nah, fuck it
Название: Мелом на Граале
Фэндом: Block B
Персонажи: ZiKwon + будут прибавляться
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность, джен, слэш, юмор, ангст, психология, философия, недоромантика
Предупреждения: AU, сильно AU, обсценная лексика as always
Размер: все части будут драбблами-однострочниками, не связанными по смыслу. Короче, вновь цикл - хотя, может, и не настолько уж они будут разрознены...
(!)Как-то так само вышло, что несвязные драбблы повязались все каким-то странным образом, а автор _забыл_ проконтролировать себя; так что теперь, пожалуй, - встречаем сюжетно связанные однострочники, у которых будет свой логический финал.
Статус: в процессе
От автора: Я Кэп. Вопросы?
.n
Надписи #1-4
Надписи #5-7
Надписи #8-9
Надпись #8: P.S. 2Надпись #8: P.S. 2
Все случается если не быстро, то достаточно скоро для ожиданий Чихо — он успевает почувствовать лишь дикую усталость, ставшую почти постоянной, несколько рваных периодов «пустота-наполненность-пустота-через-край», боль в вывихнутом на тренировке плече и молчаливое присутствие Юквона.
Его единственное - молчаливо.
А всем весело, все спелись.
***
Минхёк с помощью Юквона успевает поставить танец за три дня — быстро, безо всякого нытья, не отрываясь на мелочи и в общих чертах очень подходяще. Они просто приходят в школу искусств на час раньше, включают минус трека, которому Чихо, недолго ломаясь, дает название «Nanrina», и, почти не переговариваясь, движение за движением рисуют хореографическую систему — слаженно, без лишних движений, красиво. Зико пару раз приходит на тренировки и сидит на низкой скамейке, подперев ладонью подбородок — и думает, что эти двое будто полжизни знакомы.
Такое уж безоговорочное взаимопонимание — Зико делает вывод, что это все просто от любви к танцам. Минхёк смотрит на его отражении в зеркале и всякий раз отворачивается, едва встретившись взглядом.
Через три дня танец апробируется перед полным составом группы — ввиду того, что залы в школе использовать вообще-то запрещено, Минхёк заявляет, что для репетиций, в принципе, подойдет любая площадка на улице, а с зеркалами можно в школе или универе работать максимум пару раз в неделю.
-Я тебе и без зеркала прекрасно покажу, какое ты бревно, - невозмутимо отфутболивает Минхёк Кёну, подкрепляя слова действием, после чего рыжий долго дуется и клятвенно обещает замиксовать дисс на танцора. Зико добродушно усмехается, но с Минхёком соглашается.
Танец апробируется прямо во на площадке зикановского двора — Кён одобряет, Чихун ржет, но одобряет, Тхэилю, по сути, все равно, о чем он и говорит, не таясь, а Джэхё, коротко кивнув, уплывает куда-то в мир своих фантазий, явно прямо на ходу сочиняя внешний концепт. Или, по мнению Зико, начиная гадить и без того изгаженный прежний.
Тренировки начинаются сразу же на следующий день, и Минхёк ожидаемо сталкивается с серьезной проблемой в виде пяти совершенно не умеющих двигаться дебилов. А если в Кёне внезапно обнаруживается прокачанная способность к изображению всякой хуеверти, а Зико использует прирожденное чувство ритма и умудряется изначальный танец превратить в некое «соло под себя», то Тхэиль, Джэхё и Чихун заодно вгоняют танцра в нереальный ступор поначалу, от которого тот избавляется только логическим путем перестановки приоритетов. Отныне все более или менее танцующие стоят на самых видных позициях и прикрывают всех остальных, которые, пользуясь системой, вовсю халтурят и хуи гоняют, пока Минхёк не просит Юквона проследить.
И Джэхё, постоянно баламутящий воду в стакане, почему-то становится каким-то не тихим даже, а незаметным. Смятение на задних рядах сводится к нулю.
К тому времени, когда коллективный танец перестает напоминать брачные игрища горилл и более или менее оформляется в хореографический проект, Зико, Кён и Чихун успевают довести рэп если не до совершенства, то до минимума желаемого результата; у Тхэиля и Джэхё подготовка партий не занимает много времени, а Юквону, чьими и оказываются две свободные вокальные части, хватает пары-тройки репетиций и одной длинной, содержательной лекции Тхэиля. Чихо — доволен, пусть к этому моменту уже более чем пресытился беготней и нагрузками.
Каждый продолжает исправно каждый день посещать университет, но в некоторые дни все больше с целью засадиться на задние ряды и отработать хоть что-нибудь, что реально в условиях лекций: Чихо и Кён вполголоса тренируют дикцию и тональности, Чихун у себя на гуманитарном занимается примерно тем же самым, Тхэиль просматривает записи танца на телефоне и делает фейспалм, Джэхё разрабатывает прикиды и макияж, и только Минхёк с Юквоном от «нечего делать» конспектируют лекционный материал, а потом по вечерам в зале школы искусств долго молчат, на друг друга не глядя.
-Устал?
-Не очень.
-Вопросы?
-Один. Почему?
-Не знаю.
Минхёк просто не хочет лишних расспросов — это всегда лишние проблемы, ненужные рассказы и личная жизнь, раскрытая чуть больше, чем это нужно. И Чихо — Минхёку почему-то не хочется, чтобы Чихо знал о настоящих причинах идеального танцевального взаимопонимания.
Генеральная репетиция танца происходит за три дня до арт-феста — и Минхёк почти готов сказать, что доволен.
Зико бессовестно радуется, что обязательным требованием к арт-фесту является живое выступление — это освобождает от необходимости записывать трек в короткие сроки. Чихо понимает, что ему даже днем с огнем сейчас не сыскать человека, который в теории мог бы организовать им что-то вроде походной звукозаписывающей студии за скромную плату. Или, что вообще нереально и столь же желаемо - «for free», как повадился говорить Кён после упора на английское произношение из-за разучиваемого трека.
За пять суток до дня «икс» Джэхё собирается с мыслью, рано утром является домой к Зико и собирает всех в крестовый поход за обувью, благо время стипендий, и средства более или менее имеются; в этот же день олльчан проводит ревизию всей имеющейся одежды, формирует нечто, хоть как-то подходящее его замыслу, и из «общей кассы» закупает нужное количество косметики.
И заставляет Зико перекраситься в блондина.
Тот, конечно, психует, но все истерики разбиваются об алмазный аргумент «ну ты же не хочешь выглядеть блядским лохом перед искушенной отчетной публикой».
-А по-моему именно этого ты из-под меня и хочешь.
-Завали, - но улыбка у Джэхё, конечно, бывает очень милой.
Когда остается два дня, Зико находит в подвале дома за пару кварталов от места проведения небольшое офисное помещение под гримерку и договаривается с арендатором за весьма символическую плату. Три комплекта ключей расходятся по способностям: один — Зико, второй - Минхёку, третий — Джэхё.
Когда растреклятый, сотни раз продуманный день наступает, никто почему-то не чувствует особого волнения, и только Юквон держится к Чихо чуть ближе, чем всегда до.
***
Когда Зико в панике, которая обычно сопровождает беспросветное опоздание, вбегает в полуподвальное офисное помещение, Джэхё уже там — сидит, вальяжно развалившись, на единственном нормальном стуле, потому что остальные пять обыкновенные табуретки, и, напевая что-то, подтачивает карандаши для глаз.
В интерьере давящий минимализм — пять пресловутых табуреток, стул и большое зеркало, невесть как притащенное сюда стилистом. На полу аккуратно разложена черная спортивная сумка — в ней, видимо, вся косметика и прочие прелести.
-Наше вам с кепочкой, - приветствует олльчан Чихо, на что тот только взмахивает рукой, обваливаясь на табурет. - Ты так усиленно делаешь вид, что торопился, что я аж, признаться, верю. Начнем?
Зико мотает головой.
-Нет. Да. А чего начнем-то?
Времени — шесть вечера, три часа до начала арт-феста. У Зико вибрирует телефон на беззвучном режиме — смс-ка от Кёна, что он уже на подходе, и планы жестокой расправы над опоздавшими придумывать не надо.
-Как чего? - Джэхё разве что не мурлыкает. - Грим. Макияж. Мейк-ап. Как угодно.
Чихо неуверенно оглядывает спортивную сумку — да, осталось только загримироваться, раз оделся сразу дома. Остальные, наверное, тоже.
Становится по-человечески страшно.
-Да давай уж ребят подождем...
-Ссыкло, - спокойно выносит вердикт Джэхё и не получает в глаз лишь потому, что Чихо повторяет танцевальные движения и его не слушает.
В полном составе команда собирается только к семи вечера.
Пока Зико возится с флэшками, через тхэилев ноут-бук перекидывая минуса и тексты, Джэхё бегло осматривает одежду, поправляет все наспех и начинает заниматься макияжем — первым под раздачу попадает как раз-таки Тхэиль, с которым мороки меньше всего. Потом без особых проблем Чихун и Минхёк, которому олльчан улыбается слегка садистски и вываливает на пол целый набор косметики — танцор никогда над собой измываться не позволял, а сейчас такая шикарная возможность, когда можно делать все, что угодно и не отхватить при этом тапкой по морде. К моменту, когда Джэхё берется за Юквона, Чихо уже заканчивает с делами и присаживается рядом, покусывая губу и пытаясь справиться с естественным мандражом — равномерные движения кисточкой и карандашом слегка успокаивают.
Джэхё к Юквону лишний раз старается не притрагиваться — просто жестами показывает, в какую сторону и как повернуть голову, bb-крем наносит тампоном, а волосы укладывает исключительно расческой с последующим закреплением сильным лаком, никаких рук. Чихо смотрит на работу стилиста завороженно — движения аккуратные, четкие, профессиональные и продуманные, словно на записи специального вижуал-тьюториала. Возникает ассоциация с написанием то ли картины, то ли созданием скульптуры; Юквон сидит неподвижно, прикрыв глаза, пока олльчан подводит вернее веко, и только ресницы слегка дрожат от прикосновений кончика карандаша.
Зико ловит себя на мысли, что интересно это — а ещё, наверное, порядком приятно, потому что красиво. Уголок губ Юквона чуть приподнимается в улыбке, едва Чихо начинает выглядеть совсем уж ошарашенным и увлеченным.
Джэхё занимается с Юквоном дольше всех — и не потому, что сложнее, да и не потому, что Квон ведет себя неправильно — тот вообще сидит неподвижно, словно кукла; просто олльчан то и дело отходит, долго стоит в стороне, рассматривая Юквона задумчивым, пытливым взглядом, или просто стоит, опустив руки и закрыв глаза — мгновенное, ничем не лечащееся бессилие.
Минхёк тревожно хмурится, но Джэхё, видимо, берет себя в руки.
-Ладно, все почти. Только одно осталось.
И рисует на скуле Квона специальным густым черным гелем остросилуэтный рисунок.
-Мы седьмые, - говорит Чихо негромко на ухо Кёну, чтобы было лучше слышно на фоне громкой музыки, и жестами просит передать остальным. - Сразу после Джеппа и Ко.
И замолкает на секунду.
-Тебя сильно ебет? - Интересуется Кён серьезно, а Зико только встряхивает уложенной и поднятой вверх выбеленной челкой, скривив губы.
-Мне насрать.
-Это правильная жизненная позиция, - раздается над ухом веселый голос, и Джэхё делает пальцами «виктори». - Надеюсь, ты сохранишь её, если кто-нибудь из нас внезапно перепутает свои слова с твоими или пустится в сольный пляс.
Олльчан хмыкает и поспешно отходит, когда совсем близко появляются Минхёк с Юквоном — и Кён, стоящий поблизости, готов поклясться, что в глазах Джэхё снова то ли отвращение, то ли раздражение, то ли элементарный страх.
Когда «семь», «Nanrina», первые аккорды и наскоро завязанные шнурки на ботинках - волнение достигает того предела, когда просто напросто перестает чувствоваться, как переохлажденные на морозе руки.
***
Бит, бас, бит, бас, адреналин смешивается с эндорфинами в соотношениях, во много раз превышающих количество последних капель адекватности. Бас, бит, бас, бит — микрофон слабо вибрирует под пальцами, преобразуя звуковые волны, и отдается в нервные окончания парализующим ощущением неподконтрольности.
Бит, бас — разгоняя тут же нагревающуюся кровь по венам; бас, бит — лимфу по узлам, сжигая последние препятствия, бас — и мира нет вокруг, есть только сцена, и плевать на все то, что происходит вне.
Музыка то ли слишком громкая, то ли слишком тихая — Чихо все равно; музыка то ли слишком медленная, то ли слишком быстрая — Минхёку не все равно, но танец ложится как надо, и он списывает все на мандраж. Ветра нет, но есть резкие движения — Джэхё не все равно, но укладок уже не вернуть. Микрофон в руках плавится, сгорая то ли от электрического резонанса, то ли от температуры вокруг — и Кён дочитывает свою партию в обнимку с Зико в его работающий, плюнув на рисунок танца и не заметив напряженного взгляда Юквона.
Тхэиль и Джэхё — нотная кульминация, дэнс-брейк — кульминация уже танцоров; безошибочно, ровно, четко — неподконтрольно, слишком энергозатратно, и улыбки совсем сумасшедшие, больше похожие на оскал. Жарко, а по рукам — волны горячей крови вниз к кончикам пальцев, и они, наполненные эритроцитами до отказа, дрожат, сжимая вибрирующую пластмассу, сейчас начинающую казаться жалким инструментом для привлечения внимания.
Микрофоны, какие микрофоны? Можно же просто хором, когда ор, вопли, визги и можно уже не сдерживаться.
Кажется, Тхэиль смазывает что-то, а за ним и сбившийся Чихун; кажется, сам Чихо делает что-то неверно — липкий, сосущий страх вновь накрывает с головой, давая отказ и слуху, и голосу, тут же иссушающемуся и срывающемуся с нужных интонаций. Зико отчаянно пытается понять, где срезать и убыстрить, чтобы вернуть все в колею; Минхёк с другого конца площадки не может сдержать злости.
Зико кажется, что все, блять его, упущено — а перед глазами единым, плавным движением вырастает Юквон и спокойно закрывает его, показывая, что и как делать.
Только повторяй — на раз и два.
Все просто.
У Юквона единственного укладка не растрепана, глаза подведены все так же идеально, а рисунок на скуле ничуть не смазанный даже в условиях дикой, просто разрывающей на молекулы жары.
Сам Зико чувствует, как под конец, когда звучат последние биты, в уголках глаз скапливается горячее вещество, не разливаясь, но бесповоротно смазываясь — он проводит по верхней части скулы к виску тыльной стороной ладони, на коже которой остается рваный след от черно-дымчатой подводки, теней и bb-крема.
И трек заканчивается.
Совсем, совсем все заканчивается, не только музыкальная запись в мощно стерео-системе — кажется, все звуки в этом мире. И люди — молчат.
Словно чья-то невидимая рука нажала столь же незаметную клавишу «выкл из мира», а потом накрыла реальность плотной и темной кислородной подушкой.
Эй, она, наверное, никогда не включится - эта реальность.
А включает её Джэхё.
-Хэй, парни, ну я же говорил, что все охуеют!
Пауза. И — шквал оваций.
