nah, fuck it
Двенадцатый шаг марафона моего новогоднего - для life88
Оль, ты дала мне возможность выбрать в инпхинитофэндоме пейринг самой, и я... выбрала)
Но немного не пейринг.
И ещё я исполнил свою давнюю мечту подарить вместе с текстом один из моих любимейших треков, но опасался, что он так и останется треком. А ты знаешь, кто его исполняет и что-куда-зачем-почему.
С Наступающим, солнце
Название: Волшебник
Фэндом: Infinite
Автор: Тщорный
Пейринг: Сонгю-центрик
Рейтинг: дженерал
Жанр: мерикристмас
Тип: AU, melody-fic
Волшебник | 1587 словДекабрь в Сеуле почти каждый год одинаков — Сонгю давно заметил — пусть и холодно довольно, но выпавший неуверенный снег держится совсем недолго, тут же превращаясь в мокрые серые хлопья под колесами автомобилей и тысячами людских ног. Сонгю не любит этой непропорциональной смеси городской пыли и снега, хотя пасмурная погода, традиционно сопутствующая слякоти, ему по душе куда больше, чем слепящее глаза зимнее солнце.
Оно холодное, это солнце. А холод неприятен — Сонгю объясняет свои предпочтения просто, не прибегая к какой-либо образности и размытости, сводящейся к психологии, как свойственно многим творческим людям.
Скрипачам, конечно, тоже, но Сонгю все равно старается обходить эти «смешанные краски» стороной, чтобы ненароком не раствориться в них, потеряв четкую мембрану, отделяющую собственное «я» от слишком быстро меняющейся реальности.
Держа бережно в руках чехол со скрипкой, стоит на пороге подъезда, опустив взгляд и рассматривая прямо на глазах тающий снег; делает шаг вперед и вновь назад, едва вступив в слякоть носками черных замшевых туфель. И уходит обратно домой, в который раз думая, что неплохо бы купить кожаные зимние и не забыть ещё одну пачку аскорбинки.
Сонгю её очень любит: и не сладкая, но ему кажущаяся уже и не кислой, да и цвет такой жизнеутверждающий — золотисто-желтый. Как солнце.
Вот только солнце Сонгю не очень жалует, а аскорбинки — вполне.
Часы бьют полдень двадцать пятого декабря — немного пусто в этой просто обставленной квартире, где о приближении Рождества напоминает лишь одинокая елочная игрушка на телефонном столике в коридоре. Из звуков — только шелест переворачиваемых страниц нотной тетради и редкие скрипичные, словно экспериментальные и черновые.
Сонгю ждет десять-пятнадцать минут, просто держа в руках скрипку и слушая отсчет настенных часов; ему видится каким-то шаблонным выход из дома ровно в полдень, поэтому он укладывает скрипку в чехол и тянется за перчатками только в тот момент, когда длинная стрелка на миг останавливается на четверти окружности.
Вновь замшевые, а шарф забыт дома; поднимая воротник, Сонгю утешает себя тем, что главное — держать в тепле руки, а остальное вполне можно пережить. И немного надсадно кашляет в ответ на резкий порыв ветра.
Смесь пыли и снега; идти привычно не хочется, но Сонгю каким-то шестым с половиной чувством ощущает, что сыграть в канун Рождества — важно.
Не нужно, но важно.
И столь же привычный проспект недалеко от центра города - бесконечно длинная, уходящая вдаль стрела с цепочками сверкающих вывесками магазинов, лавок и кафе в стилизации Старого Запада. Удобно и уютно — у витрин магазинов есть широкие гладкие подоконники, на которых часто, как на скамьях, сидят, отдыхая, люди; это традиция здесь. Как традицией здесь раньше была и игра разных музыкантов на этой улице — не ради денег, а ради самой музыки, особенно в канун праздников, когда её ценность возрастает во много раз от изначально очень важной.
Традиция потеряла оформленность в быстром течении времени; только некоторые её веяния по-прежнему живы - и Сонгю играет здесь часто на скрипке среди бесконечного людского потока, который на этом проспекте несколько медленнее и оформленнее, чем в остальных уголках суетливой корейской столицы.
