nah, fuck it
Название: Мелом на Граале
Фэндом: Block B
Персонажи: ZiKwon + будут прибавляться
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность, джен, слэш, юмор, ангст, психология, философия, недоромантика
Предупреждения: AU, сильно AU, обсценная лексика as always
Размер: все части будут драбблами-однострочниками, не связанными по смыслу. Короче, вновь цикл - хотя, может, и не настолько уж они будут разрознены...
(!)Как-то так само вышло, что несвязные драбблы повязались все каким-то странным образом, а автор _забыл_ проконтролировать себя; так что теперь, пожалуй, - встречаем сюжетно связанные однострочники, у которых будет свой логический финал.
Статус: в процессе
От автора: Я Кэп. Вопросы?

Надписи #1-4
Надпись #5Надпись #5
-Люди его боятся, - говорит Кён однажды, а Зико только кривит губы и задумчиво качает головой, глядя куда-то совсем в сторону.
***
Чихо — из тех школьников, которые подрываются с урока сразу же после звонка на перемену, каким бы интересным ни был преподаваемый материал. История, основы религий, биология, физика, математика — даже последние две, пусть и не горячо любимые, но удающиеся дисциплины неспособны удержать Зико за партой хотя бы на секунду дольше положенного на урок времени. А физкультура — эту он вообще бы проебывал каждый божий день за милую душу, если бы не любящий попрыгать и побегать Кён.
Сколько раз Зико предлагал бегать и прыгать где-нибудь за пределами спортивного зала — Кён отказывался, отнекивался и на урок оставался, вынуждая и Чихо оставаться рядом с собой.
И сейчас — едва звенит звонок, как Чихо в стиле всемогущей матрицы в один шаг добирается до Кёна из другого конца зала, нехило въезжает в него плечом и чуть не валит на пол, не обращая внимания на неодобрительный взгляд преподавателя.
-Кён, - быстрый, тихий шепот. - Ты жрать сильно хочешь?
Физкультура сегодня — последним, а потом обычно обед. Кён выразительно изображает рвотный рефлекс.
-Не, я после сегодняшнего завтрака на еду ещё дня четыре смотреть не смогу...
-Ну и шикарно, - Зико мгновенно начинает светиться, как высоковольтная лампочка дневного освещения. - Пойдем на крышу песню порепаем? Я слова захватил, можно даже в класс не заходить. Шевелись, ёпта! В удовольствие торчать в этой тупомозглой индюшачьей толпе?
Кён отодвигает Зико и направляется в раздевалку, намеренно растягивая шаги и изредка выставляя персонально для Чихо оба средних пальца на руках.
-Мизантроп? - Хитро.
-Реалист, - коротко.
Зико одевается, как в армии — быстро, четко и почти без зеркала, разве что с волосами долго мучается перед любой отражающей поверхностью, потому что челка отросла и лезет в глаза, и её нужно постоянно поднимать, чтобы стояла торчком. Кён одевается куда медленнее, поэтому удостаивается всяческих шипений, пинков и вполне себе серьезных угроз, за которыми Чихо, как обычно, в карман не лезет. В итоге из раздевалки они выходят минут через восемь: Чихо — матерящийся и злой, как оса, Кён — снисходительно улыбающийся и довольный, что не один он морально страдает от сего дружественного союза.
Дверь на крышу почти всегда открыта — в школе немало отчаянных любителей риска, которым только в радость с утра спиздить ключ с вахты, потусить там перед уроками, а потом, заметя все улики, забыть про это место на весь день, потому что тупо некогда, и даже на переменах приходится доделывать домашние задания. После обеда те, кто остается на дополнительные занятия, обычно тоже сюда являются — поэтому Чихо и торопится, чтобы успеть первым, припереть чем-нибудь дверь снаружи и на все поползновения отвечать улюлюканьем, посылами нахуй и вполне себе реалистичными ударами по металлической поверхности двери.
На счастье, вход не заперт, и через две с половиной минуты марафона от спорт-зала до нужного места Зико с Кёном, запыхавшись, вбегают на крышу, захлопывая за собой дверь и в качестве предупреждения подкладывая вниз несколько увесистых кирпичей. Чихо, пританцовывая, выделывает какую-то херню на середине открытой площадки.
-Ни-ког-го! Идеально! Кён, тащи сюда свою задницу, я там рэпчик слегка видоизменил.
Зико взбудоражен, как всегда бывает в моменты, касающиеся текстов и читки; он подпрыгивает, роется в сумке в поисках ручки и раскидывает вокруг листы бумаги, явно ни на что не обращая внимания. Кён, скрестив на груди руки, напряженно смотрит за его спину.
-Чего ты там увидел? - Зико недовольно машет текстом перед кёновским носом и чуть ли не пар из ушей пускает. Кён только кивает куда-то в сторону.
В углу квадратной площадки, сидя прямо на бетонированной поверхности и прислонившись спиной к высокому парапету, сидит этот странный парень — кажется, его зовут Юквон.
Первое, что замечает Зико, едва увидев Юквона — его слегка смущенный, настороженный и явно растерянный взгляд, направленный ну уж точно никак не на Кёна. При этом поза — все та же идеально комфортная, раскрепощенная и расслабленная; с чуть запрокинутая назад голова, открывающая довольно бледную шею с мягким изгибом, и согнутая нога, на колене которой свободно лежит рука со множеством тонких браслетов на запястье.
Второе, что замечает Зико, едва увидев Юквона конкретно сейчас — это, черт побери, то, что даже самая простая одежда на этом мальчишке смотрится проклятущим брэндом за немереные тысячи баксов. И тетрадь по математике валяющуюся рядом тоже замечает, но уже краем глаза.
Чихо молчит, чувствуя, как Кён сзади неопределенно фыркает, делая шаг вперед.
-Что ты здесь делаешь? - В кёновском голосе нет агрессии, но присутствует то ли насмешка, то ли раздражение, то ли капля презрения. Зико чуть оборачивается, чувствуя какую-то странную неловкость.
Будто Кён этими интонациями тщетно пытается скрыть что-то непреодолимо наружу лезущее. Юквон опускает запрокинутую голову, склоняя её набок — очень легко и настолько же непонимающе.
-Имею право на ответный вопрос...
Голос у него — мягкий, скользящий, как шелк по оголенной коже, и отчасти странно мурлыкающий; не утробно, конечно, но довольно ощутимо. Юквон не обращает внимания на Кёна, глядя только на Чихо — при общей расслабленности все так же чуть растерянно и смущенно.
А Чихо словно парализует — он молчит, сжимая в пальцах помятый листок с текстом песни, где двумя разными маркерами выделены партии. Кён нервно передергивает плечами, не понимая, какого хера Зико все ещё пинками не прогнал неугодного с отвоеванной у не успевших примчаться с обеда одноклассников территории.
-Послушай, Юквон, - Кён старается говорить как можно дружелюбнее, но в тональности все равно прорывается что-то срывающееся и неровное. - Нам сейчас дохуя нужно, чтобы тут никого не было — ну дело важное и все такое прочее. Ты не мог бы свалить, а? Вернешься, когда мы закончим.
Квон, кажется, Кёна и не слушает — только опускает взгляд на сложенные ладони, выпрямляя ноги и отряхивая джинсы на коленях от несуществующей пыли. Кён знает, что Юквон не станет спорить — давно перестал вообще хоть сколько-нибудь контактировать с одноклассниками; и правда — тот, подобрав тетрадь и сунув её в сумку, легко поднимается, не касаясь руками бетонированной поверхности, и направляется к двери, слегка задержавшись у выхода и обернувшись.
Чихо не оборачивается, но взгляд чувствует — внутри что-то мгновенно обрывается резким, леденящим и парализующим нервные окончания страхом, который на мгновение задерживает дыхание и заставляет сердце сбиться с ритма. То лишь секунда; затем страх проходит, будто его и не было, и непродолжительный вакуум наполняется до странности уютным теплом, которое устраивается в нем, Чихо, так, словно всегда здесь жило.
Тихо хлопает дверь — Юквон уходит, осторожно за собой её закрывая.
Зико без раздумий садится на голый бетон и скрещивает по-турецки ноги, глядя в одну точку.
-Кён?..
-М-м-м?
-Зачем ты его прогнал?
Кён вздрагивает от неожиданного, вообще внетемного вопроса и замирает, склонив набок голову — а потом встряхивает ею, словно освобождаясь от ненужных мыслей. Строчку за строчкой перечитывает слова в своей партии.
-А нахуя он тут? Мне показалось, что ты репетировать хотел, а не на каких-то инопланетян любоваться. Да и вообще...
-Что «да и вообще», Пак Кён? - Тихо спрашивает Чихо, усиленно глядя в сторону, и только сейчас Кён замечает, насколько тот зол и раздражен. - Что «да и вообще»? Я тебе вопрос прямой задал — ты нахуя финтишь ушами?
Кён раздраженно фыркает, сует лист с текстом в сумку и, выпрямив ноги, закидывает руки за голову, щурясь на яркое солнце. Глаза режет, но потерпеть можно — зато потом наркоманские картинки перед глазами бегают в виде всяких неоновых пятен. Интересно понаблюдать.
-Ой, блять, как будто я у тебя последнюю девчонку из-под носа увел. Птичку жалко, что ли, стало? Так пойди, догони и предложи встретить вместе старость, раз кол сочувствия встал, простите мне мой французский, конечно.
Кён не знает, что заставляет его так реагировать — разве что та постоянная настороженная неприязнь к этому странному парню, который с первого года обучения здесь прячется на угловой задней парте, на время ланчей пропадает в неизвестном направлении, а от физкультуры имеет годовое освобождение с обыкновенной сдачей рефератов на спортивные темы. Кён не знает, да, но ожидает от Чихо конкретных пропиздюлин за свои слова.
А тот только отворачивается и молча складывает свой лист и так, и эдак, делая из него в конце концов самолетик и запуская с крыши вниз.
-Кён, - тихо говорит Чихо лишь спустя долгие пять минут. - Расскажи мне про этого Юквона. Кто это? Какого хера вы все так к нему относитесь?
Делает паузу, рассматривая пальцы.
-Давай, поработай немного девочкой-сплетницей для человека, который на прошлой контрольной за тебя решил две системы неравенств.
Кён фыркает.
-Кён...
Тот закатывает глаза, а Чихо раздраженно пинает ногой белую сумку.
-Господи, да нахера он тебе сдался? - Спрашивает Кён в энный раз, а Зико только плечом дергает и елозит по бетонированной поверхности, явно намереваясь устроиться поудобнее и надолго.
-Я ненавижу повторяться, а ты меня заставляешь.
-Ну?
-Он не индюк, а мне интересны те, кто не являются этими бесполезными хуйлами. Оки-доки?
Кён вздыхает.
-Люди его боятся.
Зико молча кривит губы, глядя куда-то в сторону, и не говорит ни слова ещё долго — будто переваривает совсем прогнившую и просроченную информацию. На Кёна переводит взгляд только спустя минуту.