***
Кажется, кто-то подсовывает странную бутылку чего-то, потому что Чихо совсем на взводе. Кажется, это что-то оказывается алкогольным — Зико чувствует это только тогда, когда делает два больших глотка, не обращая ни на что внимания, и ощущает, как дыхательные пути от горла до легких взрываются шквальным, непрекращающимся огнем. Просто бляди грязные, думает Зико, вот так вот неразбавленный скотч и сразу.
Впрочем, уже неважно — алкоголь в голову не бьет из-за переизбытка адреналина, и сознание остается относительно адекватным, если не учитывать бесполезные и ничего не значащие мелочи вроде откровенного возбуждения.
Призового места они, конечно, не получают — к новичкам относятся настороженно. По отдельности все они уже, если вспомнить, далеко не зеленые-новые, но вместе — увольте, отдельная и совершенно иная арт-единица; Чихо ловит себя на мысли, что огорчения нет — плевать на места, плевать на формальности, когда все эти странные люди вокруг требуют ещё
«Nanrina» - и ещё раз, и ещё, но на третий Зико психует и гонит всех вон. Хватит, ребята, все — дальше уже грань, за которую пока что заступать нельзя. Кён дышит прерывисто и тяжело, Минхёк — чуть легче, но не отрываясь от бутылки воды, Тхэиля и Чихёна попросту нет в поле зрения, а Юквон — словно и не было ничего вовсе.
А Джэхё стоит в стороне, скрестив на груди руки и изредка рассеянно покачивая головой — не усталый, не разбитый, но и находящийся, кажется, где-то в параллельной реальности.
Все, хватит, граница. Чихо толкает ногой полупустую бутылку из-под скотча, и она накреняется, разлетаясь кристальными осколками на асфальте. Резкий запах алкоголя.
В этой безумной толпе слишком легко потеряться — спустя несколько минут Чихо перестает в полной мере понимать, что происходит, и окончательно теряет ориентацию. Мелькает где-то полосатая зебровая куртка-пиджак Кёна, но друг тут же исчезает; Минхёк, только что стоявший у края сцены, будто испаряется в воздухе, оставляя на виду одного Юквона, к которому тут же начинают липнуть подвыпившие придурки.
И бабы, и мужики.
Зико чувствует мгновенную злость, когда замечает растерянность Квона, но пройти к нему нереально — впрочем, там совсем недалеко вновь материализующийся, как из воздуха, Минхёк, и танцор разгоняет всех к чертям собачьим, не жалея ни голоса, ни запаса нецензурной лексики, ни пинков. Юквон за Минхёка цепляется, как за якорь — взгляд то ли испуганный, то ли с долей отвращения к происходящему, то ли просто растерянный, и Чихо себя накручивает. Юквон его не видит, а Чихо думает, что круто все-таки эти двое сдружились за несколько-то недель.
Когда Квон находит напряженным взглядом Зико, тот уже отворачивается в другую сторону — пытается найти Чихуна или Тхэиля, но ловит вниманием только джепповских ребят, Ильхуна и Сонджэ, скачущего по сцене довольно известного парня-МС со странным прозвищем Намстар, Криса и блудно улыбающегося темному небу Чунмёна. Минхёк тянет Юквона за руку, кивком головы предлагая обойти толпу с другой стороны — тот соглашается, но через пять минут беспутных метаний они снова оказываются на том же месте, но вокруг уже нет ни единого знакомого лица.
Чихо пробирается к сцене, надеясь увидеть там хоть кого-нибудь из своих — на перилах висит черно-белая кёновская куртка, поверх неё шапка Тхэиля с микки-маусовыми ушами. Но поблизости никого нет.
Мобильные все, конечно, предусмотрительно оставили в офисе — Зико тихо высказывает в пустоту все, что он об этом факте думает и, убрав руки в карманы, опирается бедром на край сцены, прикрывая глаза. Здесь его не видно — как не видно и Минхёка с Юквоном, находящихся ровно в десяти метрах от него.
И просто никто почему-то не может найти никого, словно толпа — живое существо, у которой на каждого свои, мало кому известные планы.
Чихо решает переждать немного — должен же Кён вернуться за своими шмотками? - а потом пойти уже в этот идиотский офис, забрать электронику и валить домой. Сил на веселье — нет, и когда глаза закрываются, голова словно погружается в кристально-тяжелую толщу воды, сквозь которую все звуки представляются лишь размытым, потусторонним гулом.
Чихо не знает, сколько минут — а может, и часов — проходит прежде, чем он возвращается в действительную реальность.
***
Просто кто-то вдруг поначалу осторожно трогает его за плечо, а потом, не дождавшись никакой реакции, хватает за руку и тянет куда-то — Зико сквозь пелену ничего не ощущает и не сопротивляется, когда чьи-то холодные пальцы сплетаются с его, скрадывая весь аномальный жар и возвращая часть самообладания и способности к здравому смыслу. Остановка — только через долгих минуты три, и Чихо трясет головой, оглядываясь по сторонам.
Параллельная месту проведения феста улица — намного тише, намного прохладнее и темнее. Намного, намного спокойнее и реальнее, подальше от этого адового котла с варящимися в нем проклятыми грешниками. Если там — девятый круг, то тут не ниже третьего.
Напротив Зико, прислонившись бедром к металлическому крытому контейнеру для сборки макулатуры, стоит Джэхё, скрестив руки на груди — растрепанная волнистая челка фиолетового оттенка падает на глаза, скрывая задумчивый, мрачный взгляд. Не олльчан — даже не пахнет этим. Что-то — совсем качественно иное.
Зико почему-то на секунду становится не по себе.
-Wassup deli boy? - Хрипло выдает он первое, что приходит в голову, а Джэхё, услышав первые строки песни, вдруг кривится, как от сильной головной боли. И сдувает челку с пустых, будто странно отсутствующих в этом мире глаз.
-Послушай, Зи Ай Си Оу, - начинает он своим привычным слегка развязным, язвительным тоном. - Я тебя сюда притащил не от хуйни всякой фестовской спасать, а по поводу сугубо приватного разговора. Эй!
Щелкает пальцами, де, ты тут вообще, мальчик? Чихо деревянно кивает.
-Ну, удиви меня, - голос у Чихо все ещё порядком сорванный, пусть и возвращающийся мало-помалу в нормальное состояние.
А Джэхё вдруг вздыхает — прерывисто и тяжело.
-Знаешь, Зи Ай Си Оу, я даже твоего имени-то не помню настоящего. Вернее, как можно помнить то, чего не знал и не узнаешь никогда? И это все не потому, что ты там дерьмецо обыкновенное уличное или ещё чего, просто я человек такой, для меня это нормально. Засим хочу отметить, что я тебе никто и звать меня никак — это у нас с тобой, сам понимаешь, взаимообразное. Поэтому все, что я сейчас тебе скажу — твое дело, слушать или посылать меня нахуй, мне все равно. Нет, я, конечно, ненавижу, когда меня посылают нахуй, я сам люблю это делать, но тут случай особый — при всех равных условиях я тебе даже мстить не буду, Зиакоу.
Джэхё ещё раз щелкает звонко пальцами — словно пробует что-то; облизывает красиво очерченные, яркие губы и прикусывает нижнюю, тут же её отпуская. Все — естественно и ненаигранно, но Чихо не может отогнать вязкого, противного чувства страха.
-Зи-ко, - олльчан склоняет набок голову. - Этот мальчик-танцор, которого ты с собой привел.
Зико резко вскидывает голову — на лице Джэхё нет даже признаков насмешки или иронии. Только тщательно скрытая, серая усталость и что-то совсем плохо идентифицируемое.
-Юквон, Ким Юквон, я помню его имя, - продолжает Джэхё негромко. - Ты... Правда прямо сейчас имеешь право послать меня нахуй. Но, Зи Ай Си Оу, я бы на твоем месте не связывался с этим человеком.
Джэхё мотает головой и поднимает вверх руку.
-Нет, заткнись, я не хочу ничего объяснять. Я говорю, как есть. Просто по-человечески так говорю — не надо. Твое право — слушать меня или не слушать.
Олльчан проводит ладонью по лицу, словно снимая невидимую глазу паутину, и отворачивается от Чихо, убрав руки в карманы и глядя куда-то в конец улицы, а Зико чувствует, как внутри что-то лопается тонкой, золотой струной — и не при чем здесь ни неразбавленный алкоголь, ни адреналин, ни эндорфины, ни усталость. Просто — лопается и теряется эфемерным, ускользнувшим сразу же следом.
-Ты, блять, вообще о чем...
-Оставь, - взмахивает рукой Джэхё и разворачивается, направляясь в сторону выхода из квартала — туда, где совсем тихо, совсем ночь и другой мир. - Не хочу ничего больше.
Зико смотрит ему вслед, прекрасно понимая, что бесполезно задавать какие-либо вопросы — проигнорирует, не ответит, не вернется.
И Зико мирится с этим.
***
Джэхё останавливается только у самого поворота.
И оборачивается, не вынимая рук из карманов.
-Забыл сказать.
Молчит.
-Я ухожу. Насовсем.
Чихо не делает ни шага — просто чувствует, что упасть намного легче, чем это кажется на первый взгляд. Джэхё не выглядит виноватым — только равнодушным.
-И Тхэиль — тоже.
После Джэхё остается только легкий запах чуть сладких, быстро испаряющихся духов.
Надпись #10Надпись #10
Зико не успевает ухватить за хвост тот единственный мимолетный момент, когда остается один — ухватить за хвост и, подняв на уровень глаз, посмотреть вдумчиво и сказать вслух, что он, этот момент, не прав.
Или сам Зико — не прав.
***
Вслед за Джэхё и Тхэилем, не оставившими после себя даже записи голосов в треке, как-то совершенно естественно и незаметно уходит Чихун — просто-напросто перестает появляться как в жизни Зико, так и в жизни Кёна. Чихо начинает неумолимо казаться, что все они — лишь мираж, умело сотканный руками реальности; призрачный шанс, сплетенный бесшовно и идеально, шанс яркий и слишком ощутимый, но развеянный в одну секунду, потому что цель — всего лишь подразнить, дав почувствовать вкус только раз. Чихо отчаянно не может понять, что он делает неверно в этом алгоритме — подолгу сидит без движения, стиснув пальцами виски, и смотрит в одну точку, одну за одной разрушая стройные теории, рассыпающиеся могильным прахом прямо в руках, стоит только попытаться потрогать. Он думает об этом, кажется, слишком много и долго — пока не убеждает себя, что все это ему только приснилось на последней паре по высшей математике.
И действительно начинает так думать — пока где-то в районе Содэмунгу на противоположном эскалаторе метрополитена не встречает Джэхё.
Олльчан кидает на Чихо торопливый, узнающий взгляд — и сбегает быстро вниз по и без того движущимся ступенькам, уже во второй раз не оставляя после себя ничего.
И Зико понимает — бредово уговаривать себя, что все нормально.
Поначалу медленно — миллиметр, два, три, сантиметр, потом неуловимо быстро — метр, два, три, километр — начинает отдаляться Кён, и вскоре логическим завершением — длинная и узкая пропасть глубиною в бесконечное число «n», где они оказываются по две разные стороны. Зико психует, срывается и выкрикивает что-то в эту сразу же проглатывающую все звуки пустоту; Кён ничего не слышит, ведь звуковые волны элементарно не достигают адресата, затухая в падении вниз длиною в бесконечность.
Все чаще на парах в университете и на перерывах между ними Чихо остается один, и все чаще от Кёна невозможно услышать ничего, кроме «прости, у меня дела», «прости, у меня свидание», «прости, у меня сессия» и «прости, сегодня вечером я улетаю в Антарктиду на постоянное место жительства, давай потом как-нибудь»?
И Зико чувствует, как вновь начинает расшатываться — ужасно хочется отловить дружка за шкирку, встряхнуть хорошенько, от души прописать в челюсть и напомнить, что не все в этой жизни так просто, и далеко не все покупается обычной формулой «прости + охуенно-важный-аргумент». Кён только отводит взгляд — за четыре года неплохо научился читать Чихо по выражению лица.
-Прости, у меня зачеты, - говорит Кён негромко, глядя под ноги и пиная носком ботинка отколотую с одной стороны керамическую плитку. - И у тебя, кстати, тоже...
Где-то с крана падает капля проточной воды - оглушительный грохот в тишине.
-Перестань лелеять глупые надежды.
Это становится последней каплей.
Нет, Зико не скандалит, не срывается и не орет, топая ногами и порываясь полезть в драку; просто стоит с полминуты молча, убрав руки в карманы, и смотрит куда-то в сторону, покусывая уголок ободранной губы. Кён ощущает, что все-таки перегнул палку; спустя мгновение Зико переводит на него пустой и даже отчасти растерянный, но от этого ничуть не легкий взгляд.
В раскосых темных глазах — ничего, идеальная пустота, где радужка практически сливается со зрачком, и непроглядная чернота, поглощающая любые лучи света со всех углов и ракурсов. Чихо медленно, с трудом кивает.
-Да, прости, я понимаю, - голос у него тихий и чуть хриплый, безо всяких интонаций, но не жалкий, как могло бы быть с любым другим. - Наверное, действительно следует подготовиться.
Зико делает небольшую паузу, собираясь с мыслями — с тем, что от них осталось.
-Не буду больше отнимать время.
И, развернувшись, уходит прочь — все также руки в карманах, походка привычная, уверенная, плечи расслаблены, и голова не опущена вниз, только взгляд расфокусированный и неподконтрольный.
Кён чувствует, как поперек горла встает стальная скоба с острыми углами, распарывающая слизистую и словно бы выходящая через кожу наружу — хочется кашлять, долго и безудержно, выплевывая легкие, а потом заодно и все остальные внутренности, потому что слишком, блять его, тошно. И слишком не видно никакого другого пути начать все заново, кроме как разрушить до основания то прежнее, что осталось после.
Чихо уже не удается восстановиться.
Визуальные рецепторы отказывают как-то не систематически — Зико по-прежнему прекрасно видит все, что происходит вокруг, но движения контролировать не может. Он идет просто вперед, глядя вроде и по дороге, но совсем куда-то сквозь пелену в другой мир; не замечая прохожих, задевает их плечами, не извиняясь и только по привычке щуря левый глаз в темную узкую полосу. Не следит за движением, то и дело сталкиваясь с людьми, не смотрит ни по сторонам, ни под ноги, наступая в неглубокие, но отчаянно грязно-пыльные лужи, окрашивающие кроссовки в невеселые серые разводы, и только в последний момент, переходя дорогу на красный свет, успевает уйти из-под колес автомобиля.
И чувствует, как кто-то сзади хватает его за руку — яркое, чувственное дежавю, все, как тогда было, тоже сзади и тоже за руку, только эти пальцы, в отличие от тех, холодных, аномально горячие и сухие.
Параллельная месту проведения феста улица — намного тише, намного прохладнее и темнее. Намного, намного спокойнее и реальнее, подальше от этого адового котла с варящимися в нем проклятыми грешниками. Если там — девятый круг, то тут - не ниже третьего.
Параллельный университетской улице переулок — намного тише, намного спокойнее и медленнее, чем сеульский спид-вэй в нескольких десятках метров от. И только напротив — не Джэхё, мираж-сон, а Юквон, растрепанный, рвано дышащий от быстрого бега и одетый в легкую осеннюю куртку, не застегнутую ни на одну чертову пуговицу.
Чихо молчит, глядя прямо и равнодушно.