Нотные тетради уже почти не требуются — в сознании слишком ярко и чернильно прописаны гирлянды нот, которые Сонгю очень хочется сделать реальными, осязаемыми. Пушистыми и рождественскими - такими, какими украшен проспект сегодня; такими, которых совсем нет у него дома, и руки не доходят купить хотя бы упаковку и обернуть пусть даже не елку, а комнатные цветы на подоконнике.
А так — одинокая елочная игрушка на телефоном столике в коридоре.
Поднимая смычок и почти невесомо касаясь им струн, Сонгю скользит взглядом вдоль уходящей в горизонт оживленной улицы, сверкающий сотнями дневных огней, и понимает, что совсем не чувствует трепета, возникающего раньше всегда в этот день — 25 декабря любого из годов, прожитых им на планете Земля в городе Сеуле. Может, все дело в грязной слякоти, холодными руками обнявшей мегаполис, а может — просто повзрослел. Наигрывая первые аккорды, Сонгю определяет последнюю мысль как в высшей степени абсурдную: чувство рождественского трепета и ощущения праздника — не то, чем определяется процесс взросления.
А когда уже полностью окунается в создаваемую музыку, мысли исчезают, а мир вокруг мигом преобразуется в «Бульвар Капуцинок» Клода Моне, когда вблизи все ощущается лишь мазками кисти, и только из балкончика на высоком этаже виднеется темный цилиндр стороннего наблюдателя.
За спиной — знакомый сувенирный магазинчик, сегодня особенно красивый и отчасти сказочный. Сквозь широкую глянцевую витрину видны ряды рождественских безделушек, игрушек, колпаков Санта-Клауса и расписанных открыток. Если их развернуть, эти открытки, зазвучит известная рождественская песня — будь то «Jingle Bells» или «Last Christmas». А в конце скажет весело «Merry Christmas» и подумается, что сувениры научились разговаривать.
Сонгю привычно в людском потоке, скорость которого во время игры замедляется для музыканта в его понимании; замедляется она и в реальности, когда люди прохожие сбивают ритм бегущих шагов, то оглядываясь с улыбкой на скрипача, а то и вовсе останавливаясь на несколько минут напротив и завороженно слушая.
Люди здесь отличаются немного от остальных благодаря давней традиции игры уличных музыкантов.
Сонгю играет что-то не грустное — больше праздничное и только с небольшим налетом сожаления о том, что вскоре на календаре цифра «11» сменится дюжиной, и две единицы второго тысячелетия не вернутся больше никогда. «Но таковы законы», - своим звучанием говорит скрипка, и прохожие соглашаются с ней, задумчиво кивая и пожимая понимающе плечами. У мелодии, возможно, нет названия, и даже автор неизвестен; тут не имеет значения, играешь ты «24 каприса для скрипки соло» Паганини, или никому не известную сонату-импровизацию. И неважно, сколько времени — ограждаясь от реальности и одновременно находясь в её непосредственном центре, Сонгю знает, что музыка прекратится ровно тогда, когда ей станет нужно.
Он не знает, сколько времени это длится; ноты в гирлянде кончаются слишком внезапно, чтобы Сонгю успел осознать, что мелодия оставила после себя лишь тихий плач финальных аккордов, почти не слышных в шорохе мокрой серой слякоти от автомобильных шин, посекундно утопающих в лужах. Поток людей снова ускоряется и смывает собственные границы, сливаясь с городским пейзажем, и Сонгю почти не различает лиц, вслушиваясь в утончающийся последний звук.
Ещё выше, ещё тоньше, ещё незаметнее. Ещё быстрее и теперь почти безлико. Музыка совсем замолкает, и Сонгю опускает скрипку, одним моментом словно ныряя в действительную реальность — как всегда, слегка темнеет в глазах от резкости, и он пару раз моргает, чтобы прогнать ощущение какой-то ватности в подсознании.
Люди уже не останавливаются и не оглядываются; перед Сонгю стоит только один — ребенок, мальчик лет пяти в яркой вязаной шапке с оленями и большим помпоном. Сонгю замечает, что и длинный шарф, и объемные варежки тоже с изображениями оленей — от этого становится как-то совсем уютно, пусть вокруг по-прежнему сырость, серость и промозглость. В руках мальчик держит большого, размером едва ли не с него самого, плюшевого медведя с бантом цвета солнца.