-Дальше.
У Кёна такой вид, будто он до крайности сильно хочет переебать другу по загривку, отрубить, оттащить с крыши вниз, отвести под ручку домой, напоить снотворным и заставить отсыпаться пару суток, чтобы пришел в себя и не молол всякую чепуху. Тот факт, что Зико кроме слова «дальше» ничего не сказал, Кёна волнует мало. Впрочем, заявление о двух решенных системах неравенств — это вам не шутки, так что он решает не пинаться копытами.
-Он учится здесь с самого начала средней школы, как и я, - говорит Кён глухо, переворачиваясь на живот и укладывая подбородок на кисти рук. На нагретом солнцем бетоне довольно тепло, пусть и твердо порядком. - И знаешь, честно вот — все, что я помню с того времени, это первое математическое тестирование после младшей, чтобы определить уровень знаний и отправить в нужную группу. Он тогда первый все решил — и... Все верно. У него учителя спрашивают, мол, как ты это сделал или вот это, а ещё вот это и это... А он улыбается и говорит, что не знает — а по нему, блять, видно, что он реально не знает, как это сделал. Решения идеальные, самые короткие пути — поверь, некоторые наши до сих пор ебутся с подобными заданиями, а там — ученик средней школы. Штоблять? Это все, что я помню сначала. Ну и то, конечно, что его по первой не любили только за эти финты — а потом просто начали опасаться.
Кён умолкает на секунду, а Зико задумчиво растягивает языком жевательную резинку, никак на вид не реагируя.
-Не знаю, как это произошло — слухи пошли какие-то странные, вроде как в младшей школе на его глазах три одноклассника погибло или что-то в этом роде. Ну в том плане, что во время смерти каждого из них он рядом был. Но и про это потом перестали говорить, пусть и не забыли — только чувство страха подсознательное появилось, как будто рядом с ним что-то поганое постоянно находится. Честно, Чихо — хрен его знает, у меня у самого холод по позвоночнику, когда я к нему близко нахожусь. Такие дела...
Зико надувает большой пузырь из резинки и профессионально четко лопает его, умудрившись не измазаться в сладости. И смотрит на Кёна — выжидающе.
-Он и сам на контакт не шел — видимо, понимал, в чем дело. Ну или элементарно догадывался, что не прокатит фишка с собственной инициативой. Понятное дело, что такие слухи — они сразу и по всей школе. С тех пор открыто на него никто не наезжает, но стороной всякий обходит — мало ли, вдруг копыта откинешь, как те трое пацанов в младшей школе. Вот и все...
Чихо ждет, пока Кён добавит ещё что-нибудь — но тот даже не делает попытки просто потому, что сказать больше нечего. Только лежит по-прежнему на животе, прикрыв глаза, и, видимо, пытается избавиться от вязкого и навязчивого ощущения не то страха, не то неприязни.
Зико не осуждает — лишь качает головой без единого слова, странно потухшим, словно бы неживым взглядом изучая мелкие пробоины внизу, забитые мелким песком цвета стали вперемешку с ржавчиной. Вставая, Чихо перекидывает через правое плечо сумку, предварительно отряхнув её от отпечатка кроссовка, и поправляет на бедре, чтобы не мешалась.
И позволяет себе только одну фразу:
-Ну и придурки вы все. Пошли? На завтра ещё доклад по зоологии писать.
***
Кён вспоминает об этом только тогда, когда они уже подходят к подъезду его дома — Чихо живет дальше на один квартал и часто забегает в кёновский двор погонять на качелях или железной вертушке.
Как дитя малое, ей-богу.
-Эй, Чихо, ты же текст своих партий с крыши выкинул. И как теперь?
Зико, остановившись, слегка оборачивается, глядя на Кёна через плечо чуть насмешливым, с извечным прищуром пытливым взглядом.
Усмехается, взмахивая рукой и направляясь к выходу со двора.
-Кён-а, ты правда думаешь, что я не помню того, что создал сам?
Надпись #6Надпись #6
А Юквон попросту и не помнит, когда у него в квартире в последний раз бывал кто-то, кроме него самого и разносчика пиццы, да и то — лишь на пороге.
***
-Надеюсь, у тебя нет аллергии на шерсть, - говорит Квон, поддерживая бедром сумку и роясь в ней на предмет ключей от квартиры, а потом долго ковыряется в замке, потому что на лестничной площадке ещё позавчера перегорела лампочка, и никто не удостоился её сменить. Минхёк качает головой в ответ на реплику и заинтересованно заглядывает за плечо Квона, когда тот, наконец, отпирает дверь.
-Нет, нету, а чего такое? - Успевает он спросить, делая шаг за порог и окидывая коридор первый беглым взглядом.
Впрочем, это все, что он успевает сделать до того, как ему в ноги кидается что-то шипящее, пушистое и даже по запаху теплой шерсти ужасно наглое, настырное и движущееся со скоростью, близкой к скорости света. Минхёк теряется и делает пару шагов назад, чуть ли не натыкаясь спиной на вешалку с несколькими легкими куртками.
-Эй, мелкий, канай отсюда, я, кажется, тебе разлитую миску молока ещё не простил — хер ли ты не в углу?! - Юквон шипит и сгребает в охапку тонконогого и длинноногого короткошерстного кота той бесподобной дворовой породы, что можно встретить почти в каждом квартале и опознать по серо-черным арбузный полоскам по всему телу и даже на хвосте. Кот брыкается, вырывается из рук, вращает большими желтыми глазами и шевелит ушами со странными рысьими кисточками на концах. Юквон, привычный, видимо, к подобным финтам, открывает дверь в ванную и запускает животное в свободное плавание по кафелю, щелкая замком.
-Извини, - Минхёку, слегка смущенно. - Он просто по-прежнему не особо любит гостей. Хотя, будто он когда-то их видел...
Минхёк, которому отчего-то становится неудобно, растерянно улыбается, качая головой — мол, чего ты, в порядке все. Квон стягивает в себя куртку, оставаясь в одном пуловере, и кивает на вешалку.
-Вот сюда можно. Проходи, что ли, в зал — я пока сооружу что-нибудь на кухне, если у меня вообще, конечно, хоть что-то осталось, - хмыкает Квон, одним плавным и незаметным движением исчезая за поворотом и оставляя Минхёка в одиночестве. Слышится скрип кошачьих когтей о дверь ванной и утробное, недовольное мяуканье.
Минхёк, хмыкнув в теоретический ответ, отчасти неуверенно проходит в самую большую по площади комнату — щелкает выключателем, в сумраке различая только смутные очертания, и осматривается, присаживаясь на подлокотник низкого длинного дивана.
Зал — светлый сам по себе и выполненный в светлых бело-бежевых тонах, комфортный и в крайней степени минималистичный. На бесшовном паркетном полу светло-древесного оттенка ничего, кроме небольшого по площади пушистого ковра в середине, из мебели только низкий стеклянный столик, столь же низкая полка под телевизор, белый диван, напольная ваза и высокий узкий шкаф для книг и других принадлежностей, такой же стеклянно-невесомый, как и все вокруг. Создается впечатление до нереальности открытого пространства — даже несмотря на то, что в комнате нет зеркал.
И подушек много на полу — в основном, вокруг столика с забытым на ним пособием по высшей математике, полупустой чашкой чая и листом с каким-то незаконченным карандашным чертежом. В воздухе витает аромат, чем-то напоминающий запах новой, недавно отпечатанной книги. И испарившегося зеленого чая.
Минхёк только спустя мгновение замечает, как из-за угла комнаты выруливает нечто и легким прыжком оказывается у него на коленях — то гладкий и короткошерстный, монотонно серый кот с темно-янтарными глазами и узкой, меньше половины миллиметра, вертикальной полоской зрачка. Меньше, чем первый, но чуть плотнее и явно если не добрее, то уж точно спокойнее. Минхёк, протянув руку, осторожно гладит кота пальцами по загривку, пока тот настороженно топчется на его джинсах и явно строит себе гнездо «на поспать».
-Эй, тебя как зовут? - Тихо спрашивает он, а кот, улегшись наконец, поднимает морду и смотрит на него долгим и отчего-то — как кажется Минхёку — презрительным взглядом. Становится неуютно; ситуацию недопонимания спасает Юквон, вошедший в зал с небольшим подносом и тут же поставивший его на пол за неимением других поверхностей.
-Уже познакомился с Оскаром? - Усмехается он, потрепав кота против шерсти. Тот, видимо, недоволен, но молчит и на хозяина не покушается.
-Оскар? - Переспрашивает Минхёк рефлекторно, наблюдая, как кот — ей-богу! - фыркает все также словно бы презрительно и утыкается носом в лапы.
Юквон кивает.
-Ага. Мне он на Уайльда показался похож — такие дела. Базируйся на пол, тут всяко удобнее, все равно с подогревом. Извини, кстати — кофе у меня нет, так что только чай...
Минхёк не в претензии — кофе он не пьет уже очень давно и принципиально, в отличие от Джэхё, который лакает его литрами в течение дня.
Квон не лукавит — на полу действительно почему-то мягче и удобнее, а ещё на порядок теплее, чем на диване, поэтому Минхёк устраивается, опершись спиной на диван, и прикладывает ладонь к паркету, чувствуя, как вверх поднимается генерируемое встроенными механизмами тепло. Оскар, подумав, тоже спрыгивает вниз и сворачивается компактным клубком.
-А того, первого как зовут? Которого ты в ванной запер?
Юквон лежит на полу, вытянувшись во весь рост и закинув руки за голову, и задумчиво рассматривает потолок, выплывая из своих мыслей только при минхёковском вопросе — весь день вообще странно тихий, неактивный и уставший. Видимо, перезанимался.
-Полосатого-то? - Квон хмыкает. - Чихо его зовут, мелкого. Хотя как мелкого — два с половиной года отроду, пора бы ума набраться.
Словно в подтверждение сказанного из коридора доносится протяжный вой, явно не похожий на обычное кошачье звуковое сопровождение. И скрежет, словно по металлу.
Юквон меланхолично зевает, приподнимая брови.
-И как ещё сказать — закрыл. Минут через пять он активирует все свои моральные силы и явится мстить. Ты убрал кроссовки?
Минхёк чуть не обливается горячим, как огонь, явно правильно заваренным зеленым чаем с экстрактом манго и маракуйи.
-Н-нет.
-Мне вставать лень, тебе, видимо, тоже, поэтому будем лелеять надежды, что с прошлого раза он забыл, как правильно гадить в обувь.
Вставать действительно лень, и Минхёк только закрывает глаза, когда вниз по горлу скатывается упругая горячая волна, быстро согревающая все тело до кончиков пальцев и расслабляющая, кажется, чуть больше, чем нужно; Квон легко улыбается одними уголками губ, прищурившись и мурлыкая под нос какой-то ненавязчивый мотив. Времени — около девяти часов вечера, и на улице почти совсем темно, только проезжающие автомобили то и дело озаряют вечерний полог неоново-ксеноновыми вспышками.