-Чихо.
Мягко, бессмысленно, столь же пусто.
-Чи-хо...
Столько всего в одном обыкновенном звуке и слове на два коротких слога.
Зико смотрит на Юквона долгим, пытливым взглядом, в который капля за каплей возвращается понимание, хоть какое-то осознание — черт побери, и вновь Юквон, этот рыжий странный малый, оказывается связующей красной нитью между тем, что было и тем, что стало. Вновь, как и тогда — теперь двойная, в два раза крепче нить, нить-канат, стальной трос, который ножницами уже не перебить; трос, сшивающий воедино первое со вторым, второе с третьим и третье повязывающий на само себя, чтобы не дать системе разойтись бахромой на конце.
Удлиненные кошачьи глаза и чуть опущенные уголками книзу четко очерченные губы — старый потрескавшийся диафильм, идеально вокруг себя воспроизводящий до мелочей все кадры того, что было раньше, того, что могло бы быть, пойди все по пунктам верного алгоритма. Зико мечется, как тогда, в первый раз, едва увидев Квона в аудитории университета — снова ищет причины в объективной реальности, в реальности субъективной и, наконец, в самом себе, но не находит и просто выписывает себе пиратскую справку о том, что найдено и проанализировано; снова пытается понять, какого черта все так, почему все рушится в самом фундаменте, почему не восстанавливается ничего, почему красная нить снова — один и тот же странный, до боли странный мальчик с глазами, в которых, кажется, записано на внутренней стороне радужки то, что будет.
И никак иначе.
-Чихо, - Юквон делает неверный шаг назад. - Я знаю, в чем ошибка. Я знаю, как исправить...
Ничего уже не исправить, парень, о чем ты? О машине времени? Так я же сам пошел на физмат, чтобы когда-нибудь изобрести её, вернуться в прошлое и поправить то, что нужно — чтобы одно целое вместо всех этих «из первого во второе, из второго в третье, третье само на себя», чтобы никаких связующих красных нитей, чтобы область определения D(y)=R и никаких блядских ограничений, как в дробно-рациональных уравнениях и неравенствах.
Чихо отступает и пробует уйти, убежать, скрыться; просто отчего-то становится физически больно даже смотреть на Юквона — и на эти расстилающиеся вокруг него практически визуально ощутимые диафильменные кадры, острыми концами снимающие верхние слои кожи на скулах и руках. Юквон одним ненавязчивым, простым движением кладет обе руки на плечи Зико и чуть сжимает пальцы, сминая шуршащую легкую ткань ветровки.
Вот они, эти пальцы аномально горячие — чувствуются даже сквозь куртку и футболку под ней, пусть и тонкую, но все же.
-Тебе не нужно было приводить меня с собой, - продолжает Квон негромко, не обращая внимание на ветер, бросающий в глаза рваные пряди яркой челки. - Просто отмени один ход и начни игру заново...
Зико молча смотрит на Квона и отшатывается, опуская голову и устало закрывая глаза.
-Нет.
И снова мысли и слова берут различные пути - Зико думает, что нужно быть сумасшедшим идиотом, чтобы вот так просто, будучи расколотым натрое, отпускать единственную нить, которая связывает воедино три блока, потеря хотя бы одного из которых — неминуемая и неизбежная потеря самого себя. Зико думает, что нужно быть откровенным съехавшим с катушек дебилом, чтобы терять то, что в итоге почему-то единственное держит на плаву, не давая окончательно спуститься на дно и напоминая о том, что было — сдерживая, сдавливая пальцы на запястье до красных следов и крови.
Когда целостно — нити обрезают.
Когда расколото — прошивают ими насквозь.
-Нет, - повторяет Чихо чуть громче, качая головой. - Все верно было, просто так вышло. Я не знаю, почему так. Все было верно... Забудь об этом.
Он оглядывается и чуть отходит, опускаясь на высокий бордюр и упираясь локтями в колени, и смотрит на Квона снизу вверх чуть прищуренным, усталым взглядом.
-И не вини себя.
Юквон с силой закусывает нижнюю губу, дергая плечом — а потом, подумав, опускается на бордюр рядом Зико, то соединяя кончики пальцев на руках, то разъединяя и соединяя вновь.
-И не уйду, - говорит тихо.
Вот так вот просто, как когда-то - «я тебя люблю».
И Чихо чувствует, как мир вокруг него проворачивается на сто восемьдесят проклятых, слишком крутых и сумасшедших градусов.
Наверное, он прижимает к себе Юквона слишком резко и сильно, смыкая руки на поясе и притягивая как можно ближе, крепче и отчаяннее; зарывается лицом в растрепанные, мягкие волосы, яркие на грани алого и пахнущие то ли кофе, то ли какао, а то и вовсе, может быть, неуловимой ноткой чая. Чихо обнимает рвано, негармонично и слишком, пожалуй, эгоистично — а Юквон лишь молчит, утыкаясь губами куда-то в область его открытой шеи и закрывая глаза.
И не двигается, давая делать с собой все, что угодно.
Зико не отпускает его долго, не говоря ни слова и только дыша чуть сбито и сорванно — пропускает через пальцы шелковистые, ослабленные постоянной краской волосы, гладит шею, слегка оттягивая воротник куртки, и только сильнее притягивает к себе, физически чувствуя сильное, гибкое тело и лихорадочный, ненормально сбивчивый стук сердца сквозь футболку.
А потом, словно опомнившись, делает несколько шагов назад и, развернувшись, уходит торопливо, нахохлившись и подняв воротник ветровки, словно воробей.
Юквон смотрит в след около минуты — и тяжело опускается обратно на высокий бордюр, бессильно роняя на грудь голову и закрывая вновь глаза. Если бы там были слезы — они, наверное, долго бы не прекращались, но слез там давно уже нет.
Очень давно.
***
Зико не успевает поймать за хвост тот момент, когда рядом с ним остается только Юквон.
И Минхёк, смотрящий почему-то то ли задумчиво, то ли обвиняюще.
Зико ровно два раза в неделю уходит из университета не один, а с Юквоном — и идет вместе с ним в школу искусств, но нет, не танцует, а лишь смотрит на занятия со стороны; Минхёк изредка предлагает ему присоединиться, но Чихо лишь качает головой с легкой улыбкой — мол, эй, ты же знаешь, какое я бревно. Минхёк не уговаривает, а Юквон касается неуверенно руки — ну же, пойдем, начни все сначала.
И Зико снова становится щемяще-больно — то, что было, слишком редко возвращается, чтобы лелеять нелепые — вправду, нелепые — надежды. И вспоминается Кён — но злости уже нет, есть только что-то вырезанное из плоти не скальпелем даже, а канцелярским ножом, не пожалевшим ни сосудов, ни жил, ни сухожилий.
Чихо наблюдает за слаженными, гармоничными движениями и чувствует, как ему становится немного легче — отвлекается, забывается, а ещё, наверное, радуется тому, что хоть кто-то из всей этой мути извлек для себя что-то хорошее. Например, Минхёк — Юквона.
Или Юквон — Минхёка.
Или Зико — неплохой урок о том, что не стоит быть слишком уверенным в своих силах.
Иногда Чихо все равно даже по прошествии времени ловит на себе растерянный, болезненный квоновский взгляд — Юквон уже глаз не отводит, а только улыбается криво и слабо словно бы в оправдание, а Чихо не остается ничего, кроме как вновь повторять о том, что все в порядке, и верно все было, просто случайно вышло так, как вышло.
-Забудь об этом. И не вини себя.
-Я не уйду.
Уходит Джэхё, уходит Тхэиль, Чихун; уходит даже Кён, а Юквон остается.
Здесь, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки — и Чихо очень хочется потянуться, коснуться его, обнять и не отпускать никогда, чтобы не говорил там этот Ан Джэхё, хочется дотрагиваться пальцами до волос, скул и губ, хочется плюнуть на все и перестать бегать за несбывшимися мечтами, а остаться с той, что сбылась ещё четыре года назад.
Зико вспоминает, что обещал Юквону когда-то подумать обо всем этом — и действительно думает, действительно решает, но молчит, определяя для себя, что глупо все это, пусть и правда настоящая.
Или же — просто не время, так быстро все не решается. И продолжает лишь смотреть на Квона полуприкрытыми, растертыми до красноты глазами, изредка приходить к его подъезду, тиская дворовых кошек, которых там почему-то аномально много, по вечерам записывать на листы то, что рифмуется само по себе, а потом читать с записки под окнами, искренне надеясь, что Квон об этом никогда не узнает.
Чихо, конечно, не догадывается, что у Юквона квартира на первом этаже, а окна никогда не закрываются на ночь.
***
Зико проводит много времени с Юквоном и Минхёком — и почему-то втроем они остаются совсем одни, хотя вокруг, кажется, всех так давяще много и нескончаемо.
Дни осенние, обыкновенные и немного прохладные, очень похожие друг на друга и отчасти — на самого Чихо, который меняется сильно за эти несколько месяцев, словно сбрасывая с себя внешнюю кожу, как змея, и оголяя что-то совсем иное, незнакомое и окрашенное в другие оттенки. Зико смотрит в зеркало и говорит вслух, что, наверное, вот так вот уходит что-то вроде затянувшегося детства — вместе с разрушенной до основания детской мечтой, рожденной ещё в младшей школе с первым написанным текстом песни.
И это, наверное, правда нормально.
Ни Юквон, ни Минхёк не говорят об этом больше никогда, и только Минхёк смотрит на Зико совершенно как-то смешанно, словно читает его, как открытую, хорошо написанную книгу — и Чихо почему-то думается, что он, этот охерительный танцор от природы, знает о нем если не все, то слишком много, чтобы пытаться что-то скрывать.
И не скрывает — ни насмешек над самом собой, ни попыток забыться и начать что-то заново, ни долгих, тоскливых взглядов в сторону Юквона.
Минхёк же только качает головой — и сжимает зубы, когда однажды на перекрестке Зико уходит в одну сторону, а ему, Минхёку, нужно в другую — а Юквон, постояв с секунду на месте, уходит вслед за Чихо, виновато вскинув прощальный взгляд.
Зико — в одну, Минхёку — в другую.
Так часто бывает — но почему-то в один момент слишком болезненно и одиноко.
Надпись #11Надпись #11
Чихо ненавидит календари — в чем удовольствие смотреть, как дни уходят, не оставляя после себя ничего, кроме зачеркнутых черными крестами прямоугольников на бумаге? В чем удовольствие отсчитывать сутки до конца?
Чихо ненавидит календари — но знает, что прошло ровно четыре года. Днем больше, днем меньше — неважно.
Четыре года.
***
Зико елозит на стуле, вытягивая шею в сторону Кёна и зло фыркая, когда преподаватель кидает на него строгий взгляд — школьные выпускные экзамены явно не то место, где можно безнаказанно списать. Зико помнит прекрасное поверье о том, что «как новый год встретишь, так его и проведешь»; помнит и интерпретирует его в стиле «как вступительные начнешь, так их и проведешь», нервно скулит и растекается по парте паникующей лужицей, думая, что это откровенный позор — провалить зачет по математике, не решив практически ни одного задания из третьего уровня, обязательного для профильников. Ну, может, не столь обязательного, сколь престижного.
Чихо нервничает — все решено и оформлено, только пару заданий бы ещё сложных решить, но мозг отчаянно отказывается вникать в суть, выдает какие-то нереальные решения и откровенно скатывается в бред душевнобольного. Кён оглядывается и кидает сочувственный взгляд — другой вариант, другие задания, помочь практически ничем невозможно, когда осталось десять жалких минут.
Несколько уже сдавших вышли из класса — Зико закатывает глаза и думает, что ради такого случая можно немного кого-нибудь поломать на тему решений.
-Можно выйти?
-Да, оставляйте телефон и помните, что осталось восемь минут.
Чихо кивает и выскальзывает из класса.
Как и ожидалось, в коридоре ожидают несколько человек полярно разных контингентов — те, кто ни черта не знает и сдал, чтобы отвязались, и те, кто знает все и сдал, потому что сидеть скучно аж сил нет. Первого контингента — а Зико давно их успел изучить — четыре человека, второго — один.
Один, совсем один, стоящий прямо напротив аудитории, опершись бедром на подоконник и скрестив на груди руки. Зико чувствует, как ему моментально становится почему-то неловко — в том числе и пытаться даже подойти к этому Ким Юквону.
Столько слухов, столько слухов. Чихо им не верит — но все равно отчего-то не страшно даже, а волнительно.
И стоит так четыре из восьми минут, подняв глаза к потолку и моля небеса о просветлении в применении производной к исследованию графиков.
-Тебе помочь?..
Негромкий голос Юквона раздается откуда-то сверху, и Чихо вскидывает взгляд — промах, Квон ненамного, но все же ниже его. Стоит, сунув руки в карманы и склонив набок голову, отчего довольно длинная рыжая челка укладывается на одну сторону.
-Эм... Ну...
Гениально, думает Зико и испытывает огромное желание со всей дури въебать себе самому в коленную чашечку - стоишь тут, краснеешь, как дебил, и в ответ обыкновенному пацану, предложившему помощь, не можешь сказать ничего, кроме блистательного «эмну».
-Да, - вздыхает Чихо и вытаскивает из кармана свернутый лист с переписанными заданиями. - Было бы неплохо. Последнее и десятое...
Юквон решает все за несколько минут, расписывая вкратце — у Зико остается ещё две минуты, чтобы наспех переписать все решения и сдать пусть одним из последних, но точно неплохо написанную работу. Кён ждет его у лестничной площадки, потому что следующим физкультура; Зико наспех хватает спортивную сумку и мчится к другу, знаками показывая в ответ на вопрос «ну как?», что все оки-доки, и можно пока передохнуть.
И замечает в дальнем конце коридора уходящего Юквона — у того вечное освобождение от физкультуры как таковой.
Чихо догоняет Квона только на середине лестницы вниз, сбегая по ступенькам и чуть ли не врезаясь в его спину — приходится опереться ладонями на плечи, чуть ли не повиснув на нем, и тут же отскочить, виновато улыбаясь. Юквон смотрит настороженно.
-Ну я это, - Зико дышит тяжело из-за быстрого бега. - Спасибо?..
Квон сдувает с глаз челку и улыбается легко — а ещё как-то совсем светло и тепло, и Чихо чувствует, как оголенные нервные окончания внутри слегка притупляют электрические разряды.
-Да было бы за что.
И, пожав плечами, спускается вниз, задержав на Зико странный, не изучающий даже, а пытающийся понять взгляд.
-Правда, спасибо! - Кричит Чихо вдогонку, но Квон даже не оборачивается.
За экзамен выше балл только у самого Юквона — Чихо раскачивается на стуле, едва ли не бьется лбом об парту, чтобы выбить излишки радости, и отбивает пальцами на её крышке какую-то самбу.
Юквон на заднем ряду улыбается — и Зико оборачивается, чтобы ещё раз поймать это мимолетное, эфемерное тепло, которого оказывается достаточно, чтобы.
-Нет, Кён, он не индюк.
***
Чихо убеждается, что все-таки шум в университетских коридорах может быть неплохой в действительности штукой — так или иначе.
А ещё думает, что отсутствие Кёна тоже может быть в некоторых случаях ощутимым плюсом — не всегда, конечно, и далеко не в большей части, но конкретно сейчас очень кстати. Иначе Юквон, наверное, сбежал бы от этого феерического в своей глупости, несвязности и нелогичности разговора.