Сонгю скрипку опускает, но не убирает в чехол — руки будто парализует под внимательным, задумчивым и совсем не детским взглядом юного слушателя. Ребенок смотрит на музыканта снизу вверх серьёзно и пытливо, и Сонгю кажется, что в глазах малыша цветом индиго отражаются синие узоры на вязаном шарфе.
-Дяденька, а вы волшебник? - внезапно спрашивает мальчик, сильнее обнимая плюшевого медведя и делая шаг вперед, к музыканту.
Сонгю чувствует, как он наивного вопроса в горле что-то сжимается и бьется, пульсируя; он присаживается перед ребенком, аккуратно укладывая скрипку на колени и устремляя на него удивленный взгляд.
Разочаровывать мальчика не хочется.
-Нет, малыш, - с сожалением отвечает он, чуть разводя руками и словно бы оправдываясь. Мимо суетливо проносятся люди, увязшие в делах, как Санта-Клаусы, а ребенок посреди это суеты кажется островком спокойствия и гармоничности.
-А кто вы тогда? - снова поднимает взгляд на Сонгю.
Тот задумывается на секунду; простой, в сущности, вопрос, но ответить отчего-то очень сложно. Сонгю чувствует, что нельзя лукавить и отшучиваться; впрочем, это совсем не в его стиле, когда возникают осмысленные вопросы.
-Я простой человек, - отвечает наконец, кивая. И, подумав, добавляет, коснувшись ладонями лежащего на коленях музыкального инструмента:
-И немного играю на скрипке.
Мальчик, помедлив, кивает и тут же отрицательно мотает головой — пушистый помпон на шапке болтается шариком, мешая бегу изображенных оленей. Сонгю завороженно наблюдает за малышом; проходит несколько минут молчания, кажущихся часами, и Сонгю уже готов поверить, что синие отблески в глазах ребенка — не просто игра света и отсвета, а радужка действительно окрашена в цвет индиго.
На мгновение Сонгю вспоминает все, что так или иначе связано с этим цветом — и значение, и верования, и легенды, и недоказанные научные теории. В голове проносится вихрь фактов, прочитанных книг и отрывков из разговоров — никакой системы, а только поток, из которого сложно выделить то, что нужно именно сейчас. И поток какой-то необычный — цвета индиго.
Как и глаза ребенка — Сонгю почти уверен.
-Нет, дяденька. Вы — волшебник.
И торопливо сует в руки Сонгю большого плюшевого медведя с бантом цвета солнца, улыбаясь напоследок и убегая по маленьким сухим островкам среди мокрой смеси снега и пыли. Сотая доля секунды — проспект по-прежнему прямой стрелой без поворотов и улочек, но мальчика уже не видно.
Скрипка уже в чехле, на подоконнике витрины рядом с сидящим там же Сонгю — он которую минуту держит в руках плюшевую игрушку, вглядываясь в её крохотные глаза-бусинки. Вокруг ничего, кроме снующих туда-сюда людей и обыкновенных звуков города: гула автомобилей, их гудков и того неповторимого и почти неосязаемого звукового фона, присущего только огромным мегаполисам с миллионами жителей.
«Нет, дяденька. Вы — волшебник».
У этого медведя мягкие лапы, нос пуговкой и большой объемный бант цвета солнца.
В уголках глаз очень горячо и немного щиплет.
Кажется, это от слез.
Если поднять взгляд вверх, на небо, то можно увидеть, как, увеличиваясь с каждой секундой, оттуда падают хороводы фигурных снежинок; опускаются на промозглую слякоть сначала редкими белыми вкраплениями, а спустя немного времени — пусть и тонким, но уверенным чистым пологом.
Проходит пять, десять, пятнадцать минут; час, два, три. День.
Он не тает.
Оль, ты дала мне возможность выбрать в инпхинитофэндоме пейринг самой, и я... выбрала)
Но немного не пейринг.
И ещё я исполнил свою давнюю мечту подарить вместе с текстом один из моих любимейших треков, но опасался, что он так и останется треком. А ты знаешь, кто его исполняет и что-куда-зачем-почему.