Минут через десять скрежет в коридоре сменяется звуком пары ударов чего-то мягкого о деревянную поверхность, трубным счастливым воплем и цоканьем длинных когтей по паркету. В зал пулей влетает освобожденный полосатый кот, от неожиданности проезжаясь лапами по скользкой поверхности пола и спотыкающийся только о ковер.
Туда Чихо благополучно и наворачивается мордой вниз — феноменальная неуклюжесть для представителя семейства кошачьих.
-Чихо-я, - зовет Юквон негромко, и Минхёк чувствует, как в его голосе кроме усталости проявляется ещё что-то легкое, неуловимое и незаметное почти. - Чихо-я, маленький, иди ко мне.
Кот, фыркнув, вытягивается полосатой стрункой у границы ковра с паркетом и не откликается — только кончик хвоста подрагивает, будто отгоняя невидимых насекомых, да кончики острых ушей, как локаторы, улавливают частоту звуковых волн. Квон выгибается, чтобы взглянуть на кота — пластика ничуть не хуже кошачьей.
-Чихо-я, - мягко, тепло, уютно. Минхёку кажется, что он совсем лишний здесь — здесь, сейчас, вообще в этом мире, этой параллельной обыкновенному течению жизни реальности. Юквон совсем неуловимо улыбается, когда кот, притихнув, осторожно укладывается на его груди, вытягиваясь все той же излюбленной стрункой и утыкаясь влажным носом в область шеи — тихо и утробно мурлыкает, прикрыв большие ярко-желтые, с широким вертикальным, но из-за ширины больше напоминающим сферу зрачком.
Юквон кончиками пальцев зарывается в мягкую короткую шерсть, а Минхёк задумчиво смотрит на печенье, думая, что ещё неплохо бы чаю.
-Возьми мой, - словно читая мысли, предлагает Юквон. - Я все равно не особо хочу. Разве что остыть мог.
Не остыл — все ещё горячий, на грани горячий.
-Ты один здесь живешь? - Спрашивает Минхёк, чтобы хоть как-то вернул атмосферу настоящей, а не сотканной необъяснимым теплом реальности. - Красивая квартира.
Квон слегка кивает.
-Да, один. Осталась после смерти матери два года назад.
-Прости, - Минхёк отводит взгляд. - Я не знал.
Квон щурится и обеими ладонями проводит по шерсти кота, отпуская его — Чихо, встряхнувшись, бодро скачет к спокойно посапывающему Оскару и задирает его лапой, пулей вырываясь в коридор. Оскар, продрав глаза, презрительно осматривается по сторонам и мягким, расчетливым шагом направляется следом — Минхёку почему-то кажется, что кто-то сейчас отхватит конкретных таких пинков.
-Ничего страшного, откуда ты знать-то мог, - Квон позволяет себе бесцветную полуулыбку, замолкает и прикрывает глаза, замирая разом и совсем естественно.
Шарнирная кукла авторства неизвестного, но умелого на грани с фантастикой мастера.
Минхёк чувствует в горле то ли ком, то ли ожог от горячей жидкости — скребет, жжет и ужасно давит; он, не двигаясь, наблюдает, как слегка дрожат опущенные ресницы Юквона — значит, в сознании, значит, в порядке, значит, реальность. Минхёк упускает момент, когда Юквон открывает глаза и смотрит на него долгим, пытливым взглядом, полным то ли тоски, то ли просто серой грусти — а может, тяжестью чего-то невысказанного и застарелого.
Минхёк только молчит — ничем другим он помочь не может.
-Она на моих глазах умерла, - вдруг говорит Квон тихо. - Как и отец шесть лет назад. Я рядом был — на расстоянии вытянутой руки.
Юквон перекатывается на живот и прячет лицо в высоком ворсе ковра — сердце стучит, словно с цепи сорвавшееся, и сбивается в нужного ритма, вызывая обыкновенную колкую боль в груди и круги перед глазами. Он не знает — да, черт побери, действительно не знает, зачем и почему сейчас все так откровенно.
-Как и три одноклассника в младшей школе. Хреново, правда? - Голос звучит глухо, словно откуда-то из-под земли. Глубоко. - Но знаешь, Минхёк...
Квон вновь укладывается на спину и чуть приподнимается на локтях, заглядывая Минхёку в глаза.
-Знаешь, оно все равно все забывается. Время — вот такое, да, правда способное что-то, да залечить. Может — не полностью, но в процентном соотношении ожога становится меньше. Главное, продолжать жить дальше...
Минхёк осторожно ставит кружку, ещё сохраняющую тепло, на поднос — Юквон протягивает руку и пальцами касается её поверхности.
-Ведь наверное те, кто был рядом, явно не были бы рады, узнав, что мы опустили руки. Такие дела.
Вновь — цокот когтей по паркету, скольжение, полосатый снаряд со скоростью света и степенно следующий за ним кажущийся маленьким оплотом пафоса Оскар. Чихо, оббежав собрата по корявой синусоиде, забирается на живот Юквона и, свернувшись калачиком, прячет нос в подрагивающем кончике хвоста. Оскар трется усами о ладонь Минхёка, требуя ласки.
-Ты меня извини, совсем в меланхолию скатился, - чуть вздыхает Квон, виновато улыбаясь. - Просто день такой странный — наверное, в универе перезанимался. Сессия — фур-фур какое дело, ну ты понимаешь.
-Это да, - Минхёк пробует потрепать Чихо по загривку, но получает лапой по пальцам — слава астралу, что без когтей хотя бы. - У тебя она когда кончается? Мы могли бы почаще заниматься.
Квон задумчиво прикусывает губу, покачивая головой из стороны в сторону и вспоминая расписание.
-Дня через четыре. Блин, это было бы дофига здорово. Один черт — мне на выходных делать нечего, я мог бы на воскресную группу прийти. Стой, сейчас. Оскар, где мое расписание?
Кот, подняв морду и отлипнув от Минхёка, разворачивается к хозяину задом и дергает хвостом, всем своим видом словно бы говоря, мол, эй. Парень, ты чего, охренел что ли вопросы такие неприличные задавать. Юквон, заметив это, бесцеремонно тыкает кота пальцем в нос.
-Не гони, ты о него в прошлый раз когти точил — думаешь, я не видел, что ли? Тащи сюда — или говори, где зарыл.
Минхёк недоуменно моргает, переводя взгляд с Юквона на серого кота и обратно — кот склоняет набок голову и мяукает громко, отрывисто и практически на ультразвуке. Квон морщится.
-Пиздишь, как дышишь, Чихо не брал — он больше пособия по наноэлектронике любит. Оска-а-ар...
Оскар, вспрыгнув на диван, забивается в угол и сматывается там в компактную катушку, оборачиваясь длинным холеным хвостом и разве что на бантик не завязываясь, как подарочная коробка. Минхёк шарит рукой, пытаясь отыскать развинтившуюся и укатившуюся в дальние дали челюсть.
-Квон.
Тот, не слушая, пытается выкурить Оскара с дивана.
-Квон.
-Чего? - Юквон оборачивается, посасывая укушенный указательный палец и слизывая с него сочащуюся струйками кровь. Минхёк трясет головой.
-Ты сейчас с котом разговаривал?
-... Нет. Вообще нет — о чем ты? Я молчал.
И смотрит невинно так, наивно и — чуть испуганно. Минхёк, правда, с детства чересчур внимательный — от него этот странный смешанный взгляд не укрывается, и он поднимается, присаживаясь на диван рядом с Юквоном, который разве что в узел не завязывается, чтобы вытащить кота с мебели, на которой тут же остается серая шерсть. Чихо с пола за этим делом наблюдает весьма индифферентно и с истинным кошачьим похуизмом.
-Юквон.
Квон обреченно вздыхает, скрещивая на груди руки и откидываясь всем телом на спинку дивана.
-Ну.
-Он тебе отвечает?
-Они оба мне отвечают.
Минхёк, помедлив, кивает — а потом прячет лицо в ладонях.
-Ли Минхёк! Хватит ржать! Не смей, я тебе сказал! Фу, Чихо, моя нога тебе не ковер, хорош по ней ползать, Минхёк, блять!
-Я не ползаю, - отвечает Минхёк запоздало, даже не думая вообще смеяться, а лишь глядя на Квона со смесью удивления и — тепла?
-А я и не тебе, - мгновенно, как шарик гелиевый, сдувается Квон, отпихивая котов от дивана и смирно складывая на коленях руки. - Ещё б ты ползал, вообще офигели, вы, трое, просто не могу я с вас, блин. Ну вот и все... Теперь ты думаешь, что я шизофреник.
Минхёк, потянувшись к подносу, цепляет печенье и примирительно протягивает его Юквон. Тот, подумав, берет его зубами прямо из рук и неторопливо жует.
-Хотя, может, оно и верно, - добавляет Квон негромко. - Оскар, тащи расписание, заебал. Я тебе серьезно — в следующий раз с Чихо в ванной запру и наполнителя в туалете не оставлю, ясно?
Как ни странно, угроза свое дело выполняет на ура — спустя минуту Оскар протискивается в комнату с потрепанным разлинованным листком в зубах и снова удаляется вон, подняв хвост трубой. Минхёк, лежа на спине, смотрит на Юквона с еле заметной улыбкой в уголках губ.
Тот смущается.
-Через три дня, - нарочито громко и уверенно, чтобы скрыть растерянность. - Через три дня заканчивается. Нет, Чихо-я, не дам — расписание тебе не игрушки. Да, Оскару — игрушки, а у тебя пособие по электронике есть...
Минхёк только улыбается теперь уже во все тридцать два, заставляя Юквона краснеть, сливаясь цветом скул с оттенком волос, и отчаянно, но беззлобно сердиться — а потом, склонив голову, заглядывает в его глаза, протягивая руку.
-Ну, Квон. Ну ты чего. Научишь?
***
Чихо недовольно шипит и толкает мордой руку Юквона, когда тот наливает молоко из бутылки в специальную темно-зеленую кошачью миску; Оскар на полосатого едва ли не залезает, стремясь добраться до молока, а Минхёк с интересом наблюдает, сидя за кухонным столом и подперев руками подбородок.
-Чихо-я, оставь, сейчас и тебе будет, Оскар, дуй сюда, иначе будешь слизывать с пола, как утром, - Квон один, а котов двое, и перевес явно на стороне животных. - Прикинь, этот клоун — ну, Чихо — с утра назло миску молока разлил, даром что ненавидит молочные продукты. Лишь бы серому нагадить...
Минхёк фыркает — ему почему-то кажется, что полосатый кот ему подмигивает с противоположного края стола.
-А ты чего любишь, ушастый? - Спрашивает он кота, но ожидаемо отвечает ему Юквон.
-Сок. Апельсиновый. Ужасное животное...