Серая рубашка с закатанными по локоть рукавами, жилетка поверх, простые джинсы с неприметным, но стильным ремнем, подходящие полуспортивные довольно высокие ботинки, сумка «адидасовская», непродуманная, но от этого ещё более правильная укладка — Чихо рядом с Юквоном чувствует себя обыкновенным ботаником-переростком, эдакой подружкой красотки, хотя и сам по виду вполне подходит на роль первой. Поток студентов вроде и огибает их по наитию, но все равно едва ли не сбивает с ног, не считая первокурсников за людей — Юквона кто-то грубо толкает, и тот поворачивается, кидая в ответ злобный, раздраженный взгляд.
-В Корё, наверное, было бы получше, - говорит зачем-то Чихо, просто не зная, что сказать в этом бесконечном неуемном потоке мыслей и людей. - Поспокойнее.
Юквон дергает плечом.
-Нет.
-Я не понимаю тебя, - Чихо вздыхает и поправляет ремешок сумки на плече. - Просто вот так спуститься в самое дерьмо по собственному желанию... Ты странный.
Юквон вдруг вскидывает на Зико вспыхнувший, едва ли не столь же злобный, как секунду назад взгляд — и столь же внезапно успокаивается, опуская плечи. И молчит — довольно долго, до того момента, как не приходит время третьей пары. Зико ещё раз кивает, мол, до скорого, и разворачивается, чтобы догнать Кёна, только что попрощавшегося со своей девушкой.
-Может, и странный, - говорит Юквон тихо и пожимает плечами. - Я люблю тебя, Чихо. Вот и все.
И Чихо останавливается.
На третью пару они так и не приходят.
***
-Послушай, ты издеваешься, - произносит Зико едва ли не со слезами в голосе, сидя на подоконнике в мужском туалете и попинывая пяткой кроссовка батарею под ним. - Издеваешься и шутишь, Ким Юквон.
Квон от нечего делать то включает, то выключает воду в кране раковины. Холодная-горячая, горячая-холодная, сильная-слабая, слабая-сильная. Бессмысленное занятие — такое же, как и нервное болтание ногами со стороны Зико.
-Ты волен думать, как желаешь, - отвечает Квон спокойно, вытирая руки от воды бумажным полотенцем и кидая его в урну. - Я уговаривать и доказывать что-либо не привык.
Зико хмурится и кривит губы — и Юквону кажется, что сейчас этот У Чихо, гроза первого курса, успевший побывать в каждой официально и неофициально зафиксированной переделке, просто проломит ему череп, поменяет руки-ноги местами и скажет, что так оно и было. А этот У Чихо только смотрит как-то беспомощно и — смущенно?
Юквон запрыгивает на подоконник и устраивается рядом с Зико, укладывая руки на колени, как примерная школьница — и молча слегка касается плечом чиховского плеча, словно обозначая свое присутствие, ставя какую-то странную, обжигающую печать, сколь жаркую, столь же и ненавязчиво-спокойную.
-Извини. Ты задал вопрос — я тебе на него ответил.
Чихо как-то деревянно кивает.
-Я просто...
Юквон взмахивает рукой, сползая с подоконника и беря свою сумку.
-Да ладно тебе, Чихо. Давай забудем. Это уже мое дело.
И уходит, осторожно прикрывая за собой дверь.
Чихо просиживает перед этим проклятым умывальником половину пары, глядя в одну точку — когда его находит Кён, Чихо только взмахивает руками, проносится вихрем мимо друга, привычно ругается с кем-то по дороге и уходит домой, плюнув на то, что учебный день ещё не закончен.
***
-Если хочешь — ты можешь забыть об этом. Я не удивлюсь...
-Это плохо, что не удивишься. Это плохо, что ты не удивляешься, когда о тебе забывают.
-Это привычно. Я не обижусь, если ты об этом.
-Да нет. Никто ничего забывать не собирается...
И Чихо, наверное, правда уже сейчас отдаленно болезненно видеть в глазах Юквона это чувство, всепоглощающее и неконтролируемое, стянутое со всех сторон канатами и решетками, чтобы не вырывалось — тщательно сдерживаемое, но написанное двоичным кодом на внутренней стороне темного оттенка радужки.
***
А на День Всех Влюбленных Чихо, не выдержав, отпинывает Юквона прямо в мужском туалете на третьем этаже главного корпуса университета Кунмин.
-Юквон, блять, ты с ума сошел? - шипит Зико, толкая его в плечо и заставляя сделать несколько шагов назад. - Что за хуйня неведомая происходит? Шарики за ролики заехали? Шурупчики из крыши окончательно повывинчивались? Завинтить?..
Квон, сжав зубы, молчит — только в глазах что-то яркое и нечитаемое.
Зико кладет обе руки на его плечи и слегка надавливает, вынуждая почувствовать тяжесть, а потом резко встряхивает — так, что Квон шипит, щуря один глаз и прикладывая руку к левой стороне шеи.
-Ты, блять, просто охуел. День Всех Влюбленных и твое проклятое... Нахуя ты подошел? Я, блять, и без того здесь как индюк конченый, а теперь ещё...
Чихо не хватает злости — он просто изо всех сил отталкивает Юквона к стене; тот больно бьется лопаткам и сбивает дыхание, на мгновение опуская низко голову и пытаясь его восстановить. А потом спокойно и молча, как ни в чем ни бывало, делает шаг вперед и прописывает прямой, крепкий и грамотный удар в скулу.
И уходит — снова, как и всегда, уходит.
На скуле — синяк и ссадина, а к вечеру Зико приходит к подъезду квоновского дома.
***
Чихо стоит, убрав руки в карманы и задрав высоко голову — окидывает взглядом все окна и верхнего к нижнему, задерживая на каждом внимание не дольше двух-трех секунд и словно пытаясь идентифицировать, какие из них — квартира Юквона. Там силуэт, тут его уже нет; света нет практически нигде, в одном из окон ближе к низу он мигает неровно, словно замкнутый, а в боковом окне отсветы рыже-красные из-за, наверное, оттенка штор на карнизе.
-Что ты здесь делаешь?
Юквон стоит в пяти шагах позади Зико, грея руки в карманах тонкой кожаной куртки и глядя не то чтобы мрачно, но как-то то ли тоскливо, то ли просто грустно. Чихо теряется.
-Тебя ждал.
-Дождался. Можешь идти...
Квон пробует пройти мимо Зико, но тот хватает его за руку, притягивая к себе и не давая отстраниться — заглядывает в глаза, которые тот упорно отводит, и сжимает пальцы на запястье, оставляя там пока ещё невидимые, но ощутимые следы. Юквон морщится, отворачиваясь.
-Послушай, - Зико чувствует, что кожа у Юквона аномально горячая и пульсирует теплом. - Прости меня. Ну, Юквон.
Квон облизывает губы, на Чихо по-прежнему не глядя.
-Я не хотел, я был слишком груб, о Сильвия, прими мои искренние раскаяния, - вроде и передразнивает язвительно, поддавшись порыву, но как-то настолько тоскливо и болезненно, что Чихо не хочется отвечать на этот выпад. - Чихо, оставь, все нормально.
Мягко высвобождает запястье из пальцев Зико и приподнимает уголок губ в вымученной улыбке.
-Правда, Чихо. Я забуду — все хорошо. Подумаешь...
Зико в злости вдруг пинает первый попавшийся камень — тот улетает в кусты, вызывая возмущенное шипение полуночных дворовых кошек. Квон чуть оборачивается на звук.
-Это плохо, что забудешь, - чувство какого-то ненормального дежавю. - Это плохо, что ты так просто отпускаешь все обиды.
Юквон качает головой, застегивая куртку повыше, но не до конца.
-Я никому не спускаю обид, - говорит он спокойно, поводя плечами и убирая руки вновь в карманы кожанки, где пусть и ненамного, но теплее. - Только с тобой все зачем-то по-другому. Кто ты такой, У Чихо?
Зико молчит, а Юквон поднимает руку в останавливающем жесте, едва завидев первое движение губ.
-Молчи, я и без тебя все знаю. Спокойной ночи.
Но сидят они на улице ещё добрых полтора часа — Чихо нещадно мерзнет, и Юквон греет его руки в своих, молчаливо поясняя, что в противном случае Чихо завтра просто не может написать лекцию на главную тему семестра.
И Чихо уговаривает себя, что это действительно так.
***
В этот день Чихо возвращается из университета на два часа позже обыкновенного из-за отработки по причине срыва лекции — усталый, взвинченный и злой спускается в метрополитен, думая, что это окончательная подстава — вместо дома ещё ехать в центр за сменой сгоревшему аккумулятору в телефоне. На станции не смертельно, конечно, но довольно людно — Чихо окидывает взглядом платформу и ныряет на ближайшую полукруглую скамейку, распутывая наушники и только через три минуты понимая, что сидит рядом с кем-то ужасно знакомым.
Юквон, устало опустивший подбородок на грудь и закрывший глаза. Видимо, ему в ту же сторону.
Чихо проклятых пять минут нервно пытается сделать из морского узла проводов нечто, что можно безболезненно воткнуть в уши, и Квона не трогает — во-первых, устал человек, наверное, а во-вторых — попросту нечего сказать. Только косит периодически взгляд — красивый он, стервец.
Специфический такой, слишком яркий — до той неправильной грани, когда происходит взрыв сверхновой, образуя черную дыру в космическом пространстве. Зико любит проводить астрономически параллели, как сейчас — звезды светят ярче всего перед неизбежным взрывом.
Когда подходит электричка, Зико вскакивает и трогает осторожно Юквона за плечо — мол, ты идешь? Квон встряхивает головой, во мгновение приходя в себя — благодарно кивает и ныряет в салон вслед за Чихо, в последний момент успевая подхватить сумку и затолкать в карман свисающие провода белых самсунговских наушников. Кажется, теряет вакуумную подушечку — во всяком случае на платформу, остающуюся позади, смотрит с порядочным сожалением. В вагоне только два свободных места — по обе стороны от какой-то женщины; Чихо, сам не зная почему, тихо просит её подвинуться немного, чтобы места были рядом.
Ехать довольно долго — Квон, подумав, устраивается рядом с Чихо, как и тогда, снова в безумном дежавю — в университетской уборной на подоконнике.
Плечом к плечу.
Рядом с Юквоном удивительно спокойно.
В наушниках что-то андеграундное, но смутно заглушаемое гулом подземки — Зико откидывает голову назад, прикрывая глаза и вслушиваясь в равномерную читку, отмечая какие-то детали и анализируя по привычке каждый звук; мир вокруг постепенно погружается в кому, где вместо тишины вокруг — осязаемые физически звуковые волны вперемешку с сплетающимися из воздуха словами, которые тоже, кажется, можно потрогать пальцами, изменяя и делая вернее.
И Зико касается их, подсознательно меняя буквы местами и как всегда получая что-то иное — так рождаются строки под звучащую музыку, новые и отличающиеся от оригинала даже подтекстом, и разве что ложащиеся на музыку уже кем-то созданную.
Знакомый запах то ли кофе, то ли какао совсем рядом — Чихо открывает глаза, слегка шевелясь и скашивая взгляд. Голова Юквона с растрепавшимися от ветра и тоннеля волосами практически склонена на его плечо, и кончики прядей слегка щекочут скулу — совершенно непроизвольно, видимо, и Квон, кажется, дремлет уже давно.
Чихо улыбается краем губ и чуть двигается, чтобы голова Юквона полностью оказалась на его плече — и вдыхает незаметно смешение привычных уже почему-то запахов, каких-то уже совсем родных и от Квона неотделимых.
Все происходит как всегда слишком быстро — Чихо понимает это только сейчас. От чужого к родному, от странного к тому, чего не хочется отпускать из рук и делиться ни с кем, кроме самого себя. И даже с самим собой.
Чихо чувствует на свой как обычно открытой от куртки шее теплое и ровное юквоновское дыхание — оно совсем слегка щекочет кожу, согревая её и пуская вниз по сети чувствительных точек неяркое, но сводящее с ума удовольствие. Зико чуть склоняет голову, чтобы коснуться щекой мягких волос, легко сминающихся под любым, даже самым легким давлением; одним коротким, верным движением находит ладонь Юквона, сплетая пальцы и чуть их сжимая.
Слишком все быстро, слишком все очень.
Юквон пусть и дремлет всего лишь, но глаз не открывает — видимо, действительно очень устал. Только яркие губы чуть приоткрыты — и Чихо до безумия хочется, чтобы они, теплые и сухие, коснулись его кожи, но нужно движение, нужен импульс, но это значит — разбудить, отнять единственные, скорее всего правда единственные минуты спокойствия этим непонятным, лишенным логики днем.
-Оскар, перестань его трогать, - шепчет Квон тихо сквозь сон, сильнее сжимая пальцы Зико. - Оскар, маленький гад, не трогай Чихо, у тебя свое есть...
Зико вздрагивает, услышав свое имя — горло неумолимо сдавливает прочными стальными тросами, мешающими нормально сделать вдох. Наверное, оговорился.
Так бывает.
Да, оговорился, точно же — Чихо умеет убеждать себя даже в том, в чьей противоположности уверен на сто процентов.
Они пропускают свою остановку — Чихо не хочется будить Юквона.
Они доезжают до конечной и остаются в вагоне — рано, поспи ещё немного, ты сильно устал.
Не только за этот день.
Они едут обратно и возвращаются к университету — кажется, проходит целая вечность.
И Зико хочет, чтобы эта теоретическая вечность стала реальной.
***
А календарь отсчитывает дни.
Фэндом: Block B
Персонажи: ZiKwon + будут прибавляться
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность, джен, слэш, юмор, ангст, психология, философия, недоромантика
Предупреждения: AU, сильно AU, обсценная лексика as always
Размер: все части будут драбблами-однострочниками, не связанными по смыслу. Короче, вновь цикл - хотя, может, и не настолько уж они будут разрознены...
(!)Как-то так само вышло, что несвязные драбблы повязались все каким-то странным образом, а автор _забыл_ проконтролировать себя; так что теперь, пожалуй, - встречаем сюжетно связанные однострочники, у которых будет свой логический финал.
Статус: в процессе
От автора: Я Кэп. Вопросы?
.n
Надписи #1-4
Надписи #5-7
Надписи #8-9
Надпись #8: P.S. 2Надпись #8: P.S. 2
Все случается если не быстро, то достаточно скоро для ожиданий Чихо — он успевает почувствовать лишь дикую усталость, ставшую почти постоянной, несколько рваных периодов «пустота-наполненность-пустота-через-край», боль в вывихнутом на тренировке плече и молчаливое присутствие Юквона.
Его единственное - молчаливо.
А всем весело, все спелись.
***
Минхёк с помощью Юквона успевает поставить танец за три дня — быстро, безо всякого нытья, не отрываясь на мелочи и в общих чертах очень подходяще. Они просто приходят в школу искусств на час раньше, включают минус трека, которому Чихо, недолго ломаясь, дает название «Nanrina», и, почти не переговариваясь, движение за движением рисуют хореографическую систему — слаженно, без лишних движений, красиво. Зико пару раз приходит на тренировки и сидит на низкой скамейке, подперев ладонью подбородок — и думает, что эти двое будто полжизни знакомы.
