nah, fuck it
ханбин/джинхван; краска на кончиках пальцев, немота, общение взглядами/рисунками
читать дальшеДжинхван впервые видит Ханбина на первый же день своей новой работы в художественной школе, потому что сложно не заметить взрослого уже довольно парня на задней парте в аудитории, полной десятилетних мальчишек и девчонок.
Джинхван - аспирант института искусств и пишет диссертацию по технике Босха, а сюда устраивается через день преподавать живопись и графику, чтобы иметь возможность покупать все бесконечно нужные и бесконечно дорогие материалы в художественных лавках.
Ханбину уже - двадцать один, и он рисует безумно красивые пейзажи.
***
Ханбин всегда на уроках сидит молча и не задает никаких вопросов, пока мелкие порою едва ли не на головах стоят, потому что считают, что с таким преподом, как Джинхван, нужно играться и няшиться - потому что он и сам от них недалеко ушел ни ростом, ни размерами, а для детей это главный показатель. Поначалу Джинхван думает, что Ханбину попросту неинтересно с детьми, что логично - среди его знакомых немало таких, что факультативно ходили на уроки в разные художественные школы, чтобы набить руку, и частенько сидели в классах как раз вот с такой мелкотней.
Нет ничего удивительного в том, что Ханбину, возможно, просто не хочется общаться с детьми или как-то показывать себя на уроках - бывают и такие люди; в конце концов, он исправно выполняет все домашние работы и соблюдает все требования, так что формально Джинхван претензий к нему предъявить не может.
Пусть и интересно ему, и хочется узнать, что это за такое - немного странный, тихий парень Ким Ханбин, который с опущенной челкой сойдет за школьника, а растрепанным кажется настолько Джинхвану красивым, что он может зависнуть надолго посреди урока, глядя на заднюю оккупированную Ханбином парту.
Однажды на живописи просит Ханбина ему помочь - зовет его к своему мольберту, чтобы показать, как правильно работать акварелью, смешивать цвета и подбирать кисточки; Ханбин улыбается немного растерянно и качает головой поначалу - мол, спасибо, нет, вряд ли я смогу, а Джинхван снова спотыкается об эту улыбку.
Она правда всегда немного растерянная - и читать ее можно совершенно по-разному.
Джинхван настойчив, и Ханбину приходится выйти и показать - он работает своими кистями, молча показывает их аудитории, демонстрирует краски, стаканчики для воды и бумагу; несколько разных видов мазков разными кисточками на краю листа, а потом крупная кисть пишет посреди в одну минуту расплывчатые пятна одним черным цветом с разным добавлением воды, и вот уже в пятнах совсем хорошо узнает чудесный акварельный кот.
Дети в восторге, а Ханбин, улыбнувшись, уходит на свое место.
Джинхван кота забирает себе.
У него такие техники никогда не получались.
***
-Почему ты всегда молчишь? - Спрашивает Джинхван однажды, подойдя к задержавшемуся Ханбину после урока, когда все дети уже разбегаются дальше по расписанию. - И-извини, просто я…
Он тут же хочет оправдаться за свое неуемное, почти беспомощное любопытство, потому что во взгляде Ханбина читает что-то неявно грустное - только не успевает, потому что тот достает скетч-бук, пухлый от акварельных рисунков, и пролистывает странички до конца, где начинаются лайны.
Быстро тонким лайнером рисует крошечного чибика - явно себя, потому что сходство стопроцентное, и добавляет ему смысловое облачко над головой. И в облачке пишет: “Я не могу говорить”.
Джинхвану немного больно и очень стыдно за свое любопытство.
Во втором облачке: “Извините, наверное, мне стоило сразу рассказать”, а рисуночек после пары штрихов заламывает брови и пожимает плечами смущенно и сконфуженно.
Чибик - ну вылитый Ханбин, стопроцентное попадание.
-Нет, - Джинхвану ужасно хочется провалиться под землю, а потом выбраться из ямы, взять Ханбина за руку и долго-долго не отпускать (никогда?), но все, что он может сделать - это упрямо свести брови почти по-детски. - Все нормально. И называй меня на “ты”.