С Наступающим, солнце
Название: Волшебник
Фэндом: Infinite
Автор: Тщорный
Пейринг: Сонгю-центрик
Рейтинг: дженерал
Жанр: мерикристмас
Тип: AU, melody-fic
Волшебник | 1587 словДекабрь в Сеуле почти каждый год одинаков — Сонгю давно заметил — пусть и холодно довольно, но выпавший неуверенный снег держится совсем недолго, тут же превращаясь в мокрые серые хлопья под колесами автомобилей и тысячами людских ног. Сонгю не любит этой непропорциональной смеси городской пыли и снега, хотя пасмурная погода, традиционно сопутствующая слякоти, ему по душе куда больше, чем слепящее глаза зимнее солнце.
Оно холодное, это солнце. А холод неприятен — Сонгю объясняет свои предпочтения просто, не прибегая к какой-либо образности и размытости, сводящейся к психологии, как свойственно многим творческим людям.
Скрипачам, конечно, тоже, но Сонгю все равно старается обходить эти «смешанные краски» стороной, чтобы ненароком не раствориться в них, потеряв четкую мембрану, отделяющую собственное «я» от слишком быстро меняющейся реальности.
Держа бережно в руках чехол со скрипкой, стоит на пороге подъезда, опустив взгляд и рассматривая прямо на глазах тающий снег; делает шаг вперед и вновь назад, едва вступив в слякоть носками черных замшевых туфель. И уходит обратно домой, в который раз думая, что неплохо бы купить кожаные зимние и не забыть ещё одну пачку аскорбинки.
Сонгю её очень любит: и не сладкая, но ему кажущаяся уже и не кислой, да и цвет такой жизнеутверждающий — золотисто-желтый. Как солнце.
Вот только солнце Сонгю не очень жалует, а аскорбинки — вполне.
Часы бьют полдень двадцать пятого декабря — немного пусто в этой просто обставленной квартире, где о приближении Рождества напоминает лишь одинокая елочная игрушка на телефонном столике в коридоре. Из звуков — только шелест переворачиваемых страниц нотной тетради и редкие скрипичные, словно экспериментальные и черновые.
Сонгю ждет десять-пятнадцать минут, просто держа в руках скрипку и слушая отсчет настенных часов; ему видится каким-то шаблонным выход из дома ровно в полдень, поэтому он укладывает скрипку в чехол и тянется за перчатками только в тот момент, когда длинная стрелка на миг останавливается на четверти окружности.
Вновь замшевые, а шарф забыт дома; поднимая воротник, Сонгю утешает себя тем, что главное — держать в тепле руки, а остальное вполне можно пережить. И немного надсадно кашляет в ответ на резкий порыв ветра.
Смесь пыли и снега; идти привычно не хочется, но Сонгю каким-то шестым с половиной чувством ощущает, что сыграть в канун Рождества — важно.
Не нужно, но важно.
И столь же привычный проспект недалеко от центра города - бесконечно длинная, уходящая вдаль стрела с цепочками сверкающих вывесками магазинов, лавок и кафе в стилизации Старого Запада. Удобно и уютно — у витрин магазинов есть широкие гладкие подоконники, на которых часто, как на скамьях, сидят, отдыхая, люди; это традиция здесь. Как традицией здесь раньше была и игра разных музыкантов на этой улице — не ради денег, а ради самой музыки, особенно в канун праздников, когда её ценность возрастает во много раз от изначально очень важной.
Традиция потеряла оформленность в быстром течении времени; только некоторые её веяния по-прежнему живы - и Сонгю играет здесь часто на скрипке среди бесконечного людского потока, который на этом проспекте несколько медленнее и оформленнее, чем в остальных уголках суетливой корейской столицы.
Нотные тетради уже почти не требуются — в сознании слишком ярко и чернильно прописаны гирлянды нот, которые Сонгю очень хочется сделать реальными, осязаемыми. Пушистыми и рождественскими - такими, какими украшен проспект сегодня; такими, которых совсем нет у него дома, и руки не доходят купить хотя бы упаковку и обернуть пусть даже не елку, а комнатные цветы на подоконнике.
А так — одинокая елочная игрушка на телефоном столике в коридоре.