Такое уж безоговорочное взаимопонимание — Зико делает вывод, что это все просто от любви к танцам. Минхёк смотрит на его отражении в зеркале и всякий раз отворачивается, едва встретившись взглядом.
Через три дня танец апробируется перед полным составом группы — ввиду того, что залы в школе использовать вообще-то запрещено, Минхёк заявляет, что для репетиций, в принципе, подойдет любая площадка на улице, а с зеркалами можно в школе или универе работать максимум пару раз в неделю.
-Я тебе и без зеркала прекрасно покажу, какое ты бревно, - невозмутимо отфутболивает Минхёк Кёну, подкрепляя слова действием, после чего рыжий долго дуется и клятвенно обещает замиксовать дисс на танцора. Зико добродушно усмехается, но с Минхёком соглашается.
Танец апробируется прямо во на площадке зикановского двора — Кён одобряет, Чихун ржет, но одобряет, Тхэилю, по сути, все равно, о чем он и говорит, не таясь, а Джэхё, коротко кивнув, уплывает куда-то в мир своих фантазий, явно прямо на ходу сочиняя внешний концепт. Или, по мнению Зико, начиная гадить и без того изгаженный прежний.
Тренировки начинаются сразу же на следующий день, и Минхёк ожидаемо сталкивается с серьезной проблемой в виде пяти совершенно не умеющих двигаться дебилов. А если в Кёне внезапно обнаруживается прокачанная способность к изображению всякой хуеверти, а Зико использует прирожденное чувство ритма и умудряется изначальный танец превратить в некое «соло под себя», то Тхэиль, Джэхё и Чихун заодно вгоняют танцра в нереальный ступор поначалу, от которого тот избавляется только логическим путем перестановки приоритетов. Отныне все более или менее танцующие стоят на самых видных позициях и прикрывают всех остальных, которые, пользуясь системой, вовсю халтурят и хуи гоняют, пока Минхёк не просит Юквона проследить.
И Джэхё, постоянно баламутящий воду в стакане, почему-то становится каким-то не тихим даже, а незаметным. Смятение на задних рядах сводится к нулю.
К тому времени, когда коллективный танец перестает напоминать брачные игрища горилл и более или менее оформляется в хореографический проект, Зико, Кён и Чихун успевают довести рэп если не до совершенства, то до минимума желаемого результата; у Тхэиля и Джэхё подготовка партий не занимает много времени, а Юквону, чьими и оказываются две свободные вокальные части, хватает пары-тройки репетиций и одной длинной, содержательной лекции Тхэиля. Чихо — доволен, пусть к этому моменту уже более чем пресытился беготней и нагрузками.
Каждый продолжает исправно каждый день посещать университет, но в некоторые дни все больше с целью засадиться на задние ряды и отработать хоть что-нибудь, что реально в условиях лекций: Чихо и Кён вполголоса тренируют дикцию и тональности, Чихун у себя на гуманитарном занимается примерно тем же самым, Тхэиль просматривает записи танца на телефоне и делает фейспалм, Джэхё разрабатывает прикиды и макияж, и только Минхёк с Юквоном от «нечего делать» конспектируют лекционный материал, а потом по вечерам в зале школы искусств долго молчат, на друг друга не глядя.
-Устал?
-Не очень.
-Вопросы?
-Один. Почему?
-Не знаю.
Минхёк просто не хочет лишних расспросов — это всегда лишние проблемы, ненужные рассказы и личная жизнь, раскрытая чуть больше, чем это нужно. И Чихо — Минхёку почему-то не хочется, чтобы Чихо знал о настоящих причинах идеального танцевального взаимопонимания.
Генеральная репетиция танца происходит за три дня до арт-феста — и Минхёк почти готов сказать, что доволен.
Зико бессовестно радуется, что обязательным требованием к арт-фесту является живое выступление — это освобождает от необходимости записывать трек в короткие сроки. Чихо понимает, что ему даже днем с огнем сейчас не сыскать человека, который в теории мог бы организовать им что-то вроде походной звукозаписывающей студии за скромную плату. Или, что вообще нереально и столь же желаемо - «for free», как повадился говорить Кён после упора на английское произношение из-за разучиваемого трека.
За пять суток до дня «икс» Джэхё собирается с мыслью, рано утром является домой к Зико и собирает всех в крестовый поход за обувью, благо время стипендий, и средства более или менее имеются; в этот же день олльчан проводит ревизию всей имеющейся одежды, формирует нечто, хоть как-то подходящее его замыслу, и из «общей кассы» закупает нужное количество косметики.
И заставляет Зико перекраситься в блондина.
Тот, конечно, психует, но все истерики разбиваются об алмазный аргумент «ну ты же не хочешь выглядеть блядским лохом перед искушенной отчетной публикой».
-А по-моему именно этого ты из-под меня и хочешь.
-Завали, - но улыбка у Джэхё, конечно, бывает очень милой.
Когда остается два дня, Зико находит в подвале дома за пару кварталов от места проведения небольшое офисное помещение под гримерку и договаривается с арендатором за весьма символическую плату. Три комплекта ключей расходятся по способностям: один — Зико, второй - Минхёку, третий — Джэхё.
Когда растреклятый, сотни раз продуманный день наступает, никто почему-то не чувствует особого волнения, и только Юквон держится к Чихо чуть ближе, чем всегда до.
***
Когда Зико в панике, которая обычно сопровождает беспросветное опоздание, вбегает в полуподвальное офисное помещение, Джэхё уже там — сидит, вальяжно развалившись, на единственном нормальном стуле, потому что остальные пять обыкновенные табуретки, и, напевая что-то, подтачивает карандаши для глаз.
В интерьере давящий минимализм — пять пресловутых табуреток, стул и большое зеркало, невесть как притащенное сюда стилистом. На полу аккуратно разложена черная спортивная сумка — в ней, видимо, вся косметика и прочие прелести.
-Наше вам с кепочкой, - приветствует олльчан Чихо, на что тот только взмахивает рукой, обваливаясь на табурет. - Ты так усиленно делаешь вид, что торопился, что я аж, признаться, верю. Начнем?
Зико мотает головой.
-Нет. Да. А чего начнем-то?
Времени — шесть вечера, три часа до начала арт-феста. У Зико вибрирует телефон на беззвучном режиме — смс-ка от Кёна, что он уже на подходе, и планы жестокой расправы над опоздавшими придумывать не надо.
-Как чего? - Джэхё разве что не мурлыкает. - Грим. Макияж. Мейк-ап. Как угодно.
Чихо неуверенно оглядывает спортивную сумку — да, осталось только загримироваться, раз оделся сразу дома. Остальные, наверное, тоже.
Становится по-человечески страшно.
-Да давай уж ребят подождем...
-Ссыкло, - спокойно выносит вердикт Джэхё и не получает в глаз лишь потому, что Чихо повторяет танцевальные движения и его не слушает.
В полном составе команда собирается только к семи вечера.
Пока Зико возится с флэшками, через тхэилев ноут-бук перекидывая минуса и тексты, Джэхё бегло осматривает одежду, поправляет все наспех и начинает заниматься макияжем — первым под раздачу попадает как раз-таки Тхэиль, с которым мороки меньше всего. Потом без особых проблем Чихун и Минхёк, которому олльчан улыбается слегка садистски и вываливает на пол целый набор косметики — танцор никогда над собой измываться не позволял, а сейчас такая шикарная возможность, когда можно делать все, что угодно и не отхватить при этом тапкой по морде. К моменту, когда Джэхё берется за Юквона, Чихо уже заканчивает с делами и присаживается рядом, покусывая губу и пытаясь справиться с естественным мандражом — равномерные движения кисточкой и карандашом слегка успокаивают.
Джэхё к Юквону лишний раз старается не притрагиваться — просто жестами показывает, в какую сторону и как повернуть голову, bb-крем наносит тампоном, а волосы укладывает исключительно расческой с последующим закреплением сильным лаком, никаких рук. Чихо смотрит на работу стилиста завороженно — движения аккуратные, четкие, профессиональные и продуманные, словно на записи специального вижуал-тьюториала. Возникает ассоциация с написанием то ли картины, то ли созданием скульптуры; Юквон сидит неподвижно, прикрыв глаза, пока олльчан подводит вернее веко, и только ресницы слегка дрожат от прикосновений кончика карандаша.
Зико ловит себя на мысли, что интересно это — а ещё, наверное, порядком приятно, потому что красиво. Уголок губ Юквона чуть приподнимается в улыбке, едва Чихо начинает выглядеть совсем уж ошарашенным и увлеченным.
Джэхё занимается с Юквоном дольше всех — и не потому, что сложнее, да и не потому, что Квон ведет себя неправильно — тот вообще сидит неподвижно, словно кукла; просто олльчан то и дело отходит, долго стоит в стороне, рассматривая Юквона задумчивым, пытливым взглядом, или просто стоит, опустив руки и закрыв глаза — мгновенное, ничем не лечащееся бессилие.
Минхёк тревожно хмурится, но Джэхё, видимо, берет себя в руки.
-Ладно, все почти. Только одно осталось.
И рисует на скуле Квона специальным густым черным гелем остросилуэтный рисунок.
-Мы седьмые, - говорит Чихо негромко на ухо Кёну, чтобы было лучше слышно на фоне громкой музыки, и жестами просит передать остальным. - Сразу после Джеппа и Ко.
И замолкает на секунду.
-Тебя сильно ебет? - Интересуется Кён серьезно, а Зико только встряхивает уложенной и поднятой вверх выбеленной челкой, скривив губы.
-Мне насрать.
-Это правильная жизненная позиция, - раздается над ухом веселый голос, и Джэхё делает пальцами «виктори». - Надеюсь, ты сохранишь её, если кто-нибудь из нас внезапно перепутает свои слова с твоими или пустится в сольный пляс.
Олльчан хмыкает и поспешно отходит, когда совсем близко появляются Минхёк с Юквоном — и Кён, стоящий поблизости, готов поклясться, что в глазах Джэхё снова то ли отвращение, то ли раздражение, то ли элементарный страх.
Когда «семь», «Nanrina», первые аккорды и наскоро завязанные шнурки на ботинках - волнение достигает того предела, когда просто напросто перестает чувствоваться, как переохлажденные на морозе руки.
***
Бит, бас, бит, бас, адреналин смешивается с эндорфинами в соотношениях, во много раз превышающих количество последних капель адекватности. Бас, бит, бас, бит — микрофон слабо вибрирует под пальцами, преобразуя звуковые волны, и отдается в нервные окончания парализующим ощущением неподконтрольности.
Бит, бас — разгоняя тут же нагревающуюся кровь по венам; бас, бит — лимфу по узлам, сжигая последние препятствия, бас — и мира нет вокруг, есть только сцена, и плевать на все то, что происходит вне.
Музыка то ли слишком громкая, то ли слишком тихая — Чихо все равно; музыка то ли слишком медленная, то ли слишком быстрая — Минхёку не все равно, но танец ложится как надо, и он списывает все на мандраж. Ветра нет, но есть резкие движения — Джэхё не все равно, но укладок уже не вернуть. Микрофон в руках плавится, сгорая то ли от электрического резонанса, то ли от температуры вокруг — и Кён дочитывает свою партию в обнимку с Зико в его работающий, плюнув на рисунок танца и не заметив напряженного взгляда Юквона.
Тхэиль и Джэхё — нотная кульминация, дэнс-брейк — кульминация уже танцоров; безошибочно, ровно, четко — неподконтрольно, слишком энергозатратно, и улыбки совсем сумасшедшие, больше похожие на оскал. Жарко, а по рукам — волны горячей крови вниз к кончикам пальцев, и они, наполненные эритроцитами до отказа, дрожат, сжимая вибрирующую пластмассу, сейчас начинающую казаться жалким инструментом для привлечения внимания.
Микрофоны, какие микрофоны? Можно же просто хором, когда ор, вопли, визги и можно уже не сдерживаться.
Кажется, Тхэиль смазывает что-то, а за ним и сбившийся Чихун; кажется, сам Чихо делает что-то неверно — липкий, сосущий страх вновь накрывает с головой, давая отказ и слуху, и голосу, тут же иссушающемуся и срывающемуся с нужных интонаций. Зико отчаянно пытается понять, где срезать и убыстрить, чтобы вернуть все в колею; Минхёк с другого конца площадки не может сдержать злости.
Зико кажется, что все, блять его, упущено — а перед глазами единым, плавным движением вырастает Юквон и спокойно закрывает его, показывая, что и как делать.
Только повторяй — на раз и два.
Все просто.
У Юквона единственного укладка не растрепана, глаза подведены все так же идеально, а рисунок на скуле ничуть не смазанный даже в условиях дикой, просто разрывающей на молекулы жары.
Сам Зико чувствует, как под конец, когда звучат последние биты, в уголках глаз скапливается горячее вещество, не разливаясь, но бесповоротно смазываясь — он проводит по верхней части скулы к виску тыльной стороной ладони, на коже которой остается рваный след от черно-дымчатой подводки, теней и bb-крема.
И трек заканчивается.
Совсем, совсем все заканчивается, не только музыкальная запись в мощно стерео-системе — кажется, все звуки в этом мире. И люди — молчат.
Словно чья-то невидимая рука нажала столь же незаметную клавишу «выкл из мира», а потом накрыла реальность плотной и темной кислородной подушкой.
Эй, она, наверное, никогда не включится - эта реальность.
А включает её Джэхё.
-Хэй, парни, ну я же говорил, что все охуеют!
Пауза. И — шквал оваций.
***
Кажется, кто-то подсовывает странную бутылку чего-то, потому что Чихо совсем на взводе. Кажется, это что-то оказывается алкогольным — Зико чувствует это только тогда, когда делает два больших глотка, не обращая ни на что внимания, и ощущает, как дыхательные пути от горла до легких взрываются шквальным, непрекращающимся огнем. Просто бляди грязные, думает Зико, вот так вот неразбавленный скотч и сразу.
Впрочем, уже неважно — алкоголь в голову не бьет из-за переизбытка адреналина, и сознание остается относительно адекватным, если не учитывать бесполезные и ничего не значащие мелочи вроде откровенного возбуждения.
Призового места они, конечно, не получают — к новичкам относятся настороженно. По отдельности все они уже, если вспомнить, далеко не зеленые-новые, но вместе — увольте, отдельная и совершенно иная арт-единица; Чихо ловит себя на мысли, что огорчения нет — плевать на места, плевать на формальности, когда все эти странные люди вокруг требуют ещё
«Nanrina» - и ещё раз, и ещё, но на третий Зико психует и гонит всех вон. Хватит, ребята, все — дальше уже грань, за которую пока что заступать нельзя. Кён дышит прерывисто и тяжело, Минхёк — чуть легче, но не отрываясь от бутылки воды, Тхэиля и Чихёна попросту нет в поле зрения, а Юквон — словно и не было ничего вовсе.
А Джэхё стоит в стороне, скрестив на груди руки и изредка рассеянно покачивая головой — не усталый, не разбитый, но и находящийся, кажется, где-то в параллельной реальности.
Все, хватит, граница. Чихо толкает ногой полупустую бутылку из-под скотча, и она накреняется, разлетаясь кристальными осколками на асфальте. Резкий запах алкоголя.