Чихо утробно мурлыкает едва ли не на полкухни, когда Квон во вторую миску наливает холодный апельсиновый сок, и неслышно — надо же, умеет быть изящным, когда надо — спрыгивает со стола. Юквон улыбается, глядя на полосатого — сумесшедше тепло и с той неуловимой, написанной на радужке глаз любовью, которую всегда до безумия сложно заметить, но которая там живет всегда.
Может, конечно, не всегда - с какого-то определенного момента.
Так бывает.
Минхёк кидает взгляд на часы, с трудом разрывая вновь разливающийся в пространстве полог иррациональной реальности — уже, оказывается, за полночь, и автомобилей за окном все меньше, все меньше неоново-ксеноновых вспышек и шуршания шин. Идти до дома несложно — по прямой и без поворотов, но довольно долго; идти домой — почему-то не хочется.
Хочется остаться в этой ирреальности. Сотканной чужим — чужим? - теплом, запахом молока, апельсинового сока и новых, недавно напечатанных книг. Минхёк на часы смотрит долго — полторы, две, три минуты.
-Если хочешь, - тихо говорит Квон вдруг, выводя кончиками пальцев сплетающиеся узоры на деревянной поверхности стола. - Оставайся. Одна комната всегда свободна. Коты туда не ходят...
Оставайся.
Юквон, а ты ведь тоже кот?
Надпись #7Надпись #7
Когда в дверь стучится меланхолия, по горло завернутая в шарф раздражительности, Зико не может удержаться от мысли, что жизнь его — редкостное дерьмо ввиду того, что друзья — козлы, университет — помойка, наушники — фонят, а на шее вместо баб почему-то виснут мужики.
***
Последние месяцы не менее последнего школьного года выдаются сумбурными — Кён все чаще сбегает куда-то с девушками, которых Чихо никак, кроме словом «бабы», определить не может, учителя звереют в преддверии выпускных экзаменов, а родители грозятся приехать в Сеул, если ещё раз он, никчемный ребенок У Чихо, посмеет сбежать с физкультуры или продинамить семинар по праву.
-Да ебал я! - Вопит Зико, от души швыряя учебники на пол, прыгая на них массивными спортивными кроссовками и с чувством выполненного долга заталкивая тетради под кровать. Кён качает головой и углубляется в подготовительные пособия по математике, а Зико презрительно ржет.
Нервно так, с надрывом — почти истерически. И на следующий же день заявляет, что «хуй я клал на ваш физмат, поступаю на вокально-продюсерский».
И все идет под откос.
Безоговорочный провал на продюсерском, скандал и окончательный разрыв с родителями, скорый поиск подработки на оплату съемной квартиры, половина лета впроголодь и почти всем комплектом заваленные экзамены, кроме физики и математики. Кён не выдерживает — психует, бьет, кажется, в глаз, а то и в оба, и почти за шкирку тащит бессознательного из-за слишком больших нагрузок на нескольких работах друга в университет Кунмин, куда сам неделей ранее подает документы за физмат — Чихо со своими результатами проходит на бюджетное место без вопросов, и все, кажется, налаживается, когда объявляют размеры стипендии. Чихо со спокойной душой вычеркивает из списка подработку разносчиком флаеров, официантом в низкопробной пиццерии и мойщиком автомобилей; оставляет только излюбленное «консультант музыкального магазина» и пять-шесть выступлений в клубах с рэп-программами. Благодарит Кёна и, вдруг взяв себя в руки, начинает учиться; к родителям, впрочем, под крыло так и не возвращается — потом уже скажет, что «это, оказывается, было навсегда».
Колесо жизненной где-то фортуны, а где-то её зеркального отражения проворачивается с невероятной, запредельной скоростью, и Зико часто не успевает уследить за стремительно меняющей пейзажи вокруг реальностью; в такие моменты он садится за кухонный стол, вырывает лист из тетради по английскому — обязательно в линию! - и пишет на нем первое, что приходит в голову. Затем — второе, третье, четвертое; далее — без рифмы и мысли, просто пишет, чтобы перечитать потом и понять, что все уже давно зарифмовано, и нужно поправить лишь несколько слов да вписать пропущенный знак препинания. Часто в таких проворотах фортуны тексты выходят невероятно яркими — всеми оттенками и тонами серого. И Чихо убирает их «в стол», чтобы больше никогда не вернуться, а только закрыть глаза, терпеливо подождать, пока мир вокруг перестанет крутиться, и, открыв, вернуться из ирреальности и увидеть перед собой ругающегося Кёна, неумело пытающегося приготовить хоть что-нибудь на пожрать и пробующего влить в Чихо хотя бы кружку растворимого кофе.
-Ты выглядишь, как зомби.
-Спасибо.
Чихо часто закрывает глаза — в такие моменты приходит удивительное, теплое успокоение, целебное и хоть немного замедляющее все то, что увеличивает ток крови в венах, вызывая неровное дыхание и темные круги на внутренней поверхности век. И открывая, все так же видит Кёна — только его, пожалуй, ведь больше не осталось никого.
А один раз — задумчиво улыбающегося Юквона.
Чихо замечает его в аудитории университета только на второй день учебы — все также, как и в школе, на последнем ряду где-то совсем сбоку. Отчасти скучающий вид, как всегда простая, но выглядящая брэндом одежда, практически пустой лист перед глазами — на лекциях пишет довольно мало, предпочитая потом систематизировать материал собственноручно. Именно в этот момент Зико не может прогнать мысли, что Юквон — та вторая оставшаяся от прошлой жизни нить, неумолимо напоминающая, что было все-таки что-то до, была какая-то жизнь, мечты какие-то и стремления; Зико, обернувшись и подперев подбородок ладонью, долго на Квона смотрит и пытается понять — почему же, почему, черт побери, эту нить не хочется рвать и жечь, как все остальные подобные. Как кёновскую, к примеру, рвать не хочется, так и эту, рыже-красную — так отчего?
Юквон ходит на занятия каждый день без пропусков, и Чихо однажды просто садится в один ряд с ним, но на другой конец — и всю пару, улегшись на руку, смотрит тоскливо в его сторону, ощущая то невыносимое, родственное боли чувство, появляющееся при любой мысли о том, что сейчас все могло бы быть иначе. Чихо мечется и не знает, кого винить во всей этой хуеверти — то ли смену школы, то ли родителей, то ли учителей, то ли трудный возраст, то ли... Самого себя. Юквон ловит взгляд Зико и замирает на мгновение — а потом отворачивается, сжимая пальцами белую ручку, прочерчивающую на листе длинную кривую линию.
Зико знает, что Юквон готовился поступать в Корё — самый, пожалуй, престижный частный университет Сеула. Поговаривали, что денег у его родителей вполне хватит, чтобы обеспечить учебу, да и с такими знаниями у Квона особых проблем не будет; после объявления результатов, среди которых у Юквона оказался наилучший, все слухи лишь подтвердились, а отношение, и без того дерьмовое, стало совсем гнусным. Юквону, впрочем, было все равно — а на выпускном вечере он пять минут постоял у входа в арендованный банкетный зал и ушел, так и не сказав никому ни слова.
Кроме.
-Удачи тебе, У Чихо.
А Чихо пьяный был — в стельку пьяный, и ничего не помнил.
И уже в то время знал, что провалил вступительные экзамены на продюсерский.
А Кён все пропадает с этими проклятыми бабами. А у Зико вид такой, что университетские студентки предпочитают обсуждать его в приватной обстановке, опасаясь жестокой и изощренной расправы.
Только на седьмой день учебы Чихо плюет на все и с грохотом обваливается на соседний всегда свободный стул рядом с Юквоном — и, скрестив руки, долго хмурым взглядом изучает одну точку прямо перед собой.
-Словно бы и школу не заканчивали, - говорит Зико наигранно наплевательским тоном. - Привет, что ли, Ким Юквон.
Квон вертит в пальцах ручку и на Чихо старается не смотреть.
-Да, привет. Словно бы и не заканчивали...
Голос — мягкий, переливающийся и странно мурлыкающий, не утробно, конечно, но это заметно. И страха, как тогда, на крыше школы, уже нет — а вот поселившееся тепло оживает, потираясь пушистой кошачьей мордой о неравномерно бьющееся сердце.
-Ты ведь в Корё поступил на физмат, нет? А теперь чего?
Зико всегда задает вопросы не в лоб, а в глаз — и Квон, опустив плечи, вновь отводит взгляд, откидываясь спиной на стул. Аккуратные, чуть влажные губы искривляются в горькой, презрительной усмешке.
-Мало ли, куда я поступил. Жизнь распорядилась по-своему...
Чихо кивает, не испытывая желания ни иронизировать, ни выливать литры сарказма, ни просто насмехаться. Только соглашается молчаливо, выстукивая пальцами какой-то ритм на крышке парты.
-И все-таки, - говорит он на прощание, защелкивая замки на белой сумке. - Я не представляю, что могло заставить человека, поступившего в самый охуенный колледж города, перевестись в этот индюшатник.
Квон не отвечает — и уходит, не попрощавшись.
А на следующий день спокойно признается Чихо в любви.
***
Зико всю ночь не спит, ворочается в кровати и думает, что это, наверное, чертовски неправильно — не испытывать возмущения и отвращения к подобному заявлению от Юквона. Причем именно, мать его, от этого странного придурка, а не от кого-то там другого — Чихо, сколько себя помнит, частенько высмеивал краснеющих девочек, признававшихся ему в любви. Они мялись, как пластилин, шаркали ножками, приподнимали школьные юбки, стреляли неумело накрашенными глазами и пищали противными, как у пятиклассниц, «кокетливыми» голосами. Зико это ужасно выбешивало — он плевался ядом, оскорбительно ржал, как конь, и на следующий день не удостаивал кокеток ни единым словом, кроме рефлекторных подколов и фырканья.
А Квон прост, как десять вон — я тебя люблю, если тебе это интересно. А Зико внезапно беспомощен, как щенок, свалившийся в озеро и не умеющий плавать — просто парализованный, обезмолвленный и не находящий в себе сил привычно догнать, надавать по загривку, осмеять и навсегда выгнать из жизни как непригодный для деятельности материал.
Зико просто стоит, опустив руки, и моргает смешно и глупо — Квон не сдерживает улыбки, и, протянув руку, осторожно касается пальцами его скулы.
И поспешно сбегает, всю следующую неделю не появляясь в университете.
Чихо бесится, матерится сквозь зубы, не обращая внимания на трясущего головой Кёна, пытающегося понять, какое очередное шило залетело в неугомонную задницу его друга; всю неделю ходит дерганый, как черт, зарабатывает себе два круга под глазами из-за недосыпания, один — из-за драки на заднем дворе универа, разбитую губу по причине дверного косяка университетской аудитории и гнусное настроение как данность.
-Ты должен знать его номер, ты, блять, с ним хуеву тучу лет вместе учился! - Чихо психует и себя совершенно не контролирует, а Кён, в свою очередь, медленно, но верно звереет.