Поднимая смычок и почти невесомо касаясь им струн, Сонгю скользит взглядом вдоль уходящей в горизонт оживленной улицы, сверкающий сотнями дневных огней, и понимает, что совсем не чувствует трепета, возникающего раньше всегда в этот день — 25 декабря любого из годов, прожитых им на планете Земля в городе Сеуле. Может, все дело в грязной слякоти, холодными руками обнявшей мегаполис, а может — просто повзрослел. Наигрывая первые аккорды, Сонгю определяет последнюю мысль как в высшей степени абсурдную: чувство рождественского трепета и ощущения праздника — не то, чем определяется процесс взросления.
А когда уже полностью окунается в создаваемую музыку, мысли исчезают, а мир вокруг мигом преобразуется в «Бульвар Капуцинок» Клода Моне, когда вблизи все ощущается лишь мазками кисти, и только из балкончика на высоком этаже виднеется темный цилиндр стороннего наблюдателя.
За спиной — знакомый сувенирный магазинчик, сегодня особенно красивый и отчасти сказочный. Сквозь широкую глянцевую витрину видны ряды рождественских безделушек, игрушек, колпаков Санта-Клауса и расписанных открыток. Если их развернуть, эти открытки, зазвучит известная рождественская песня — будь то «Jingle Bells» или «Last Christmas». А в конце скажет весело «Merry Christmas» и подумается, что сувениры научились разговаривать.
Сонгю привычно в людском потоке, скорость которого во время игры замедляется для музыканта в его понимании; замедляется она и в реальности, когда люди прохожие сбивают ритм бегущих шагов, то оглядываясь с улыбкой на скрипача, а то и вовсе останавливаясь на несколько минут напротив и завороженно слушая.
Люди здесь отличаются немного от остальных благодаря давней традиции игры уличных музыкантов.
Сонгю играет что-то не грустное — больше праздничное и только с небольшим налетом сожаления о том, что вскоре на календаре цифра «11» сменится дюжиной, и две единицы второго тысячелетия не вернутся больше никогда. «Но таковы законы», - своим звучанием говорит скрипка, и прохожие соглашаются с ней, задумчиво кивая и пожимая понимающе плечами. У мелодии, возможно, нет названия, и даже автор неизвестен; тут не имеет значения, играешь ты «24 каприса для скрипки соло» Паганини, или никому не известную сонату-импровизацию. И неважно, сколько времени — ограждаясь от реальности и одновременно находясь в её непосредственном центре, Сонгю знает, что музыка прекратится ровно тогда, когда ей станет нужно.
Он не знает, сколько времени это длится; ноты в гирлянде кончаются слишком внезапно, чтобы Сонгю успел осознать, что мелодия оставила после себя лишь тихий плач финальных аккордов, почти не слышных в шорохе мокрой серой слякоти от автомобильных шин, посекундно утопающих в лужах. Поток людей снова ускоряется и смывает собственные границы, сливаясь с городским пейзажем, и Сонгю почти не различает лиц, вслушиваясь в утончающийся последний звук.
Ещё выше, ещё тоньше, ещё незаметнее. Ещё быстрее и теперь почти безлико. Музыка совсем замолкает, и Сонгю опускает скрипку, одним моментом словно ныряя в действительную реальность — как всегда, слегка темнеет в глазах от резкости, и он пару раз моргает, чтобы прогнать ощущение какой-то ватности в подсознании.
Люди уже не останавливаются и не оглядываются; перед Сонгю стоит только один — ребенок, мальчик лет пяти в яркой вязаной шапке с оленями и большим помпоном. Сонгю замечает, что и длинный шарф, и объемные варежки тоже с изображениями оленей — от этого становится как-то совсем уютно, пусть вокруг по-прежнему сырость, серость и промозглость. В руках мальчик держит большого, размером едва ли не с него самого, плюшевого медведя с бантом цвета солнца.
Сонгю скрипку опускает, но не убирает в чехол — руки будто парализует под внимательным, задумчивым и совсем не детским взглядом юного слушателя. Ребенок смотрит на музыканта снизу вверх серьёзно и пытливо, и Сонгю кажется, что в глазах малыша цветом индиго отражаются синие узоры на вязаном шарфе.