В этой безумной толпе слишком легко потеряться — спустя несколько минут Чихо перестает в полной мере понимать, что происходит, и окончательно теряет ориентацию. Мелькает где-то полосатая зебровая куртка-пиджак Кёна, но друг тут же исчезает; Минхёк, только что стоявший у края сцены, будто испаряется в воздухе, оставляя на виду одного Юквона, к которому тут же начинают липнуть подвыпившие придурки.
И бабы, и мужики.
Зико чувствует мгновенную злость, когда замечает растерянность Квона, но пройти к нему нереально — впрочем, там совсем недалеко вновь материализующийся, как из воздуха, Минхёк, и танцор разгоняет всех к чертям собачьим, не жалея ни голоса, ни запаса нецензурной лексики, ни пинков. Юквон за Минхёка цепляется, как за якорь — взгляд то ли испуганный, то ли с долей отвращения к происходящему, то ли просто растерянный, и Чихо себя накручивает. Юквон его не видит, а Чихо думает, что круто все-таки эти двое сдружились за несколько-то недель.
Когда Квон находит напряженным взглядом Зико, тот уже отворачивается в другую сторону — пытается найти Чихуна или Тхэиля, но ловит вниманием только джепповских ребят, Ильхуна и Сонджэ, скачущего по сцене довольно известного парня-МС со странным прозвищем Намстар, Криса и блудно улыбающегося темному небу Чунмёна. Минхёк тянет Юквона за руку, кивком головы предлагая обойти толпу с другой стороны — тот соглашается, но через пять минут беспутных метаний они снова оказываются на том же месте, но вокруг уже нет ни единого знакомого лица.
Чихо пробирается к сцене, надеясь увидеть там хоть кого-нибудь из своих — на перилах висит черно-белая кёновская куртка, поверх неё шапка Тхэиля с микки-маусовыми ушами. Но поблизости никого нет.
Мобильные все, конечно, предусмотрительно оставили в офисе — Зико тихо высказывает в пустоту все, что он об этом факте думает и, убрав руки в карманы, опирается бедром на край сцены, прикрывая глаза. Здесь его не видно — как не видно и Минхёка с Юквоном, находящихся ровно в десяти метрах от него.
И просто никто почему-то не может найти никого, словно толпа — живое существо, у которой на каждого свои, мало кому известные планы.
Чихо решает переждать немного — должен же Кён вернуться за своими шмотками? - а потом пойти уже в этот идиотский офис, забрать электронику и валить домой. Сил на веселье — нет, и когда глаза закрываются, голова словно погружается в кристально-тяжелую толщу воды, сквозь которую все звуки представляются лишь размытым, потусторонним гулом.
Чихо не знает, сколько минут — а может, и часов — проходит прежде, чем он возвращается в действительную реальность.
***
Просто кто-то вдруг поначалу осторожно трогает его за плечо, а потом, не дождавшись никакой реакции, хватает за руку и тянет куда-то — Зико сквозь пелену ничего не ощущает и не сопротивляется, когда чьи-то холодные пальцы сплетаются с его, скрадывая весь аномальный жар и возвращая часть самообладания и способности к здравому смыслу. Остановка — только через долгих минуты три, и Чихо трясет головой, оглядываясь по сторонам.
Параллельная месту проведения феста улица — намного тише, намного прохладнее и темнее. Намного, намного спокойнее и реальнее, подальше от этого адового котла с варящимися в нем проклятыми грешниками. Если там — девятый круг, то тут не ниже третьего.
Напротив Зико, прислонившись бедром к металлическому крытому контейнеру для сборки макулатуры, стоит Джэхё, скрестив руки на груди — растрепанная волнистая челка фиолетового оттенка падает на глаза, скрывая задумчивый, мрачный взгляд. Не олльчан — даже не пахнет этим. Что-то — совсем качественно иное.
Зико почему-то на секунду становится не по себе.
-Wassup deli boy? - Хрипло выдает он первое, что приходит в голову, а Джэхё, услышав первые строки песни, вдруг кривится, как от сильной головной боли. И сдувает челку с пустых, будто странно отсутствующих в этом мире глаз.
-Послушай, Зи Ай Си Оу, - начинает он своим привычным слегка развязным, язвительным тоном. - Я тебя сюда притащил не от хуйни всякой фестовской спасать, а по поводу сугубо приватного разговора. Эй!
Щелкает пальцами, де, ты тут вообще, мальчик? Чихо деревянно кивает.
-Ну, удиви меня, - голос у Чихо все ещё порядком сорванный, пусть и возвращающийся мало-помалу в нормальное состояние.
А Джэхё вдруг вздыхает — прерывисто и тяжело.
-Знаешь, Зи Ай Си Оу, я даже твоего имени-то не помню настоящего. Вернее, как можно помнить то, чего не знал и не узнаешь никогда? И это все не потому, что ты там дерьмецо обыкновенное уличное или ещё чего, просто я человек такой, для меня это нормально. Засим хочу отметить, что я тебе никто и звать меня никак — это у нас с тобой, сам понимаешь, взаимообразное. Поэтому все, что я сейчас тебе скажу — твое дело, слушать или посылать меня нахуй, мне все равно. Нет, я, конечно, ненавижу, когда меня посылают нахуй, я сам люблю это делать, но тут случай особый — при всех равных условиях я тебе даже мстить не буду, Зиакоу.
Джэхё ещё раз щелкает звонко пальцами — словно пробует что-то; облизывает красиво очерченные, яркие губы и прикусывает нижнюю, тут же её отпуская. Все — естественно и ненаигранно, но Чихо не может отогнать вязкого, противного чувства страха.
-Зи-ко, - олльчан склоняет набок голову. - Этот мальчик-танцор, которого ты с собой привел.
Зико резко вскидывает голову — на лице Джэхё нет даже признаков насмешки или иронии. Только тщательно скрытая, серая усталость и что-то совсем плохо идентифицируемое.
-Юквон, Ким Юквон, я помню его имя, - продолжает Джэхё негромко. - Ты... Правда прямо сейчас имеешь право послать меня нахуй. Но, Зи Ай Си Оу, я бы на твоем месте не связывался с этим человеком.
Джэхё мотает головой и поднимает вверх руку.
-Нет, заткнись, я не хочу ничего объяснять. Я говорю, как есть. Просто по-человечески так говорю — не надо. Твое право — слушать меня или не слушать.
Олльчан проводит ладонью по лицу, словно снимая невидимую глазу паутину, и отворачивается от Чихо, убрав руки в карманы и глядя куда-то в конец улицы, а Зико чувствует, как внутри что-то лопается тонкой, золотой струной — и не при чем здесь ни неразбавленный алкоголь, ни адреналин, ни эндорфины, ни усталость. Просто — лопается и теряется эфемерным, ускользнувшим сразу же следом.
-Ты, блять, вообще о чем...
-Оставь, - взмахивает рукой Джэхё и разворачивается, направляясь в сторону выхода из квартала — туда, где совсем тихо, совсем ночь и другой мир. - Не хочу ничего больше.
Зико смотрит ему вслед, прекрасно понимая, что бесполезно задавать какие-либо вопросы — проигнорирует, не ответит, не вернется.
И Зико мирится с этим.
***
Джэхё останавливается только у самого поворота.
И оборачивается, не вынимая рук из карманов.
-Забыл сказать.
Молчит.
-Я ухожу. Насовсем.
Чихо не делает ни шага — просто чувствует, что упасть намного легче, чем это кажется на первый взгляд. Джэхё не выглядит виноватым — только равнодушным.
-И Тхэиль — тоже.
После Джэхё остается только легкий запах чуть сладких, быстро испаряющихся духов.
Надпись #10Надпись #10
Shayne Ward - Waiting in the Wings .mp3
Зико не успевает ухватить за хвост тот единственный мимолетный момент, когда остается один — ухватить за хвост и, подняв на уровень глаз, посмотреть вдумчиво и сказать вслух, что он, этот момент, не прав.
Или сам Зико — не прав.
***
Вслед за Джэхё и Тхэилем, не оставившими после себя даже записи голосов в треке, как-то совершенно естественно и незаметно уходит Чихун — просто-напросто перестает появляться как в жизни Зико, так и в жизни Кёна. Чихо начинает неумолимо казаться, что все они — лишь мираж, умело сотканный руками реальности; призрачный шанс, сплетенный бесшовно и идеально, шанс яркий и слишком ощутимый, но развеянный в одну секунду, потому что цель — всего лишь подразнить, дав почувствовать вкус только раз. Чихо отчаянно не может понять, что он делает неверно в этом алгоритме — подолгу сидит без движения, стиснув пальцами виски, и смотрит в одну точку, одну за одной разрушая стройные теории, рассыпающиеся могильным прахом прямо в руках, стоит только попытаться потрогать. Он думает об этом, кажется, слишком много и долго — пока не убеждает себя, что все это ему только приснилось на последней паре по высшей математике.
И действительно начинает так думать — пока где-то в районе Содэмунгу на противоположном эскалаторе метрополитена не встречает Джэхё.
Олльчан кидает на Чихо торопливый, узнающий взгляд — и сбегает быстро вниз по и без того движущимся ступенькам, уже во второй раз не оставляя после себя ничего.
И Зико понимает — бредово уговаривать себя, что все нормально.
Поначалу медленно — миллиметр, два, три, сантиметр, потом неуловимо быстро — метр, два, три, километр — начинает отдаляться Кён, и вскоре логическим завершением — длинная и узкая пропасть глубиною в бесконечное число «n», где они оказываются по две разные стороны. Зико психует, срывается и выкрикивает что-то в эту сразу же проглатывающую все звуки пустоту; Кён ничего не слышит, ведь звуковые волны элементарно не достигают адресата, затухая в падении вниз длиною в бесконечность.
Все чаще на парах в университете и на перерывах между ними Чихо остается один, и все чаще от Кёна невозможно услышать ничего, кроме «прости, у меня дела», «прости, у меня свидание», «прости, у меня сессия» и «прости, сегодня вечером я улетаю в Антарктиду на постоянное место жительства, давай потом как-нибудь»?
И Зико чувствует, как вновь начинает расшатываться — ужасно хочется отловить дружка за шкирку, встряхнуть хорошенько, от души прописать в челюсть и напомнить, что не все в этой жизни так просто, и далеко не все покупается обычной формулой «прости + охуенно-важный-аргумент». Кён только отводит взгляд — за четыре года неплохо научился читать Чихо по выражению лица.
-Прости, у меня зачеты, - говорит Кён негромко, глядя под ноги и пиная носком ботинка отколотую с одной стороны керамическую плитку. - И у тебя, кстати, тоже...
Где-то с крана падает капля проточной воды - оглушительный грохот в тишине.
-Перестань лелеять глупые надежды.
Это становится последней каплей.
Нет, Зико не скандалит, не срывается и не орет, топая ногами и порываясь полезть в драку; просто стоит с полминуты молча, убрав руки в карманы, и смотрит куда-то в сторону, покусывая уголок ободранной губы. Кён ощущает, что все-таки перегнул палку; спустя мгновение Зико переводит на него пустой и даже отчасти растерянный, но от этого ничуть не легкий взгляд.
В раскосых темных глазах — ничего, идеальная пустота, где радужка практически сливается со зрачком, и непроглядная чернота, поглощающая любые лучи света со всех углов и ракурсов. Чихо медленно, с трудом кивает.
-Да, прости, я понимаю, - голос у него тихий и чуть хриплый, безо всяких интонаций, но не жалкий, как могло бы быть с любым другим. - Наверное, действительно следует подготовиться.
Зико делает небольшую паузу, собираясь с мыслями — с тем, что от них осталось.
-Не буду больше отнимать время.
И, развернувшись, уходит прочь — все также руки в карманах, походка привычная, уверенная, плечи расслаблены, и голова не опущена вниз, только взгляд расфокусированный и неподконтрольный.
Кён чувствует, как поперек горла встает стальная скоба с острыми углами, распарывающая слизистую и словно бы выходящая через кожу наружу — хочется кашлять, долго и безудержно, выплевывая легкие, а потом заодно и все остальные внутренности, потому что слишком, блять его, тошно. И слишком не видно никакого другого пути начать все заново, кроме как разрушить до основания то прежнее, что осталось после.
Чихо уже не удается восстановиться.
Визуальные рецепторы отказывают как-то не систематически — Зико по-прежнему прекрасно видит все, что происходит вокруг, но движения контролировать не может. Он идет просто вперед, глядя вроде и по дороге, но совсем куда-то сквозь пелену в другой мир; не замечая прохожих, задевает их плечами, не извиняясь и только по привычке щуря левый глаз в темную узкую полосу. Не следит за движением, то и дело сталкиваясь с людьми, не смотрит ни по сторонам, ни под ноги, наступая в неглубокие, но отчаянно грязно-пыльные лужи, окрашивающие кроссовки в невеселые серые разводы, и только в последний момент, переходя дорогу на красный свет, успевает уйти из-под колес автомобиля.
И чувствует, как кто-то сзади хватает его за руку — яркое, чувственное дежавю, все, как тогда было, тоже сзади и тоже за руку, только эти пальцы, в отличие от тех, холодных, аномально горячие и сухие.
Параллельная месту проведения феста улица — намного тише, намного прохладнее и темнее. Намного, намного спокойнее и реальнее, подальше от этого адового котла с варящимися в нем проклятыми грешниками. Если там — девятый круг, то тут - не ниже третьего.
Параллельный университетской улице переулок — намного тише, намного спокойнее и медленнее, чем сеульский спид-вэй в нескольких десятках метров от. И только напротив — не Джэхё, мираж-сон, а Юквон, растрепанный, рвано дышащий от быстрого бега и одетый в легкую осеннюю куртку, не застегнутую ни на одну чертову пуговицу.
Чихо молчит, глядя прямо и равнодушно.
-Чихо.
Мягко, бессмысленно, столь же пусто.
-Чи-хо...
Столько всего в одном обыкновенном звуке и слове на два коротких слога.
Зико смотрит на Юквона долгим, пытливым взглядом, в который капля за каплей возвращается понимание, хоть какое-то осознание — черт побери, и вновь Юквон, этот рыжий странный малый, оказывается связующей красной нитью между тем, что было и тем, что стало. Вновь, как и тогда — теперь двойная, в два раза крепче нить, нить-канат, стальной трос, который ножницами уже не перебить; трос, сшивающий воедино первое со вторым, второе с третьим и третье повязывающий на само себя, чтобы не дать системе разойтись бахромой на конце.
Удлиненные кошачьи глаза и чуть опущенные уголками книзу четко очерченные губы — старый потрескавшийся диафильм, идеально вокруг себя воспроизводящий до мелочей все кадры того, что было раньше, того, что могло бы быть, пойди все по пунктам верного алгоритма. Зико мечется, как тогда, в первый раз, едва увидев Квона в аудитории университета — снова ищет причины в объективной реальности, в реальности субъективной и, наконец, в самом себе, но не находит и просто выписывает себе пиратскую справку о том, что найдено и проанализировано; снова пытается понять, какого черта все так, почему все рушится в самом фундаменте, почему не восстанавливается ничего, почему красная нить снова — один и тот же странный, до боли странный мальчик с глазами, в которых, кажется, записано на внутренней стороне радужки то, что будет.
И никак иначе.
-Чихо, - Юквон делает неверный шаг назад. - Я знаю, в чем ошибка. Я знаю, как исправить...