-Ты чего до меня доебался?! Не знаю я ничего об этом придурке!
Чихо ощутимо скрипит зубами, кривит губы в презрительной гримасе и назло Кёну, как детсадовец, рисует на его бланке с тестами какое-то неприличное слово.
-Адрес?
-Свидание?
-Пшел нахуй!
И Кён уходит — не нахуй, правда, но на очередное свидание то ли вслепую, то ли на четверых. Черт его, урода, знает, думает Зико с лавиной нецензурщины через каждое слово.
Только под конец недели Чихо удается в администрации универа раздобыть нужную информацию под предлогом помочь «внезапно заболевшему» студенту — подорвавшись, Зико быстро разыскивает Квоновский дом и, не решившись зайти в подъезд, полчаса сидит на скамейке перед ним, тщетно ожидая, пока Юквон соизволит выйти.
Через десять минут появляются первые признаки раздражительности, через пятнадцать Чихо уничтожает последнюю жевательную резинку, через двадцать пять у него окончательно сдают и без того пошатнувшиеся нервы.
-Ким-блядь-Юквон, - рявкает он, пиная ногой ни в чем неповинную скамейку. - С-су-ка.
То ли Чихо — волшебник, то ли Юквон — джинн, призываемый особым заклинанием, но факт остается фактом: Квон выходит из подъезда через пять минут после «ритуала», тут же останавливаясь и замирая на пороге. Чихо хмуро приподнимает ворот куртки и прячет в нем половину лица.
-Чего вылупился? - Бурчит он. - Какого хера в универ не ходишь? Пиздюлей за идиотские шуточки получить боишься?
А Юквон вдруг вспыхивает.
-Конечно, боюсь, у меня ведь всегда такие дохуя неудачные шуточки! - И, оттолкнув Зико с дороги, срывается с места, скрываясь за ближайшим поворотом.
Конечно, когда Чихо до поворота добегает, за ним никого нет — немудрено, коли района ни черта не знаешь. И он, наступив на горло гордости, боли в плече и усталости, опускается на всю ту же растреклятую скамейку, твердо намереваясь этого психопата дождаться.
И дожидается — к полуночи. Квон нарочито спокойно проходит мимо, явно намереваясь слинять, но Чихо успевает схватить его за рукав куртки.
-Послушай, это правда была идиотская шутка.
Юквон устало прикрывает глаза.
-Возможно.
-Ты ведь пошутил?
-Конечно.
-Не врешь?
-Нет.
-Точно?
-Нет.
-Так врешь?
-Брешу, как собака распоследняя.
Зико замолкает.
-Ты дебил? - Жалобно.
-Да.
-И давно?
-Полтора года.
-Дебил полтора года или любишь полтора года?
-... Это синонимичные словосочетания.
Чихо трет ладонями глаза, беспомощно опускаясь на деревянную поверхность лавки, и упирается локтями в колени, пустым взглядом изучая землю под ногами. Юквон осторожно присаживается рядом.
-Если хочешь, - негромко говорит, поднося пальцы к губам и дыша на них теплом. - Можешь забыть. Я не удивлюсь...
А Зико ужасно хочется, чтобы и ему руки погрели вот так вот — просто волком вой, собакой скули, привычным собой психуй и топай ногами, но он старается мыслить здраво и приходит к выводу, что это все усталость, расшатанные нервы и крайняя степень напряженности, которой были наполнены последние несколько дней.
-Это плохо, что не удивишься, - внезапно отвечает Чихо совершенно нормальным тоном. - Это плохо, что ты не удивляешься, когда о тебе забывают.
-Это привычно. Я не обижусь, если ты об этом.
Щелчок — словно переключается некий тумблер, услужливо подменяя обыкновенный мир на ирреальность. Ту ирреальность, которую Зико увидел впервые на крыше школы — мягкую и золотистую, наполненную живительным теплом, формирующимся в клубок, проникающим внутрь и исцеляющим обгоревшие концы нервных окончаний. Чихо прикрывает глаза, не глядя на Юквона.
И говорит устало:
-Да нет. Никто ничего забывать не собирается...
***
На следующий день Квон в университет, конечно, все же является — и словно с цепи срывается, начиная творить откровенную хуеверть. Первое, что он делает, увидев Зико — это, наигранно смиренно шаркнув ножкой, дарит ему каланхоэ в цветочном горшке, обвязанном розовой ленточкой; потом, выждав, пока Чихо успокоится от накатившего охуения, совершенно свободно чуть ли не виснет у него на шее, берет за руку и смотрит откровенно блядским, не влюбленным даже, а пересахаренным в попытке сыграть какую-то роль взглядом. Зико мгновенно начинает дергаться, весь день шарахается от Квона, который словно бы целью себе поставил доебаться со всякой влюбчивой хуетой, ничего не понимает и в конце концов ожидаемо срывается. А Квон, кажется, только того и дожидался.
-Что, ёб твою мать, происходит? Какого хера ты, Ким Юквон, творишь?..
Юквон, перестав рисовать сердечки в тетради, поднимает на Зико удивительно серьезный, задумчивый взгляд — словно ушат холодной воды на голову.
-Давай, Чихо. Ну же, пошли меня нахуй.
И закусывает губу.
Чихо сидит, опустив голову на руки, и тихо, но многословно отказывается понимать, что происходит вокруг — в итоге лишь взмахивает рукой, опрокидывая пенал с парты. В аудитории уже — никого, так что можно не дергаться. Осознав, что орать, визжать и топать ногами Зико не намерен, Квон говорить начинает только через минуту.
-Я думал, - негромко и как-то тускло. - Что ты после всех этих финтов пошлешь-таки меня нахуй.
Зико трясет головой и стонет.
-Зачем? Просто, блять, зачем?
Квон поводит плечом — в совершенстве естественно и в совершенстве красиво.
-Мне кажется, тебе стало бы легче.
Чихо издает тихий, отчаянный вой — Юквон же выглядит так, словно и не происходит ничего, словно не он весь день творил идиотскую дрянь, и не он сейчас с непробиваемым лицом городит откровенную чепуху. Зико запрокидывает назад голову.
-Ага, конечно. А тебе — что, тоже легче бы стало?
-А какая разница, каково стало бы мне?
Чихо, помедлив, встает — неторопливо и расчетливо, спокойно и ровно.
А потом со всей силы пинает ногой стул до хруста деревянных перегородок.
-Ты идиот, Юквон? Дебил? Придурок? Тупица? Баран? Или, может... Индюк?
Зико откидывает стул к стене, с садистским удовольствием наблюдая, как деревянные ножки издают предсмертный хрип, и спинка начинает держаться на честном слове; добивает ещё раз и ещё — Юквон, опустив голову, по-прежнему не двигается, рассматривая потертые на коленях новые джинсы.
-Какая разница, что было бы со мной, плевать на меня, я ебаный жертвенник, - передразнивает Чихо раздраженным, противным до одури голосом, заставляя Квона поначалу смутиться и захотеть сдохнуть, а потом — вызывая неконтролируемую, алую злость. - Послушай, Юквон. Кому это нужно? Что за театр одного актера?
Юквон пытается успокоиться — раз-два-три, считая овец и кошек на полянке, раз-два-три, почему-то индюки и бараны вместо симпатичной прежде сельской скотины.
-Мне, - говорит Чихо вдруг совершенно спокойно. - Не стало бы легче. Перестань горячку пороть и дай мне время. Просто дай мне время...
***
-Ну ты каланхоэ-то забери — умрет ведь цветок.
-А? Калан-что? А, да, хорошо...
***
В этот вечер, возвращаясь домой из университета, Юквон замечает у подъезда тонконогого серо-полосатого котенка — тот, голодным взглядом преследуя конфетный фантик, бросается на псевдоигрушку, с утробным урчанием разрывая её когтями и разочарованно мяукая в знак осознания, что все это наеб и фальсификация. Квон, присев на корточки, протягивает мелкому руку — тот недоверчиво обнюхивает её и больно впивается в указательный палец, довольно щурясь большими желтыми глазами. А потом, отпустив, торопливо зализывает ранку.
Юквон улыбается и подхватывает его на руки.
-Пойдем, полосатый. Думаю, ты понравишься Оскару...
Юквон называет кота Чихо.
***
Просто дай мне время.
Больше Зико не заговорит об этом никогда, словно не было ничего до.
Фэндом: Block B
Персонажи: ZiKwon + будут прибавляться
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность, джен, слэш, юмор, ангст, психология, философия, недоромантика
Предупреждения: AU, сильно AU, обсценная лексика as always
Размер: все части будут драбблами-однострочниками, не связанными по смыслу. Короче, вновь цикл - хотя, может, и не настолько уж они будут разрознены...
(!)Как-то так само вышло, что несвязные драбблы повязались все каким-то странным образом, а автор _забыл_ проконтролировать себя; так что теперь, пожалуй, - встречаем сюжетно связанные однострочники, у которых будет свой логический финал.
Статус: в процессе
От автора: Я Кэп. Вопросы?

Надписи #1-4
Надпись #5Надпись #5
-Люди его боятся, - говорит Кён однажды, а Зико только кривит губы и задумчиво качает головой, глядя куда-то совсем в сторону.
***
Чихо — из тех школьников, которые подрываются с урока сразу же после звонка на перемену, каким бы интересным ни был преподаваемый материал. История, основы религий, биология, физика, математика — даже последние две, пусть и не горячо любимые, но удающиеся дисциплины неспособны удержать Зико за партой хотя бы на секунду дольше положенного на урок времени. А физкультура — эту он вообще бы проебывал каждый божий день за милую душу, если бы не любящий попрыгать и побегать Кён.
Сколько раз Зико предлагал бегать и прыгать где-нибудь за пределами спортивного зала — Кён отказывался, отнекивался и на урок оставался, вынуждая и Чихо оставаться рядом с собой.
И сейчас — едва звенит звонок, как Чихо в стиле всемогущей матрицы в один шаг добирается до Кёна из другого конца зала, нехило въезжает в него плечом и чуть не валит на пол, не обращая внимания на неодобрительный взгляд преподавателя.
-Кён, - быстрый, тихий шепот. - Ты жрать сильно хочешь?
Физкультура сегодня — последним, а потом обычно обед. Кён выразительно изображает рвотный рефлекс.
-Не, я после сегодняшнего завтрака на еду ещё дня четыре смотреть не смогу...
-Ну и шикарно, - Зико мгновенно начинает светиться, как высоковольтная лампочка дневного освещения. - Пойдем на крышу песню порепаем? Я слова захватил, можно даже в класс не заходить. Шевелись, ёпта! В удовольствие торчать в этой тупомозглой индюшачьей толпе?
Кён отодвигает Зико и направляется в раздевалку, намеренно растягивая шаги и изредка выставляя персонально для Чихо оба средних пальца на руках.
-Мизантроп? - Хитро.
