно. Досада, наверное, решает Химчхан.
-Знаешь, чувак, - Химчхан встает и потягивается. - Я совершенно не представляю и, честно говоря, не хочу представлять, о чем ты думал, пока писал свою эту херню. Не представляю, ради кого и для кого ты писал эти слова — мне непонятно, и слава астралу. Но мне...
Химчхан выгибается и резко складывает руки на груди, прямо глядя на Ёнгука.
-Но мне кажется, что раз уж на то пошло, то она писана под кого-то одного: причем ты — о, ну кто ещё мог так сделать! - даже не знаешь, под кого. Так что ищи, Джепп, этого чувака, и записывай уже свою «Ай ремемба» вместе со словами. И не надейся, я эту лабуду петь не буду. Ну, не лабуду, конечно, но все равно не буду.
Химчхан добродушно кивает и выскальзывает из-за стола, на прощание подмигнув, а Ёнгук думает, что эта лисица порядком уже нарывается на проблемы.
Хорошая лисица, правда — правильная, поэтому Ёнгук привычно оставляет эти мысли.
Погрузившись в опасную зону воспоминаний, Ёнгук не замечает, что остановился буквально посреди дороги, а Ёнджэ ушел уже вперед, попутно взобравшись на высокий бордюр, и теперь шагает по нему, опасно балансируя. Гук поспешно его догоняет и идет сбоку, по привычке готовясь подстраховать, в случае чего — наверное, у Ёнджэ, как и у Зело, ещё не кончился этот период возраста, когда интересно скакать по высоким поверхностям.
Ёнгуку уже не очень интересно, и он просто изредка кидает взгляд вбок и наверх, испытывая желание взять Ёнджэ за руку, чтобы не споткнулся ненароком. Шапки тот не носит, и челка упрямо лезет в глаза, поэтому приходится сдувать.
Ёнгук с горечью думает, что у него всегда так — сначала дров наломал, а теперь разбирай весь этот завал и плавь огнем зажигалки тонкое пуленепробиваемое стекло страха между ними, которое Ёнджэ умело воздвиг со своей стороны. Гук полагает, что без хорошего знания химии тут не обошлось, потому что невозможно просто так добиться подобной стойкости материала.
Хочется взять за руку и просто так, потому что «ну хочется»; Ёнгук, правда, знает, что Ёнджэ вывернется и разом вновь сделает вид, что незнакомы они вовсе. Нечто вроде защитного барьера.
Потому что тогда, наверное, было больно, решает Ёнгук и не знает, кто в этом виноват больше — он сам или Ёнджэ. Или никто не виноват, а просто так получилось.
-Тревожная, - говорит внезапно Ёнджэ всего лишь одно слово, а Гук мгновенно понимает, что это про неё, про «I remember». В подсознании волной накатывает мелодия, биты и басы, смешивается его голос и голоса Тэхёна, Зело и ещё десятка людей, в разное время пытавшихся спеть вокальные части в этой песне; да, наверное, и вправду очень тревожная. И биты в ней не биты, а словно скальпелем по нервным окончаниям.
-Ёе, знаешь, никто не слышал никогда настоящую, - Ёнгук нутром чувствует, что пора бы заткнуться, попрощаться и бежать, бежать сломя голову, только бы молчать. Но не может. - Она настоящая только тогда, когда читаю я, а так... Не фальшь, конечно, но и истины в ней нет.
Он вспрыгивает на бордюр рядом с Ёнджэ, и стоят они как-то глупо — не вдоль него, а поперек, и места катастрофически мало, но никто не двигается, и приходится стоять вплотную.
-Нет истины, как нет её ни здесь, ни здесь, ни даже вот здесь.
Ёнгук поочередно показывает вверх на холодное солнце, вокруг на бегущие куда-то людские тени и, наконец, на глаза самого Ёнджэ.
-Ты не искал, - Ёнджэ пробует сделать шаг назад, чтобы сойти с бордюра и оказаться по другую сторону, но Ёнгук придерживает его за талию.
-Искал, - он осторожно сам убирает непослушную челку со лба Ёнджэ, открывая глаза: в последний раз он видел их так близко лишь тогда, когда там стояли слезы. - Спой её со мной, Ёнджэ.
Гук мягко касается большим пальцем скулы Ёнджэ.
-Я устал искать того, для кого написал эти слова.
Ёнджэ судорожно вздыхает и, уже просто не желая видеть никаких путей туда, назад, сам тянется к Ёнгуку — отчасти со страхом, отчасти с доверием и отчасти с тем неброским, серым отчаянием, которое заставляет нутро выворачиваться наружу с минимальным шансом восстановиться до нормального состояния.
Губы у Ёнджэ с легким привкусом лечебного масла и очень податливые — кажется, на двух стоящих на бордюре оборачиваются на улице прохожие, но Ёнгуку уже совсем все равно.
@темы: фанфики, It's B.A.P
-
-
15.02.2012 в 23:03-
-
16.02.2012 в 01:00Лялька Зело, лечись скорее т.т
Енгук, что ж ты потом с Зело будешь делать? =\