Ничего уже не исправить, парень, о чем ты? О машине времени? Так я же сам пошел на физмат, чтобы когда-нибудь изобрести её, вернуться в прошлое и поправить то, что нужно — чтобы одно целое вместо всех этих «из первого во второе, из второго в третье, третье само на себя», чтобы никаких связующих красных нитей, чтобы область определения D(y)=R и никаких блядских ограничений, как в дробно-рациональных уравнениях и неравенствах.
Чихо отступает и пробует уйти, убежать, скрыться; просто отчего-то становится физически больно даже смотреть на Юквона — и на эти расстилающиеся вокруг него практически визуально ощутимые диафильменные кадры, острыми концами снимающие верхние слои кожи на скулах и руках. Юквон одним ненавязчивым, простым движением кладет обе руки на плечи Зико и чуть сжимает пальцы, сминая шуршащую легкую ткань ветровки.
Вот они, эти пальцы аномально горячие — чувствуются даже сквозь куртку и футболку под ней, пусть и тонкую, но все же.
-Тебе не нужно было приводить меня с собой, - продолжает Квон негромко, не обращая внимание на ветер, бросающий в глаза рваные пряди яркой челки. - Просто отмени один ход и начни игру заново...
Зико молча смотрит на Квона и отшатывается, опуская голову и устало закрывая глаза.
-Нет.
И снова мысли и слова берут различные пути - Зико думает, что нужно быть сумасшедшим идиотом, чтобы вот так просто, будучи расколотым натрое, отпускать единственную нить, которая связывает воедино три блока, потеря хотя бы одного из которых — неминуемая и неизбежная потеря самого себя. Зико думает, что нужно быть откровенным съехавшим с катушек дебилом, чтобы терять то, что в итоге почему-то единственное держит на плаву, не давая окончательно спуститься на дно и напоминая о том, что было — сдерживая, сдавливая пальцы на запястье до красных следов и крови.
Когда целостно — нити обрезают.
Когда расколото — прошивают ими насквозь.
-Нет, - повторяет Чихо чуть громче, качая головой. - Все верно было, просто так вышло. Я не знаю, почему так. Все было верно... Забудь об этом.
Он оглядывается и чуть отходит, опускаясь на высокий бордюр и упираясь локтями в колени, и смотрит на Квона снизу вверх чуть прищуренным, усталым взглядом.
-И не вини себя.
Юквон с силой закусывает нижнюю губу, дергая плечом — а потом, подумав, опускается на бордюр рядом Зико, то соединяя кончики пальцев на руках, то разъединяя и соединяя вновь.
-И не уйду, - говорит тихо.
Вот так вот просто, как когда-то - «я тебя люблю».
И Чихо чувствует, как мир вокруг него проворачивается на сто восемьдесят проклятых, слишком крутых и сумасшедших градусов.
Наверное, он прижимает к себе Юквона слишком резко и сильно, смыкая руки на поясе и притягивая как можно ближе, крепче и отчаяннее; зарывается лицом в растрепанные, мягкие волосы, яркие на грани алого и пахнущие то ли кофе, то ли какао, а то и вовсе, может быть, неуловимой ноткой чая. Чихо обнимает рвано, негармонично и слишком, пожалуй, эгоистично — а Юквон лишь молчит, утыкаясь губами куда-то в область его открытой шеи и закрывая глаза.
И не двигается, давая делать с собой все, что угодно.
Зико не отпускает его долго, не говоря ни слова и только дыша чуть сбито и сорванно — пропускает через пальцы шелковистые, ослабленные постоянной краской волосы, гладит шею, слегка оттягивая воротник куртки, и только сильнее притягивает к себе, физически чувствуя сильное, гибкое тело и лихорадочный, ненормально сбивчивый стук сердца сквозь футболку.
А потом, словно опомнившись, делает несколько шагов назад и, развернувшись, уходит торопливо, нахохлившись и подняв воротник ветровки, словно воробей.
Юквон смотрит в след около минуты — и тяжело опускается обратно на высокий бордюр, бессильно роняя на грудь голову и закрывая вновь глаза. Если бы там были слезы — они, наверное, долго бы не прекращались, но слез там давно уже нет.
Очень давно.
***
Зико не успевает поймать за хвост тот момент, когда рядом с ним остается только Юквон.
И Минхёк, смотрящий почему-то то ли задумчиво, то ли обвиняюще.
Зико ровно два раза в неделю уходит из университета не один, а с Юквоном — и идет вместе с ним в школу искусств, но нет, не танцует, а лишь смотрит на занятия со стороны; Минхёк изредка предлагает ему присоединиться, но Чихо лишь качает головой с легкой улыбкой — мол, эй, ты же знаешь, какое я бревно. Минхёк не уговаривает, а Юквон касается неуверенно руки — ну же, пойдем, начни все сначала.
И Зико снова становится щемяще-больно — то, что было, слишком редко возвращается, чтобы лелеять нелепые — вправду, нелепые — надежды. И вспоминается Кён — но злости уже нет, есть только что-то вырезанное из плоти не скальпелем даже, а канцелярским ножом, не пожалевшим ни сосудов, ни жил, ни сухожилий.
Чихо наблюдает за слаженными, гармоничными движениями и чувствует, как ему становится немного легче — отвлекается, забывается, а ещё, наверное, радуется тому, что хоть кто-то из всей этой мути извлек для себя что-то хорошее. Например, Минхёк — Юквона.
Или Юквон — Минхёка.
Или Зико — неплохой урок о том, что не стоит быть слишком уверенным в своих силах.
Иногда Чихо все равно даже по прошествии времени ловит на себе растерянный, болезненный квоновский взгляд — Юквон уже глаз не отводит, а только улыбается криво и слабо словно бы в оправдание, а Чихо не остается ничего, кроме как вновь повторять о том, что все в порядке, и верно все было, просто случайно вышло так, как вышло.
-Забудь об этом. И не вини себя.
-Я не уйду.
Уходит Джэхё, уходит Тхэиль, Чихун; уходит даже Кён, а Юквон остается.
Здесь, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки — и Чихо очень хочется потянуться, коснуться его, обнять и не отпускать никогда, чтобы не говорил там этот Ан Джэхё, хочется дотрагиваться пальцами до волос, скул и губ, хочется плюнуть на все и перестать бегать за несбывшимися мечтами, а остаться с той, что сбылась ещё четыре года назад.
Зико вспоминает, что обещал Юквону когда-то подумать обо всем этом — и действительно думает, действительно решает, но молчит, определяя для себя, что глупо все это, пусть и правда настоящая.
Или же — просто не время, так быстро все не решается. И продолжает лишь смотреть на Квона полуприкрытыми, растертыми до красноты глазами, изредка приходить к его подъезду, тиская дворовых кошек, которых там почему-то аномально много, по вечерам записывать на листы то, что рифмуется само по себе, а потом читать с записки под окнами, искренне надеясь, что Квон об этом никогда не узнает.
Чихо, конечно, не догадывается, что у Юквона квартира на первом этаже, а окна никогда не закрываются на ночь.
***
Зико проводит много времени с Юквоном и Минхёком — и почему-то втроем они остаются совсем одни, хотя вокруг, кажется, всех так давяще много и нескончаемо.
Дни осенние, обыкновенные и немного прохладные, очень похожие друг на друга и отчасти — на самого Чихо, который меняется сильно за эти несколько месяцев, словно сбрасывая с себя внешнюю кожу, как змея, и оголяя что-то совсем иное, незнакомое и окрашенное в другие оттенки. Зико смотрит в зеркало и говорит вслух, что, наверное, вот так вот уходит что-то вроде затянувшегося детства — вместе с разрушенной до основания детской мечтой, рожденной ещё в младшей школе с первым написанным текстом песни.
И это, наверное, правда нормально.
Ни Юквон, ни Минхёк не говорят об этом больше никогда, и только Минхёк смотрит на Зико совершенно как-то смешанно, словно читает его, как открытую, хорошо написанную книгу — и Чихо почему-то думается, что он, этот охерительный танцор от природы, знает о нем если не все, то слишком много, чтобы пытаться что-то скрывать.
И не скрывает — ни насмешек над самом собой, ни попыток забыться и начать что-то заново, ни долгих, тоскливых взглядов в сторону Юквона.
Минхёк же только качает головой — и сжимает зубы, когда однажды на перекрестке Зико уходит в одну сторону, а ему, Минхёку, нужно в другую — а Юквон, постояв с секунду на месте, уходит вслед за Чихо, виновато вскинув прощальный взгляд.
Зико — в одну, Минхёку — в другую.
Так часто бывает — но почему-то в один момент слишком болезненно и одиноко.
Надпись #11Надпись #11
Чихо ненавидит календари — в чем удовольствие смотреть, как дни уходят, не оставляя после себя ничего, кроме зачеркнутых черными крестами прямоугольников на бумаге? В чем удовольствие отсчитывать сутки до конца?
Чихо ненавидит календари — но знает, что прошло ровно четыре года. Днем больше, днем меньше — неважно.
Четыре года.
***
Зико елозит на стуле, вытягивая шею в сторону Кёна и зло фыркая, когда преподаватель кидает на него строгий взгляд — школьные выпускные экзамены явно не то место, где можно безнаказанно списать. Зико помнит прекрасное поверье о том, что «как новый год встретишь, так его и проведешь»; помнит и интерпретирует его в стиле «как вступительные начнешь, так их и проведешь», нервно скулит и растекается по парте паникующей лужицей, думая, что это откровенный позор — провалить зачет по математике, не решив практически ни одного задания из третьего уровня, обязательного для профильников. Ну, может, не столь обязательного, сколь престижного.
Чихо нервничает — все решено и оформлено, только пару заданий бы ещё сложных решить, но мозг отчаянно отказывается вникать в суть, выдает какие-то нереальные решения и откровенно скатывается в бред душевнобольного. Кён оглядывается и кидает сочувственный взгляд — другой вариант, другие задания, помочь практически ничем невозможно, когда осталось десять жалких минут.
Несколько уже сдавших вышли из класса — Зико закатывает глаза и думает, что ради такого случая можно немного кого-нибудь поломать на тему решений.
-Можно выйти?
-Да, оставляйте телефон и помните, что осталось восемь минут.
Чихо кивает и выскальзывает из класса.
Как и ожидалось, в коридоре ожидают несколько человек полярно разных контингентов — те, кто ни черта не знает и сдал, чтобы отвязались, и те, кто знает все и сдал, потому что сидеть скучно аж сил нет. Первого контингента — а Зико давно их успел изучить — четыре человека, второго — один.
Один, совсем один, стоящий прямо напротив аудитории, опершись бедром на подоконник и скрестив на груди руки. Зико чувствует, как ему моментально становится почему-то неловко — в том числе и пытаться даже подойти к этому Ким Юквону.
Столько слухов, столько слухов. Чихо им не верит — но все равно отчего-то не страшно даже, а волнительно.
И стоит так четыре из восьми минут, подняв глаза к потолку и моля небеса о просветлении в применении производной к исследованию графиков.
-Тебе помочь?..
Негромкий голос Юквона раздается откуда-то сверху, и Чихо вскидывает взгляд — промах, Квон ненамного, но все же ниже его. Стоит, сунув руки в карманы и склонив набок голову, отчего довольно длинная рыжая челка укладывается на одну сторону.
-Эм... Ну...
Гениально, думает Зико и испытывает огромное желание со всей дури въебать себе самому в коленную чашечку - стоишь тут, краснеешь, как дебил, и в ответ обыкновенному пацану, предложившему помощь, не можешь сказать ничего, кроме блистательного «эмну».
-Да, - вздыхает Чихо и вытаскивает из кармана свернутый лист с переписанными заданиями. - Было бы неплохо. Последнее и десятое...
Юквон решает все за несколько минут, расписывая вкратце — у Зико остается ещё две минуты, чтобы наспех переписать все решения и сдать пусть одним из последних, но точно неплохо написанную работу. Кён ждет его у лестничной площадки, потому что следующим физкультура; Зико наспех хватает спортивную сумку и мчится к другу, знаками показывая в ответ на вопрос «ну как?», что все оки-доки, и можно пока передохнуть.
И замечает в дальнем конце коридора уходящего Юквона — у того вечное освобождение от физкультуры как таковой.
Чихо догоняет Квона только на середине лестницы вниз, сбегая по ступенькам и чуть ли не врезаясь в его спину — приходится опереться ладонями на плечи, чуть ли не повиснув на нем, и тут же отскочить, виновато улыбаясь. Юквон смотрит настороженно.
-Ну я это, - Зико дышит тяжело из-за быстрого бега. - Спасибо?..
Квон сдувает с глаз челку и улыбается легко — а ещё как-то совсем светло и тепло, и Чихо чувствует, как оголенные нервные окончания внутри слегка притупляют электрические разряды.
-Да было бы за что.
И, пожав плечами, спускается вниз, задержав на Зико странный, не изучающий даже, а пытающийся понять взгляд.
-Правда, спасибо! - Кричит Чихо вдогонку, но Квон даже не оборачивается.
За экзамен выше балл только у самого Юквона — Чихо раскачивается на стуле, едва ли не бьется лбом об парту, чтобы выбить излишки радости, и отбивает пальцами на её крышке какую-то самбу.
Юквон на заднем ряду улыбается — и Зико оборачивается, чтобы ещё раз поймать это мимолетное, эфемерное тепло, которого оказывается достаточно, чтобы.
-Нет, Кён, он не индюк.
***
Чихо убеждается, что все-таки шум в университетских коридорах может быть неплохой в действительности штукой — так или иначе.
А ещё думает, что отсутствие Кёна тоже может быть в некоторых случаях ощутимым плюсом — не всегда, конечно, и далеко не в большей части, но конкретно сейчас очень кстати. Иначе Юквон, наверное, сбежал бы от этого феерического в своей глупости, несвязности и нелогичности разговора.
Серая рубашка с закатанными по локоть рукавами, жилетка поверх, простые джинсы с неприметным, но стильным ремнем, подходящие полуспортивные довольно высокие ботинки, сумка «адидасовская», непродуманная, но от этого ещё более правильная укладка — Чихо рядом с Юквоном чувствует себя обыкновенным ботаником-переростком, эдакой подружкой красотки, хотя и сам по виду вполне подходит на роль первой. Поток студентов вроде и огибает их по наитию, но все равно едва ли не сбивает с ног, не считая первокурсников за людей — Юквона кто-то грубо толкает, и тот поворачивается, кидая в ответ злобный, раздраженный взгляд.
-В Корё, наверное, было бы получше, - говорит зачем-то Чихо, просто не зная, что сказать в этом бесконечном неуемном потоке мыслей и людей. - Поспокойнее.
Юквон дергает плечом.
-Нет.
-Я не понимаю тебя, - Чихо вздыхает и поправляет ремешок сумки на плече. - Просто вот так спуститься в самое дерьмо по собственному желанию... Ты странный.
Юквон вдруг вскидывает на Зико вспыхнувший, едва ли не столь же злобный, как секунду назад взгляд — и столь же внезапно успокаивается, опуская плечи. И молчит — довольно долго, до того момента, как не приходит время третьей пары. Зико ещё раз кивает, мол, до скорого, и разворачивается, чтобы догнать Кёна, только что попрощавшегося со своей девушкой.
-Может, и странный, - говорит Юквон тихо и пожимает плечами. - Я люблю тебя, Чихо. Вот и все.
И Чихо останавливается.
На третью пару они так и не приходят.