***
Ханбин рисует все, что угодно - но в основном пейзажи; пейзажи маслом и темперой, подолгу, вдумчиво, а досуг разбавляет не менее любимой акварелью, и все акварельные рисунки у него быстрые, стремительные, по не успевшей еще высохнуть влаге, и там много воды, тонов и полутонов, можно смотреть долго и постоянно находить какие-то новые переливы и оттенки.
Ханбин любит широкие кисти и рисовать пятнами, создавая расплывчатые, безошибочно узнаваемые фигуры растений, животных, людей; Джинхван может отвернуться на пару мгновений, а под локтем его уже будет дожидаться еще влажная акварелька на одном из специально вырезанных для этого листов 15х15.
Маленький подарок - скоро у Джинхвана таких целая коллекция, и он заводит им специальный альбом, к которому Ханбин рисует обложку в виде них с Джинхваном; реалистичные портреты, снова стопроцентное попадание даже уголками глаз и длиной ресниц.
У Ханбина кончики пальцев всегда в краске, особенно после занятия маслом или темперой, и краска эта долго еще не смывается, а смывками пользоваться он не любит; а еще он не любит общаться с Джинхваном переписками, потому что считает этот способ слишком скучным и безликим - и всегда к фразе рисует что-нибудь, себя или его, предмет, о котором они говорят, погоду за окном или карикатуру на какого-нибудь преподавателя истории искусств.
Один раз даже умудряется начеркать поспешную, но узнаваемую копию Караваджо - так, для смеха, но выходит очень даже ничего. Джинхван думает, что Ханбин, наверное, в разы сильнее, чем даже он, Джинхван, любит рисовать, потому что делает это двадцать четыре на семь.
На самом деле для Ханбина, родившегося немым, рисунки - весь его мир.
И бесконечное количество миров в теории.
***
Ханбин ходить в эту художественную школу до конца года - оказывается, его спецкурс и длится всего один год; он рассказывает об этом Джинхвану целым комиксом, нарисованным за ночь после того, как Джинхван спрашивает его об этом - и тот не знает, улыбаться ему или прятать влажный взгляд, потому что комикс классный очень, но написано там совсем грустно.
Мол, завтра у меня последнее занятие здесь, и директор вручит мне сертификат.
Мол, ты же придешь на мой “выпускной”? И комиксовый Ханбин улыбается ему со скрепленных листов.
Мол, ну, я же вижу, ты грустишь, - а Ханбин еще и реакцию его предугадал, ну надо же, или просто Джинхван настолько предсказуемый?
Джинхвану и правда становится неоправданно грустно, будто это не просто их последний урок, а Ханбин уезжает куда-нибудь далеко и навсегда, меняет номер телефона или вообще садится в межгалактический шаттл и ныряет в кротовую нору, чтобы найти себе новую планету, как у маленького принца; он не может выдавить из себя ни слова и только мнет уголок листа с нарисованным комиксом, пытаясь сделать так, чтобы глаза перестало жечь горько - а Ханбин, вырвав из тетрадки лист, что-то снова и снова черкает прямо так, самым обычным карандашом.
Там опять они - такой сёнэн, неожиданный и нежный.
“Можно тебя поцеловать?”
И реальный Ханбин смотрит на него совсем серьезно - в его глазах всегда больше, чем в глазах обычного человека; целая бесконечность теоретических миров.
-Да, - забывшись, отвечает Джинхван совсем тихо, а Ханбин тоже совсем тихо смеется и осторожно притягивает его к себе, чтобы мягко коснуться губ.
И даже в поцелуе этом - будто далекий туманный привкус акварели и запах медовых красок, а кончики растрепанных волос щекочут скулу мягко, как тонкие беличьи кисточки.
-Я приду на выпускной, - шепчет Джинхван и обнимает Ханбина за шею, чувствуя, как от него вкусно пахнет масляными красками. - И поставлю тебе двойку по живописи. Придется оставить тебя на второй год…
“Это подло”, - смеется мгновенно нарисованный Ханбин с дипломом в руках. - “Я не заслуживаю двойки, но не буду против”.
читать дальшеДжинхван впервые видит Ханбина на первый же день своей новой работы в художественной школе, потому что сложно не заметить взрослого уже довольно парня на задней парте в аудитории, полной десятилетних мальчишек и девчонок.
Джинхван - аспирант института искусств и пишет диссертацию по технике Босха, а сюда устраивается через день преподавать живопись и графику, чтобы иметь возможность покупать все бесконечно нужные и бесконечно дорогие материалы в художественных лавках.