-Реалист, - коротко.
Зико одевается, как в армии — быстро, четко и почти без зеркала, разве что с волосами долго мучается перед любой отражающей поверхностью, потому что челка отросла и лезет в глаза, и её нужно постоянно поднимать, чтобы стояла торчком. Кён одевается куда медленнее, поэтому удостаивается всяческих шипений, пинков и вполне себе серьезных угроз, за которыми Чихо, как обычно, в карман не лезет. В итоге из раздевалки они выходят минут через восемь: Чихо — матерящийся и злой, как оса, Кён — снисходительно улыбающийся и довольный, что не один он морально страдает от сего дружественного союза.
Дверь на крышу почти всегда открыта — в школе немало отчаянных любителей риска, которым только в радость с утра спиздить ключ с вахты, потусить там перед уроками, а потом, заметя все улики, забыть про это место на весь день, потому что тупо некогда, и даже на переменах приходится доделывать домашние задания. После обеда те, кто остается на дополнительные занятия, обычно тоже сюда являются — поэтому Чихо и торопится, чтобы успеть первым, припереть чем-нибудь дверь снаружи и на все поползновения отвечать улюлюканьем, посылами нахуй и вполне себе реалистичными ударами по металлической поверхности двери.
На счастье, вход не заперт, и через две с половиной минуты марафона от спорт-зала до нужного места Зико с Кёном, запыхавшись, вбегают на крышу, захлопывая за собой дверь и в качестве предупреждения подкладывая вниз несколько увесистых кирпичей. Чихо, пританцовывая, выделывает какую-то херню на середине открытой площадки.
-Ни-ког-го! Идеально! Кён, тащи сюда свою задницу, я там рэпчик слегка видоизменил.
Зико взбудоражен, как всегда бывает в моменты, касающиеся текстов и читки; он подпрыгивает, роется в сумке в поисках ручки и раскидывает вокруг листы бумаги, явно ни на что не обращая внимания. Кён, скрестив на груди руки, напряженно смотрит за его спину.
-Чего ты там увидел? - Зико недовольно машет текстом перед кёновским носом и чуть ли не пар из ушей пускает. Кён только кивает куда-то в сторону.
В углу квадратной площадки, сидя прямо на бетонированной поверхности и прислонившись спиной к высокому парапету, сидит этот странный парень — кажется, его зовут Юквон.
Первое, что замечает Зико, едва увидев Юквона — его слегка смущенный, настороженный и явно растерянный взгляд, направленный ну уж точно никак не на Кёна. При этом поза — все та же идеально комфортная, раскрепощенная и расслабленная; с чуть запрокинутая назад голова, открывающая довольно бледную шею с мягким изгибом, и согнутая нога, на колене которой свободно лежит рука со множеством тонких браслетов на запястье.
Второе, что замечает Зико, едва увидев Юквона конкретно сейчас — это, черт побери, то, что даже самая простая одежда на этом мальчишке смотрится проклятущим брэндом за немереные тысячи баксов. И тетрадь по математике валяющуюся рядом тоже замечает, но уже краем глаза.
Чихо молчит, чувствуя, как Кён сзади неопределенно фыркает, делая шаг вперед.
-Что ты здесь делаешь? - В кёновском голосе нет агрессии, но присутствует то ли насмешка, то ли раздражение, то ли капля презрения. Зико чуть оборачивается, чувствуя какую-то странную неловкость.
Будто Кён этими интонациями тщетно пытается скрыть что-то непреодолимо наружу лезущее. Юквон опускает запрокинутую голову, склоняя её набок — очень легко и настолько же непонимающе.
-Имею право на ответный вопрос...
Голос у него — мягкий, скользящий, как шелк по оголенной коже, и отчасти странно мурлыкающий; не утробно, конечно, но довольно ощутимо. Юквон не обращает внимания на Кёна, глядя только на Чихо — при общей расслабленности все так же чуть растерянно и смущенно.
А Чихо словно парализует — он молчит, сжимая в пальцах помятый листок с текстом песни, где двумя разными маркерами выделены партии. Кён нервно передергивает плечами, не понимая, какого хера Зико все ещё пинками не прогнал неугодного с отвоеванной у не успевших примчаться с обеда одноклассников территории.
-Послушай, Юквон, - Кён старается говорить как можно дружелюбнее, но в тональности все равно прорывается что-то срывающееся и неровное. - Нам сейчас дохуя нужно, чтобы тут никого не было — ну дело важное и все такое прочее. Ты не мог бы свалить, а? Вернешься, когда мы закончим.
Квон, кажется, Кёна и не слушает — только опускает взгляд на сложенные ладони, выпрямляя ноги и отряхивая джинсы на коленях от несуществующей пыли. Кён знает, что Юквон не станет спорить — давно перестал вообще хоть сколько-нибудь контактировать с одноклассниками; и правда — тот, подобрав тетрадь и сунув её в сумку, легко поднимается, не касаясь руками бетонированной поверхности, и направляется к двери, слегка задержавшись у выхода и обернувшись.
Чихо не оборачивается, но взгляд чувствует — внутри что-то мгновенно обрывается резким, леденящим и парализующим нервные окончания страхом, который на мгновение задерживает дыхание и заставляет сердце сбиться с ритма. То лишь секунда; затем страх проходит, будто его и не было, и непродолжительный вакуум наполняется до странности уютным теплом, которое устраивается в нем, Чихо, так, словно всегда здесь жило.
Тихо хлопает дверь — Юквон уходит, осторожно за собой её закрывая.
Зико без раздумий садится на голый бетон и скрещивает по-турецки ноги, глядя в одну точку.
-Кён?..
-М-м-м?
-Зачем ты его прогнал?
Кён вздрагивает от неожиданного, вообще внетемного вопроса и замирает, склонив набок голову — а потом встряхивает ею, словно освобождаясь от ненужных мыслей. Строчку за строчкой перечитывает слова в своей партии.
-А нахуя он тут? Мне показалось, что ты репетировать хотел, а не на каких-то инопланетян любоваться. Да и вообще...
-Что «да и вообще», Пак Кён? - Тихо спрашивает Чихо, усиленно глядя в сторону, и только сейчас Кён замечает, насколько тот зол и раздражен. - Что «да и вообще»? Я тебе вопрос прямой задал — ты нахуя финтишь ушами?
Кён раздраженно фыркает, сует лист с текстом в сумку и, выпрямив ноги, закидывает руки за голову, щурясь на яркое солнце. Глаза режет, но потерпеть можно — зато потом наркоманские картинки перед глазами бегают в виде всяких неоновых пятен. Интересно понаблюдать.
-Ой, блять, как будто я у тебя последнюю девчонку из-под носа увел. Птичку жалко, что ли, стало? Так пойди, догони и предложи встретить вместе старость, раз кол сочувствия встал, простите мне мой французский, конечно.
Кён не знает, что заставляет его так реагировать — разве что та постоянная настороженная неприязнь к этому странному парню, который с первого года обучения здесь прячется на угловой задней парте, на время ланчей пропадает в неизвестном направлении, а от физкультуры имеет годовое освобождение с обыкновенной сдачей рефератов на спортивные темы. Кён не знает, да, но ожидает от Чихо конкретных пропиздюлин за свои слова.
А тот только отворачивается и молча складывает свой лист и так, и эдак, делая из него в конце концов самолетик и запуская с крыши вниз.
-Кён, - тихо говорит Чихо лишь спустя долгие пять минут. - Расскажи мне про этого Юквона. Кто это? Какого хера вы все так к нему относитесь?
Делает паузу, рассматривая пальцы.
-Давай, поработай немного девочкой-сплетницей для человека, который на прошлой контрольной за тебя решил две системы неравенств.
Кён фыркает.
-Кён...
Тот закатывает глаза, а Чихо раздраженно пинает ногой белую сумку.
-Господи, да нахера он тебе сдался? - Спрашивает Кён в энный раз, а Зико только плечом дергает и елозит по бетонированной поверхности, явно намереваясь устроиться поудобнее и надолго.
-Я ненавижу повторяться, а ты меня заставляешь.
-Ну?
-Он не индюк, а мне интересны те, кто не являются этими бесполезными хуйлами. Оки-доки?
Кён вздыхает.
-Люди его боятся.
Зико молча кривит губы, глядя куда-то в сторону, и не говорит ни слова ещё долго — будто переваривает совсем прогнившую и просроченную информацию. На Кёна переводит взгляд только спустя минуту.
-Дальше.
У Кёна такой вид, будто он до крайности сильно хочет переебать другу по загривку, отрубить, оттащить с крыши вниз, отвести под ручку домой, напоить снотворным и заставить отсыпаться пару суток, чтобы пришел в себя и не молол всякую чепуху. Тот факт, что Зико кроме слова «дальше» ничего не сказал, Кёна волнует мало. Впрочем, заявление о двух решенных системах неравенств — это вам не шутки, так что он решает не пинаться копытами.
-Он учится здесь с самого начала средней школы, как и я, - говорит Кён глухо, переворачиваясь на живот и укладывая подбородок на кисти рук. На нагретом солнцем бетоне довольно тепло, пусть и твердо порядком. - И знаешь, честно вот — все, что я помню с того времени, это первое математическое тестирование после младшей, чтобы определить уровень знаний и отправить в нужную группу. Он тогда первый все решил — и... Все верно. У него учителя спрашивают, мол, как ты это сделал или вот это, а ещё вот это и это... А он улыбается и говорит, что не знает — а по нему, блять, видно, что он реально не знает, как это сделал. Решения идеальные, самые короткие пути — поверь, некоторые наши до сих пор ебутся с подобными заданиями, а там — ученик средней школы. Штоблять? Это все, что я помню сначала. Ну и то, конечно, что его по первой не любили только за эти финты — а потом просто начали опасаться.
Кён умолкает на секунду, а Зико задумчиво растягивает языком жевательную резинку, никак на вид не реагируя.
-Не знаю, как это произошло — слухи пошли какие-то странные, вроде как в младшей школе на его глазах три одноклассника погибло или что-то в этом роде. Ну в том плане, что во время смерти каждого из них он рядом был. Но и про это потом перестали говорить, пусть и не забыли — только чувство страха подсознательное появилось, как будто рядом с ним что-то поганое постоянно находится. Честно, Чихо — хрен его знает, у меня у самого холод по позвоночнику, когда я к нему близко нахожусь. Такие дела...
Зико надувает большой пузырь из резинки и профессионально четко лопает его, умудрившись не измазаться в сладости. И смотрит на Кёна — выжидающе.
-Он и сам на контакт не шел — видимо, понимал, в чем дело. Ну или элементарно догадывался, что не прокатит фишка с собственной инициативой. Понятное дело, что такие слухи — они сразу и по всей школе. С тех пор открыто на него никто не наезжает, но стороной всякий обходит — мало ли, вдруг копыта откинешь, как те трое пацанов в младшей школе. Вот и все...