***
-Послушай, ты издеваешься, - произносит Зико едва ли не со слезами в голосе, сидя на подоконнике в мужском туалете и попинывая пяткой кроссовка батарею под ним. - Издеваешься и шутишь, Ким Юквон.
Квон от нечего делать то включает, то выключает воду в кране раковины. Холодная-горячая, горячая-холодная, сильная-слабая, слабая-сильная. Бессмысленное занятие — такое же, как и нервное болтание ногами со стороны Зико.
-Ты волен думать, как желаешь, - отвечает Квон спокойно, вытирая руки от воды бумажным полотенцем и кидая его в урну. - Я уговаривать и доказывать что-либо не привык.
Зико хмурится и кривит губы — и Юквону кажется, что сейчас этот У Чихо, гроза первого курса, успевший побывать в каждой официально и неофициально зафиксированной переделке, просто проломит ему череп, поменяет руки-ноги местами и скажет, что так оно и было. А этот У Чихо только смотрит как-то беспомощно и — смущенно?
Юквон запрыгивает на подоконник и устраивается рядом с Зико, укладывая руки на колени, как примерная школьница — и молча слегка касается плечом чиховского плеча, словно обозначая свое присутствие, ставя какую-то странную, обжигающую печать, сколь жаркую, столь же и ненавязчиво-спокойную.
-Извини. Ты задал вопрос — я тебе на него ответил.
Чихо как-то деревянно кивает.
-Я просто...
Юквон взмахивает рукой, сползая с подоконника и беря свою сумку.
-Да ладно тебе, Чихо. Давай забудем. Это уже мое дело.
И уходит, осторожно прикрывая за собой дверь.
Чихо просиживает перед этим проклятым умывальником половину пары, глядя в одну точку — когда его находит Кён, Чихо только взмахивает руками, проносится вихрем мимо друга, привычно ругается с кем-то по дороге и уходит домой, плюнув на то, что учебный день ещё не закончен.
***
-Если хочешь — ты можешь забыть об этом. Я не удивлюсь...
-Это плохо, что не удивишься. Это плохо, что ты не удивляешься, когда о тебе забывают.
-Это привычно. Я не обижусь, если ты об этом.
-Да нет. Никто ничего забывать не собирается...
И Чихо, наверное, правда уже сейчас отдаленно болезненно видеть в глазах Юквона это чувство, всепоглощающее и неконтролируемое, стянутое со всех сторон канатами и решетками, чтобы не вырывалось — тщательно сдерживаемое, но написанное двоичным кодом на внутренней стороне темного оттенка радужки.
***
А на День Всех Влюбленных Чихо, не выдержав, отпинывает Юквона прямо в мужском туалете на третьем этаже главного корпуса университета Кунмин.
-Юквон, блять, ты с ума сошел? - шипит Зико, толкая его в плечо и заставляя сделать несколько шагов назад. - Что за хуйня неведомая происходит? Шарики за ролики заехали? Шурупчики из крыши окончательно повывинчивались? Завинтить?..
Квон, сжав зубы, молчит — только в глазах что-то яркое и нечитаемое.
Зико кладет обе руки на его плечи и слегка надавливает, вынуждая почувствовать тяжесть, а потом резко встряхивает — так, что Квон шипит, щуря один глаз и прикладывая руку к левой стороне шеи.
-Ты, блять, просто охуел. День Всех Влюбленных и твое проклятое... Нахуя ты подошел? Я, блять, и без того здесь как индюк конченый, а теперь ещё...
Чихо не хватает злости — он просто изо всех сил отталкивает Юквона к стене; тот больно бьется лопаткам и сбивает дыхание, на мгновение опуская низко голову и пытаясь его восстановить. А потом спокойно и молча, как ни в чем ни бывало, делает шаг вперед и прописывает прямой, крепкий и грамотный удар в скулу.
И уходит — снова, как и всегда, уходит.
На скуле — синяк и ссадина, а к вечеру Зико приходит к подъезду квоновского дома.
***
Чихо стоит, убрав руки в карманы и задрав высоко голову — окидывает взглядом все окна и верхнего к нижнему, задерживая на каждом внимание не дольше двух-трех секунд и словно пытаясь идентифицировать, какие из них — квартира Юквона. Там силуэт, тут его уже нет; света нет практически нигде, в одном из окон ближе к низу он мигает неровно, словно замкнутый, а в боковом окне отсветы рыже-красные из-за, наверное, оттенка штор на карнизе.
-Что ты здесь делаешь?
Юквон стоит в пяти шагах позади Зико, грея руки в карманах тонкой кожаной куртки и глядя не то чтобы мрачно, но как-то то ли тоскливо, то ли просто грустно. Чихо теряется.
-Тебя ждал.
-Дождался. Можешь идти...
Квон пробует пройти мимо Зико, но тот хватает его за руку, притягивая к себе и не давая отстраниться — заглядывает в глаза, которые тот упорно отводит, и сжимает пальцы на запястье, оставляя там пока ещё невидимые, но ощутимые следы. Юквон морщится, отворачиваясь.
-Послушай, - Зико чувствует, что кожа у Юквона аномально горячая и пульсирует теплом. - Прости меня. Ну, Юквон.
Квон облизывает губы, на Чихо по-прежнему не глядя.
-Я не хотел, я был слишком груб, о Сильвия, прими мои искренние раскаяния, - вроде и передразнивает язвительно, поддавшись порыву, но как-то настолько тоскливо и болезненно, что Чихо не хочется отвечать на этот выпад. - Чихо, оставь, все нормально.
Мягко высвобождает запястье из пальцев Зико и приподнимает уголок губ в вымученной улыбке.
-Правда, Чихо. Я забуду — все хорошо. Подумаешь...
Зико в злости вдруг пинает первый попавшийся камень — тот улетает в кусты, вызывая возмущенное шипение полуночных дворовых кошек. Квон чуть оборачивается на звук.
-Это плохо, что забудешь, - чувство какого-то ненормального дежавю. - Это плохо, что ты так просто отпускаешь все обиды.
Юквон качает головой, застегивая куртку повыше, но не до конца.
-Я никому не спускаю обид, - говорит он спокойно, поводя плечами и убирая руки вновь в карманы кожанки, где пусть и ненамного, но теплее. - Только с тобой все зачем-то по-другому. Кто ты такой, У Чихо?
Зико молчит, а Юквон поднимает руку в останавливающем жесте, едва завидев первое движение губ.
-Молчи, я и без тебя все знаю. Спокойной ночи.
Но сидят они на улице ещё добрых полтора часа — Чихо нещадно мерзнет, и Юквон греет его руки в своих, молчаливо поясняя, что в противном случае Чихо завтра просто не может написать лекцию на главную тему семестра.
И Чихо уговаривает себя, что это действительно так.
***
В этот день Чихо возвращается из университета на два часа позже обыкновенного из-за отработки по причине срыва лекции — усталый, взвинченный и злой спускается в метрополитен, думая, что это окончательная подстава — вместо дома ещё ехать в центр за сменой сгоревшему аккумулятору в телефоне. На станции не смертельно, конечно, но довольно людно — Чихо окидывает взглядом платформу и ныряет на ближайшую полукруглую скамейку, распутывая наушники и только через три минуты понимая, что сидит рядом с кем-то ужасно знакомым.
Юквон, устало опустивший подбородок на грудь и закрывший глаза. Видимо, ему в ту же сторону.
Чихо проклятых пять минут нервно пытается сделать из морского узла проводов нечто, что можно безболезненно воткнуть в уши, и Квона не трогает — во-первых, устал человек, наверное, а во-вторых — попросту нечего сказать. Только косит периодически взгляд — красивый он, стервец.
Специфический такой, слишком яркий — до той неправильной грани, когда происходит взрыв сверхновой, образуя черную дыру в космическом пространстве. Зико любит проводить астрономически параллели, как сейчас — звезды светят ярче всего перед неизбежным взрывом.
Когда подходит электричка, Зико вскакивает и трогает осторожно Юквона за плечо — мол, ты идешь? Квон встряхивает головой, во мгновение приходя в себя — благодарно кивает и ныряет в салон вслед за Чихо, в последний момент успевая подхватить сумку и затолкать в карман свисающие провода белых самсунговских наушников. Кажется, теряет вакуумную подушечку — во всяком случае на платформу, остающуюся позади, смотрит с порядочным сожалением. В вагоне только два свободных места — по обе стороны от какой-то женщины; Чихо, сам не зная почему, тихо просит её подвинуться немного, чтобы места были рядом.
Ехать довольно долго — Квон, подумав, устраивается рядом с Чихо, как и тогда, снова в безумном дежавю — в университетской уборной на подоконнике.
Плечом к плечу.
Рядом с Юквоном удивительно спокойно.
В наушниках что-то андеграундное, но смутно заглушаемое гулом подземки — Зико откидывает голову назад, прикрывая глаза и вслушиваясь в равномерную читку, отмечая какие-то детали и анализируя по привычке каждый звук; мир вокруг постепенно погружается в кому, где вместо тишины вокруг — осязаемые физически звуковые волны вперемешку с сплетающимися из воздуха словами, которые тоже, кажется, можно потрогать пальцами, изменяя и делая вернее.
И Зико касается их, подсознательно меняя буквы местами и как всегда получая что-то иное — так рождаются строки под звучащую музыку, новые и отличающиеся от оригинала даже подтекстом, и разве что ложащиеся на музыку уже кем-то созданную.
Знакомый запах то ли кофе, то ли какао совсем рядом — Чихо открывает глаза, слегка шевелясь и скашивая взгляд. Голова Юквона с растрепавшимися от ветра и тоннеля волосами практически склонена на его плечо, и кончики прядей слегка щекочут скулу — совершенно непроизвольно, видимо, и Квон, кажется, дремлет уже давно.
Чихо улыбается краем губ и чуть двигается, чтобы голова Юквона полностью оказалась на его плече — и вдыхает незаметно смешение привычных уже почему-то запахов, каких-то уже совсем родных и от Квона неотделимых.
Все происходит как всегда слишком быстро — Чихо понимает это только сейчас. От чужого к родному, от странного к тому, чего не хочется отпускать из рук и делиться ни с кем, кроме самого себя. И даже с самим собой.
Чихо чувствует на свой как обычно открытой от куртки шее теплое и ровное юквоновское дыхание — оно совсем слегка щекочет кожу, согревая её и пуская вниз по сети чувствительных точек неяркое, но сводящее с ума удовольствие. Зико чуть склоняет голову, чтобы коснуться щекой мягких волос, легко сминающихся под любым, даже самым легким давлением; одним коротким, верным движением находит ладонь Юквона, сплетая пальцы и чуть их сжимая.
Слишком все быстро, слишком все очень.
Юквон пусть и дремлет всего лишь, но глаз не открывает — видимо, действительно очень устал. Только яркие губы чуть приоткрыты — и Чихо до безумия хочется, чтобы они, теплые и сухие, коснулись его кожи, но нужно движение, нужен импульс, но это значит — разбудить, отнять единственные, скорее всего правда единственные минуты спокойствия этим непонятным, лишенным логики днем.
-Оскар, перестань его трогать, - шепчет Квон тихо сквозь сон, сильнее сжимая пальцы Зико. - Оскар, маленький гад, не трогай Чихо, у тебя свое есть...
Зико вздрагивает, услышав свое имя — горло неумолимо сдавливает прочными стальными тросами, мешающими нормально сделать вдох. Наверное, оговорился.
Так бывает.
Да, оговорился, точно же — Чихо умеет убеждать себя даже в том, в чьей противоположности уверен на сто процентов.
Они пропускают свою остановку — Чихо не хочется будить Юквона.
Они доезжают до конечной и остаются в вагоне — рано, поспи ещё немного, ты сильно устал.
Не только за этот день.
Они едут обратно и возвращаются к университету — кажется, проходит целая вечность.
И Зико хочет, чтобы эта теоретическая вечность стала реальной.
***
А календарь отсчитывает дни.
@темы: музыка, фанфики, би эл оу си кей
-
-
12.12.2012 в 17:58Аыыыыы Т_Т
Пусть они останутся.
Ибо нисхуяли они тут куда-то собрались.
Ну, блин, кэп. Я понимаю, что у тебя тут сюжет и все дела, но.
Аыыыыыы~
-
-
12.12.2012 в 18:19-
-
12.12.2012 в 18:27*стукнулась головой об стол* чеееерт.... Q_Q
очень здорово, очень ярко, очень молодцы...
и очень... страшно.
потому что Джехё и Тэиль. потому что Юквон. просто потому что
-Юквон, Ким Юквон, я помню его имя, - продолжает Джэхё негромко. - Ты... Правда прямо сейчас имеешь право послать меня нахуй. Но, Зи Ай Си Оу, я бы на твоем месте не связывался с этим человеком.
-
-
12.12.2012 в 18:30-
-
12.12.2012 в 18:31-
-
12.12.2012 в 18:33-
-
12.12.2012 в 18:36*бьется об диван* я -то думаю, че на гифке блоковский клип, а почему-то в кроликовской коробке... думаю не было же вроде в NalinA этого. А ПОТОМ ДОШЛО
-
-
12.12.2012 в 18:39-
-
13.12.2012 в 16:48-
-
13.12.2012 в 17:06-
-
13.12.2012 в 21:42Кэээээээээээпушк
Первую половину так радостно на подъеме читала, мол о круто! Всё у них просто заебись и они молодцы!
А потом... Что-где-как-зачем-почему? Ан Джехё, ты паразит тт тт
-
-
13.12.2012 в 21:44к сожалению (
-
-
13.12.2012 в 21:47-
-
14.12.2012 в 17:44-Перестань лелеять глупые надежды.
и
-Забудь об этом. И не вини себя.-Я не уйду.
вроде бы похоже, но так по-разному...
-
-
14.12.2012 в 18:02-
-
14.12.2012 в 18:05Очень, очень больно. Это может жестоко, но за Чихо мне больнее, потому что Квон уже привык, а Чихо еще не задумывался.
А еще...еще страшно, потому очень уж жизненно, и потому что так часто бывает. ТТ
-
-
14.12.2012 в 18:08а ещё потому что Квон на самом деле куда сильнее - и тверже стоит на ногах, чем Зико.
поэтому да - согласна. сейчас мне тоже за него больнее...
-
-
14.12.2012 в 22:33-
-
16.12.2012 в 14:06Зико мне почему-то вот тут напомнил волка из "Щас спою..."
-Может, и странный, - говорит Юквон тихо и пожимает плечами. - Я люблю тебя, Чихо. Вот и все.И Чихо останавливается.
блять...
подземка часто выветривает лишнее, оставляя в мыслях главное.
вся сцена отчаянная. и нежная. на грани...
-
-
16.12.2012 в 14:51Decentra-chan,
-
-
16.12.2012 в 17:41Нет, правда полегчало, отпустило и вообще,
и как-то опять очень жизненно, когда все проходит, и ты успокаиваешься.
и Зико наконец разобрался))
Спасибо
-
-
17.12.2012 в 00:38Все таки я очень рада за Зи-Квонов, просто будь здесь по другому, мне кажется было бы уже не то.
И Спасибо, заставляет о многом задуматься.
-
-
17.12.2012 в 10:03Ребят, это ведь ещë не конец. Я просто... Ну, все потом.
Спасибо вам, что читаете все ещë - надеюсь на ваше понимание