-Дяденька, а вы волшебник? - внезапно спрашивает мальчик, сильнее обнимая плюшевого медведя и делая шаг вперед, к музыканту.
Сонгю чувствует, как он наивного вопроса в горле что-то сжимается и бьется, пульсируя; он присаживается перед ребенком, аккуратно укладывая скрипку на колени и устремляя на него удивленный взгляд.
Разочаровывать мальчика не хочется.
-Нет, малыш, - с сожалением отвечает он, чуть разводя руками и словно бы оправдываясь. Мимо суетливо проносятся люди, увязшие в делах, как Санта-Клаусы, а ребенок посреди это суеты кажется островком спокойствия и гармоничности.
-А кто вы тогда? - снова поднимает взгляд на Сонгю.
Тот задумывается на секунду; простой, в сущности, вопрос, но ответить отчего-то очень сложно. Сонгю чувствует, что нельзя лукавить и отшучиваться; впрочем, это совсем не в его стиле, когда возникают осмысленные вопросы.
-Я простой человек, - отвечает наконец, кивая. И, подумав, добавляет, коснувшись ладонями лежащего на коленях музыкального инструмента:
-И немного играю на скрипке.
Мальчик, помедлив, кивает и тут же отрицательно мотает головой — пушистый помпон на шапке болтается шариком, мешая бегу изображенных оленей. Сонгю завороженно наблюдает за малышом; проходит несколько минут молчания, кажущихся часами, и Сонгю уже готов поверить, что синие отблески в глазах ребенка — не просто игра света и отсвета, а радужка действительно окрашена в цвет индиго.
На мгновение Сонгю вспоминает все, что так или иначе связано с этим цветом — и значение, и верования, и легенды, и недоказанные научные теории. В голове проносится вихрь фактов, прочитанных книг и отрывков из разговоров — никакой системы, а только поток, из которого сложно выделить то, что нужно именно сейчас. И поток какой-то необычный — цвета индиго.
Как и глаза ребенка — Сонгю почти уверен.
-Нет, дяденька. Вы — волшебник.
И торопливо сует в руки Сонгю большого плюшевого медведя с бантом цвета солнца, улыбаясь напоследок и убегая по маленьким сухим островкам среди мокрой смеси снега и пыли. Сотая доля секунды — проспект по-прежнему прямой стрелой без поворотов и улочек, но мальчика уже не видно.
Скрипка уже в чехле, на подоконнике витрины рядом с сидящим там же Сонгю — он которую минуту держит в руках плюшевую игрушку, вглядываясь в её крохотные глаза-бусинки. Вокруг ничего, кроме снующих туда-сюда людей и обыкновенных звуков города: гула автомобилей, их гудков и того неповторимого и почти неосязаемого звукового фона, присущего только огромным мегаполисам с миллионами жителей.
«Нет, дяденька. Вы — волшебник».
У этого медведя мягкие лапы, нос пуговкой и большой объемный бант цвета солнца.
В уголках глаз очень горячо и немного щиплет.
Кажется, это от слез.
Если поднять взгляд вверх, на небо, то можно увидеть, как, увеличиваясь с каждой секундой, оттуда падают хороводы фигурных снежинок; опускаются на промозглую слякоть сначала редкими белыми вкраплениями, а спустя немного времени — пусть и тонким, но уверенным чистым пологом.
Проходит пять, десять, пятнадцать минут; час, два, три. День.
Он не тает.
@темы: Infinite, фанфики, формула счастья
-
-
04.01.2012 в 15:45Спасибо за такого Сонгю, спасибо за музыку, которая стала такой осязаемой здесь, спасибо за скрипку, спасибо за мальчика, за шарф, за варежки, спасибо за А так — одинокая елочная игрушка на телефоном столике в коридоре., спасибо за сувенирный, за людей и их реакцию, за снег, за медведя Т________Т
-
-
05.01.2012 в 23:40песня - саунд к "Ла корда де оро" - Кисё озвучивает там скрипача..
мне важно, что оно прочувствовалось. спасибо тебе Q___Q
-
-
06.01.2012 в 00:32Почувствовалось ещё как) Да мне-то за что спасибо) Тебе спасибо, что написала)