Чихо ждет, пока Кён добавит ещё что-нибудь — но тот даже не делает попытки просто потому, что сказать больше нечего. Только лежит по-прежнему на животе, прикрыв глаза, и, видимо, пытается избавиться от вязкого и навязчивого ощущения не то страха, не то неприязни.
Зико не осуждает — лишь качает головой без единого слова, странно потухшим, словно бы неживым взглядом изучая мелкие пробоины внизу, забитые мелким песком цвета стали вперемешку с ржавчиной. Вставая, Чихо перекидывает через правое плечо сумку, предварительно отряхнув её от отпечатка кроссовка, и поправляет на бедре, чтобы не мешалась.
И позволяет себе только одну фразу:
-Ну и придурки вы все. Пошли? На завтра ещё доклад по зоологии писать.
***
Кён вспоминает об этом только тогда, когда они уже подходят к подъезду его дома — Чихо живет дальше на один квартал и часто забегает в кёновский двор погонять на качелях или железной вертушке.
Как дитя малое, ей-богу.
-Эй, Чихо, ты же текст своих партий с крыши выкинул. И как теперь?
Зико, остановившись, слегка оборачивается, глядя на Кёна через плечо чуть насмешливым, с извечным прищуром пытливым взглядом.
Усмехается, взмахивая рукой и направляясь к выходу со двора.
-Кён-а, ты правда думаешь, что я не помню того, что создал сам?
Надпись #6Надпись #6
А Юквон попросту и не помнит, когда у него в квартире в последний раз бывал кто-то, кроме него самого и разносчика пиццы, да и то — лишь на пороге.
***
-Надеюсь, у тебя нет аллергии на шерсть, - говорит Квон, поддерживая бедром сумку и роясь в ней на предмет ключей от квартиры, а потом долго ковыряется в замке, потому что на лестничной площадке ещё позавчера перегорела лампочка, и никто не удостоился её сменить. Минхёк качает головой в ответ на реплику и заинтересованно заглядывает за плечо Квона, когда тот, наконец, отпирает дверь.
-Нет, нету, а чего такое? - Успевает он спросить, делая шаг за порог и окидывая коридор первый беглым взглядом.
Впрочем, это все, что он успевает сделать до того, как ему в ноги кидается что-то шипящее, пушистое и даже по запаху теплой шерсти ужасно наглое, настырное и движущееся со скоростью, близкой к скорости света. Минхёк теряется и делает пару шагов назад, чуть ли не натыкаясь спиной на вешалку с несколькими легкими куртками.
-Эй, мелкий, канай отсюда, я, кажется, тебе разлитую миску молока ещё не простил — хер ли ты не в углу?! - Юквон шипит и сгребает в охапку тонконогого и длинноногого короткошерстного кота той бесподобной дворовой породы, что можно встретить почти в каждом квартале и опознать по серо-черным арбузный полоскам по всему телу и даже на хвосте. Кот брыкается, вырывается из рук, вращает большими желтыми глазами и шевелит ушами со странными рысьими кисточками на концах. Юквон, привычный, видимо, к подобным финтам, открывает дверь в ванную и запускает животное в свободное плавание по кафелю, щелкая замком.
-Извини, - Минхёку, слегка смущенно. - Он просто по-прежнему не особо любит гостей. Хотя, будто он когда-то их видел...
Минхёк, которому отчего-то становится неудобно, растерянно улыбается, качая головой — мол, чего ты, в порядке все. Квон стягивает в себя куртку, оставаясь в одном пуловере, и кивает на вешалку.
-Вот сюда можно. Проходи, что ли, в зал — я пока сооружу что-нибудь на кухне, если у меня вообще, конечно, хоть что-то осталось, - хмыкает Квон, одним плавным и незаметным движением исчезая за поворотом и оставляя Минхёка в одиночестве. Слышится скрип кошачьих когтей о дверь ванной и утробное, недовольное мяуканье.
Минхёк, хмыкнув в теоретический ответ, отчасти неуверенно проходит в самую большую по площади комнату — щелкает выключателем, в сумраке различая только смутные очертания, и осматривается, присаживаясь на подлокотник низкого длинного дивана.
Зал — светлый сам по себе и выполненный в светлых бело-бежевых тонах, комфортный и в крайней степени минималистичный. На бесшовном паркетном полу светло-древесного оттенка ничего, кроме небольшого по площади пушистого ковра в середине, из мебели только низкий стеклянный столик, столь же низкая полка под телевизор, белый диван, напольная ваза и высокий узкий шкаф для книг и других принадлежностей, такой же стеклянно-невесомый, как и все вокруг. Создается впечатление до нереальности открытого пространства — даже несмотря на то, что в комнате нет зеркал.
И подушек много на полу — в основном, вокруг столика с забытым на ним пособием по высшей математике, полупустой чашкой чая и листом с каким-то незаконченным карандашным чертежом. В воздухе витает аромат, чем-то напоминающий запах новой, недавно отпечатанной книги. И испарившегося зеленого чая.
Минхёк только спустя мгновение замечает, как из-за угла комнаты выруливает нечто и легким прыжком оказывается у него на коленях — то гладкий и короткошерстный, монотонно серый кот с темно-янтарными глазами и узкой, меньше половины миллиметра, вертикальной полоской зрачка. Меньше, чем первый, но чуть плотнее и явно если не добрее, то уж точно спокойнее. Минхёк, протянув руку, осторожно гладит кота пальцами по загривку, пока тот настороженно топчется на его джинсах и явно строит себе гнездо «на поспать».
-Эй, тебя как зовут? - Тихо спрашивает он, а кот, улегшись наконец, поднимает морду и смотрит на него долгим и отчего-то — как кажется Минхёку — презрительным взглядом. Становится неуютно; ситуацию недопонимания спасает Юквон, вошедший в зал с небольшим подносом и тут же поставивший его на пол за неимением других поверхностей.
-Уже познакомился с Оскаром? - Усмехается он, потрепав кота против шерсти. Тот, видимо, недоволен, но молчит и на хозяина не покушается.
-Оскар? - Переспрашивает Минхёк рефлекторно, наблюдая, как кот — ей-богу! - фыркает все также словно бы презрительно и утыкается носом в лапы.
Юквон кивает.
-Ага. Мне он на Уайльда показался похож — такие дела. Базируйся на пол, тут всяко удобнее, все равно с подогревом. Извини, кстати — кофе у меня нет, так что только чай...
Минхёк не в претензии — кофе он не пьет уже очень давно и принципиально, в отличие от Джэхё, который лакает его литрами в течение дня.
Квон не лукавит — на полу действительно почему-то мягче и удобнее, а ещё на порядок теплее, чем на диване, поэтому Минхёк устраивается, опершись спиной на диван, и прикладывает ладонь к паркету, чувствуя, как вверх поднимается генерируемое встроенными механизмами тепло. Оскар, подумав, тоже спрыгивает вниз и сворачивается компактным клубком.
-А того, первого как зовут? Которого ты в ванной запер?
Юквон лежит на полу, вытянувшись во весь рост и закинув руки за голову, и задумчиво рассматривает потолок, выплывая из своих мыслей только при минхёковском вопросе — весь день вообще странно тихий, неактивный и уставший. Видимо, перезанимался.
-Полосатого-то? - Квон хмыкает. - Чихо его зовут, мелкого. Хотя как мелкого — два с половиной года отроду, пора бы ума набраться.
Словно в подтверждение сказанного из коридора доносится протяжный вой, явно не похожий на обычное кошачье звуковое сопровождение. И скрежет, словно по металлу.
Юквон меланхолично зевает, приподнимая брови.
-И как ещё сказать — закрыл. Минут через пять он активирует все свои моральные силы и явится мстить. Ты убрал кроссовки?
Минхёк чуть не обливается горячим, как огонь, явно правильно заваренным зеленым чаем с экстрактом манго и маракуйи.
-Н-нет.
-Мне вставать лень, тебе, видимо, тоже, поэтому будем лелеять надежды, что с прошлого раза он забыл, как правильно гадить в обувь.
Вставать действительно лень, и Минхёк только закрывает глаза, когда вниз по горлу скатывается упругая горячая волна, быстро согревающая все тело до кончиков пальцев и расслабляющая, кажется, чуть больше, чем нужно; Квон легко улыбается одними уголками губ, прищурившись и мурлыкая под нос какой-то ненавязчивый мотив. Времени — около девяти часов вечера, и на улице почти совсем темно, только проезжающие автомобили то и дело озаряют вечерний полог неоново-ксеноновыми вспышками.
Минут через десять скрежет в коридоре сменяется звуком пары ударов чего-то мягкого о деревянную поверхность, трубным счастливым воплем и цоканьем длинных когтей по паркету. В зал пулей влетает освобожденный полосатый кот, от неожиданности проезжаясь лапами по скользкой поверхности пола и спотыкающийся только о ковер.
Туда Чихо благополучно и наворачивается мордой вниз — феноменальная неуклюжесть для представителя семейства кошачьих.
-Чихо-я, - зовет Юквон негромко, и Минхёк чувствует, как в его голосе кроме усталости проявляется ещё что-то легкое, неуловимое и незаметное почти. - Чихо-я, маленький, иди ко мне.
Кот, фыркнув, вытягивается полосатой стрункой у границы ковра с паркетом и не откликается — только кончик хвоста подрагивает, будто отгоняя невидимых насекомых, да кончики острых ушей, как локаторы, улавливают частоту звуковых волн. Квон выгибается, чтобы взглянуть на кота — пластика ничуть не хуже кошачьей.
-Чихо-я, - мягко, тепло, уютно. Минхёку кажется, что он совсем лишний здесь — здесь, сейчас, вообще в этом мире, этой параллельной обыкновенному течению жизни реальности. Юквон совсем неуловимо улыбается, когда кот, притихнув, осторожно укладывается на его груди, вытягиваясь все той же излюбленной стрункой и утыкаясь влажным носом в область шеи — тихо и утробно мурлыкает, прикрыв большие ярко-желтые, с широким вертикальным, но из-за ширины больше напоминающим сферу зрачком.
Юквон кончиками пальцев зарывается в мягкую короткую шерсть, а Минхёк задумчиво смотрит на печенье, думая, что ещё неплохо бы чаю.
-Возьми мой, - словно читая мысли, предлагает Юквон. - Я все равно не особо хочу. Разве что остыть мог.
Не остыл — все ещё горячий, на грани горячий.
-Ты один здесь живешь? - Спрашивает Минхёк, чтобы хоть как-то вернул атмосферу настоящей, а не сотканной необъяснимым теплом реальности. - Красивая квартира.
Квон слегка кивает.
-Да, один. Осталась после смерти матери два года назад.
-Прости, - Минхёк отводит взгляд. - Я не знал.
Квон щурится и обеими ладонями проводит по шерсти кота, отпуская его — Чихо, встряхнувшись, бодро скачет к спокойно посапывающему Оскару и задирает его лапой, пулей вырываясь в коридор. Оскар, продрав глаза, презрительно осматривается по сторонам и мягким, расчетливым шагом направляется следом — Минхёку почему-то кажется, что кто-то сейчас отхватит конкретных таких пинков.