Ханбину уже - двадцать один, и он рисует безумно красивые пейзажи.
***
Ханбин всегда на уроках сидит молча и не задает никаких вопросов, пока мелкие порою едва ли не на головах стоят, потому что считают, что с таким преподом, как Джинхван, нужно играться и няшиться - потому что он и сам от них недалеко ушел ни ростом, ни размерами, а для детей это главный показатель. Поначалу Джинхван думает, что Ханбину попросту неинтересно с детьми, что логично - среди его знакомых немало таких, что факультативно ходили на уроки в разные художественные школы, чтобы набить руку, и частенько сидели в классах как раз вот с такой мелкотней.
Нет ничего удивительного в том, что Ханбину, возможно, просто не хочется общаться с детьми или как-то показывать себя на уроках - бывают и такие люди; в конце концов, он исправно выполняет все домашние работы и соблюдает все требования, так что формально Джинхван претензий к нему предъявить не может.
Пусть и интересно ему, и хочется узнать, что это за такое - немного странный, тихий парень Ким Ханбин, который с опущенной челкой сойдет за школьника, а растрепанным кажется настолько Джинхвану красивым, что он может зависнуть надолго посреди урока, глядя на заднюю оккупированную Ханбином парту.
Однажды на живописи просит Ханбина ему помочь - зовет его к своему мольберту, чтобы показать, как правильно работать акварелью, смешивать цвета и подбирать кисточки; Ханбин улыбается немного растерянно и качает головой поначалу - мол, спасибо, нет, вряд ли я смогу, а Джинхван снова спотыкается об эту улыбку.
Она правда всегда немного растерянная - и читать ее можно совершенно по-разному.
Джинхван настойчив, и Ханбину приходится выйти и показать - он работает своими кистями, молча показывает их аудитории, демонстрирует краски, стаканчики для воды и бумагу; несколько разных видов мазков разными кисточками на краю листа, а потом крупная кисть пишет посреди в одну минуту расплывчатые пятна одним черным цветом с разным добавлением воды, и вот уже в пятнах совсем хорошо узнает чудесный акварельный кот.
Дети в восторге, а Ханбин, улыбнувшись, уходит на свое место.
Джинхван кота забирает себе.
У него такие техники никогда не получались.
***
-Почему ты всегда молчишь? - Спрашивает Джинхван однажды, подойдя к задержавшемуся Ханбину после урока, когда все дети уже разбегаются дальше по расписанию. - И-извини, просто я…
Он тут же хочет оправдаться за свое неуемное, почти беспомощное любопытство, потому что во взгляде Ханбина читает что-то неявно грустное - только не успевает, потому что тот достает скетч-бук, пухлый от акварельных рисунков, и пролистывает странички до конца, где начинаются лайны.
Быстро тонким лайнером рисует крошечного чибика - явно себя, потому что сходство стопроцентное, и добавляет ему смысловое облачко над головой. И в облачке пишет: “Я не могу говорить”.
Джинхвану немного больно и очень стыдно за свое любопытство.
Во втором облачке: “Извините, наверное, мне стоило сразу рассказать”, а рисуночек после пары штрихов заламывает брови и пожимает плечами смущенно и сконфуженно.
Чибик - ну вылитый Ханбин, стопроцентное попадание.
-Нет, - Джинхвану ужасно хочется провалиться под землю, а потом выбраться из ямы, взять Ханбина за руку и долго-долго не отпускать (никогда?), но все, что он может сделать - это упрямо свести брови почти по-детски. - Все нормально. И называй меня на “ты”.
***
Ханбин рисует все, что угодно - но в основном пейзажи; пейзажи маслом и темперой, подолгу, вдумчиво, а досуг разбавляет не менее любимой акварелью, и все акварельные рисунки у него быстрые, стремительные, по не успевшей еще высохнуть влаге, и там много воды, тонов и полутонов, можно смотреть долго и постоянно находить какие-то новые переливы и оттенки.
Ханбин любит широкие кисти и рисовать пятнами, создавая расплывчатые, безошибочно узнаваемые фигуры растений, животных, людей; Джинхван может отвернуться на пару мгновений, а под локтем его уже будет дожидаться еще влажная акварелька на одном из специально вырезанных для этого листов 15х15.
Маленький подарок - скоро у Джинхвана таких целая коллекция, и он заводит им специальный альбом, к которому Ханбин рисует обложку в виде них с Джинхваном; реалистичные портреты, снова стопроцентное попадание даже уголками глаз и длиной ресниц.
У Ханбина кончики пальцев всегда в краске, особенно после занятия маслом или темперой, и краска эта долго еще не смывается, а смывками пользоваться он не любит; а еще он не любит общаться с Джинхваном переписками, потому что считает этот способ слишком скучным и безликим - и всегда к фразе рисует что-нибудь, себя или его, предмет, о котором они говорят, погоду за окном или карикатуру на какого-нибудь преподавателя истории искусств.
Один раз даже умудряется начеркать поспешную, но узнаваемую копию Караваджо - так, для смеха, но выходит очень даже ничего. Джинхван думает, что Ханбин, наверное, в разы сильнее, чем даже он, Джинхван, любит рисовать, потому что делает это двадцать четыре на семь.
На самом деле для Ханбина, родившегося немым, рисунки - весь его мир.
И бесконечное количество миров в теории.
***
Ханбин ходить в эту художественную школу до конца года - оказывается, его спецкурс и длится всего один год; он рассказывает об этом Джинхвану целым комиксом, нарисованным за ночь после того, как Джинхван спрашивает его об этом - и тот не знает, улыбаться ему или прятать влажный взгляд, потому что комикс классный очень, но написано там совсем грустно.
Мол, завтра у меня последнее занятие здесь, и директор вручит мне сертификат.
Мол, ты же придешь на мой “выпускной”? И комиксовый Ханбин улыбается ему со скрепленных листов.
Мол, ну, я же вижу, ты грустишь, - а Ханбин еще и реакцию его предугадал, ну надо же, или просто Джинхван настолько предсказуемый?
Джинхвану и правда становится неоправданно грустно, будто это не просто их последний урок, а Ханбин уезжает куда-нибудь далеко и навсегда, меняет номер телефона или вообще садится в межгалактический шаттл и ныряет в кротовую нору, чтобы найти себе новую планету, как у маленького принца; он не может выдавить из себя ни слова и только мнет уголок листа с нарисованным комиксом, пытаясь сделать так, чтобы глаза перестало жечь горько - а Ханбин, вырвав из тетрадки лист, что-то снова и снова черкает прямо так, самым обычным карандашом.
Там опять они - такой сёнэн, неожиданный и нежный.
“Можно тебя поцеловать?”
И реальный Ханбин смотрит на него совсем серьезно - в его глазах всегда больше, чем в глазах обычного человека; целая бесконечность теоретических миров.
-Да, - забывшись, отвечает Джинхван совсем тихо, а Ханбин тоже совсем тихо смеется и осторожно притягивает его к себе, чтобы мягко коснуться губ.
И даже в поцелуе этом - будто далекий туманный привкус акварели и запах медовых красок, а кончики растрепанных волос щекочут скулу мягко, как тонкие беличьи кисточки.
-Я приду на выпускной, - шепчет Джинхван и обнимает Ханбина за шею, чувствуя, как от него вкусно пахнет масляными красками. - И поставлю тебе двойку по живописи. Придется оставить тебя на второй год…
“Это подло”, - смеется мгновенно нарисованный Ханбин с дипломом в руках. - “Я не заслуживаю двойки, но не буду против”.
@темы: кто-то что-то сказал?, айкон
-
-
26.12.2015 в 19:19-
-
26.12.2015 в 19:39афтар пешы ищо, а я тут трупиком поваляюсь о<-<
-
-
26.12.2015 в 19:40sese*, *обмахивает кисточками* живи, лисота одо
-
-
27.12.2015 в 00:04ни в коем случае!))) мне очень нравится!
-
-
27.12.2015 в 21:14-
-
27.12.2015 в 21:25-
-
30.12.2015 в 20:31а растрепанным кажется настолько Джинхвану красивым
и вот с чжинхваном согласна
и отп, спасибо за отп тт тт
-
-
30.12.2015 в 21:08я рада, что нравится
-
-
30.12.2015 в 21:18-
-
30.12.2015 в 21:23-
-
30.12.2015 в 21:44-
-
30.12.2015 в 21:46