-Ничего страшного, откуда ты знать-то мог, - Квон позволяет себе бесцветную полуулыбку, замолкает и прикрывает глаза, замирая разом и совсем естественно.
Шарнирная кукла авторства неизвестного, но умелого на грани с фантастикой мастера.
Минхёк чувствует в горле то ли ком, то ли ожог от горячей жидкости — скребет, жжет и ужасно давит; он, не двигаясь, наблюдает, как слегка дрожат опущенные ресницы Юквона — значит, в сознании, значит, в порядке, значит, реальность. Минхёк упускает момент, когда Юквон открывает глаза и смотрит на него долгим, пытливым взглядом, полным то ли тоски, то ли просто серой грусти — а может, тяжестью чего-то невысказанного и застарелого.
Минхёк только молчит — ничем другим он помочь не может.
-Она на моих глазах умерла, - вдруг говорит Квон тихо. - Как и отец шесть лет назад. Я рядом был — на расстоянии вытянутой руки.
Юквон перекатывается на живот и прячет лицо в высоком ворсе ковра — сердце стучит, словно с цепи сорвавшееся, и сбивается в нужного ритма, вызывая обыкновенную колкую боль в груди и круги перед глазами. Он не знает — да, черт побери, действительно не знает, зачем и почему сейчас все так откровенно.
-Как и три одноклассника в младшей школе. Хреново, правда? - Голос звучит глухо, словно откуда-то из-под земли. Глубоко. - Но знаешь, Минхёк...
Квон вновь укладывается на спину и чуть приподнимается на локтях, заглядывая Минхёку в глаза.
-Знаешь, оно все равно все забывается. Время — вот такое, да, правда способное что-то, да залечить. Может — не полностью, но в процентном соотношении ожога становится меньше. Главное, продолжать жить дальше...
Минхёк осторожно ставит кружку, ещё сохраняющую тепло, на поднос — Юквон протягивает руку и пальцами касается её поверхности.
-Ведь наверное те, кто был рядом, явно не были бы рады, узнав, что мы опустили руки. Такие дела.
Вновь — цокот когтей по паркету, скольжение, полосатый снаряд со скоростью света и степенно следующий за ним кажущийся маленьким оплотом пафоса Оскар. Чихо, оббежав собрата по корявой синусоиде, забирается на живот Юквона и, свернувшись калачиком, прячет нос в подрагивающем кончике хвоста. Оскар трется усами о ладонь Минхёка, требуя ласки.
-Ты меня извини, совсем в меланхолию скатился, - чуть вздыхает Квон, виновато улыбаясь. - Просто день такой странный — наверное, в универе перезанимался. Сессия — фур-фур какое дело, ну ты понимаешь.
-Это да, - Минхёк пробует потрепать Чихо по загривку, но получает лапой по пальцам — слава астралу, что без когтей хотя бы. - У тебя она когда кончается? Мы могли бы почаще заниматься.
Квон задумчиво прикусывает губу, покачивая головой из стороны в сторону и вспоминая расписание.
-Дня через четыре. Блин, это было бы дофига здорово. Один черт — мне на выходных делать нечего, я мог бы на воскресную группу прийти. Стой, сейчас. Оскар, где мое расписание?
Кот, подняв морду и отлипнув от Минхёка, разворачивается к хозяину задом и дергает хвостом, всем своим видом словно бы говоря, мол, эй. Парень, ты чего, охренел что ли вопросы такие неприличные задавать. Юквон, заметив это, бесцеремонно тыкает кота пальцем в нос.
-Не гони, ты о него в прошлый раз когти точил — думаешь, я не видел, что ли? Тащи сюда — или говори, где зарыл.
Минхёк недоуменно моргает, переводя взгляд с Юквона на серого кота и обратно — кот склоняет набок голову и мяукает громко, отрывисто и практически на ультразвуке. Квон морщится.
-Пиздишь, как дышишь, Чихо не брал — он больше пособия по наноэлектронике любит. Оска-а-ар...
Оскар, вспрыгнув на диван, забивается в угол и сматывается там в компактную катушку, оборачиваясь длинным холеным хвостом и разве что на бантик не завязываясь, как подарочная коробка. Минхёк шарит рукой, пытаясь отыскать развинтившуюся и укатившуюся в дальние дали челюсть.
-Квон.
Тот, не слушая, пытается выкурить Оскара с дивана.
-Квон.
-Чего? - Юквон оборачивается, посасывая укушенный указательный палец и слизывая с него сочащуюся струйками кровь. Минхёк трясет головой.
-Ты сейчас с котом разговаривал?
-... Нет. Вообще нет — о чем ты? Я молчал.
И смотрит невинно так, наивно и — чуть испуганно. Минхёк, правда, с детства чересчур внимательный — от него этот странный смешанный взгляд не укрывается, и он поднимается, присаживаясь на диван рядом с Юквоном, который разве что в узел не завязывается, чтобы вытащить кота с мебели, на которой тут же остается серая шерсть. Чихо с пола за этим делом наблюдает весьма индифферентно и с истинным кошачьим похуизмом.
-Юквон.
Квон обреченно вздыхает, скрещивая на груди руки и откидываясь всем телом на спинку дивана.
-Ну.
-Он тебе отвечает?
-Они оба мне отвечают.
Минхёк, помедлив, кивает — а потом прячет лицо в ладонях.
-Ли Минхёк! Хватит ржать! Не смей, я тебе сказал! Фу, Чихо, моя нога тебе не ковер, хорош по ней ползать, Минхёк, блять!
-Я не ползаю, - отвечает Минхёк запоздало, даже не думая вообще смеяться, а лишь глядя на Квона со смесью удивления и — тепла?
-А я и не тебе, - мгновенно, как шарик гелиевый, сдувается Квон, отпихивая котов от дивана и смирно складывая на коленях руки. - Ещё б ты ползал, вообще офигели, вы, трое, просто не могу я с вас, блин. Ну вот и все... Теперь ты думаешь, что я шизофреник.
Минхёк, потянувшись к подносу, цепляет печенье и примирительно протягивает его Юквон. Тот, подумав, берет его зубами прямо из рук и неторопливо жует.
-Хотя, может, оно и верно, - добавляет Квон негромко. - Оскар, тащи расписание, заебал. Я тебе серьезно — в следующий раз с Чихо в ванной запру и наполнителя в туалете не оставлю, ясно?
Как ни странно, угроза свое дело выполняет на ура — спустя минуту Оскар протискивается в комнату с потрепанным разлинованным листком в зубах и снова удаляется вон, подняв хвост трубой. Минхёк, лежа на спине, смотрит на Юквона с еле заметной улыбкой в уголках губ.
Тот смущается.
-Через три дня, - нарочито громко и уверенно, чтобы скрыть растерянность. - Через три дня заканчивается. Нет, Чихо-я, не дам — расписание тебе не игрушки. Да, Оскару — игрушки, а у тебя пособие по электронике есть...
Минхёк только улыбается теперь уже во все тридцать два, заставляя Юквона краснеть, сливаясь цветом скул с оттенком волос, и отчаянно, но беззлобно сердиться — а потом, склонив голову, заглядывает в его глаза, протягивая руку.
-Ну, Квон. Ну ты чего. Научишь?
***
Чихо недовольно шипит и толкает мордой руку Юквона, когда тот наливает молоко из бутылки в специальную темно-зеленую кошачью миску; Оскар на полосатого едва ли не залезает, стремясь добраться до молока, а Минхёк с интересом наблюдает, сидя за кухонным столом и подперев руками подбородок.
-Чихо-я, оставь, сейчас и тебе будет, Оскар, дуй сюда, иначе будешь слизывать с пола, как утром, - Квон один, а котов двое, и перевес явно на стороне животных. - Прикинь, этот клоун — ну, Чихо — с утра назло миску молока разлил, даром что ненавидит молочные продукты. Лишь бы серому нагадить...
Минхёк фыркает — ему почему-то кажется, что полосатый кот ему подмигивает с противоположного края стола.
-А ты чего любишь, ушастый? - Спрашивает он кота, но ожидаемо отвечает ему Юквон.
-Сок. Апельсиновый. Ужасное животное...
Чихо утробно мурлыкает едва ли не на полкухни, когда Квон во вторую миску наливает холодный апельсиновый сок, и неслышно — надо же, умеет быть изящным, когда надо — спрыгивает со стола. Юквон улыбается, глядя на полосатого — сумесшедше тепло и с той неуловимой, написанной на радужке глаз любовью, которую всегда до безумия сложно заметить, но которая там живет всегда.
Может, конечно, не всегда - с какого-то определенного момента.
Так бывает.
Минхёк кидает взгляд на часы, с трудом разрывая вновь разливающийся в пространстве полог иррациональной реальности — уже, оказывается, за полночь, и автомобилей за окном все меньше, все меньше неоново-ксеноновых вспышек и шуршания шин. Идти до дома несложно — по прямой и без поворотов, но довольно долго; идти домой — почему-то не хочется.
Хочется остаться в этой ирреальности. Сотканной чужим — чужим? - теплом, запахом молока, апельсинового сока и новых, недавно напечатанных книг. Минхёк на часы смотрит долго — полторы, две, три минуты.
-Если хочешь, - тихо говорит Квон вдруг, выводя кончиками пальцев сплетающиеся узоры на деревянной поверхности стола. - Оставайся. Одна комната всегда свободна. Коты туда не ходят...
Оставайся.
Юквон, а ты ведь тоже кот?
Надпись #7Надпись #7
Когда в дверь стучится меланхолия, по горло завернутая в шарф раздражительности, Зико не может удержаться от мысли, что жизнь его — редкостное дерьмо ввиду того, что друзья — козлы, университет — помойка, наушники — фонят, а на шее вместо баб почему-то виснут мужики.
***
Последние месяцы не менее последнего школьного года выдаются сумбурными — Кён все чаще сбегает куда-то с девушками, которых Чихо никак, кроме словом «бабы», определить не может, учителя звереют в преддверии выпускных экзаменов, а родители грозятся приехать в Сеул, если ещё раз он, никчемный ребенок У Чихо, посмеет сбежать с физкультуры или продинамить семинар по праву.
-Да ебал я! - Вопит Зико, от души швыряя учебники на пол, прыгая на них массивными спортивными кроссовками и с чувством выполненного долга заталкивая тетради под кровать. Кён качает головой и углубляется в подготовительные пособия по математике, а Зико презрительно ржет.
Нервно так, с надрывом — почти истерически. И на следующий же день заявляет, что «хуй я клал на ваш физмат, поступаю на вокально-продюсерский».
И все идет под откос.
Безоговорочный провал на продюсерском, скандал и окончательный разрыв с родителями, скорый поиск подработки на оплату съемной квартиры, половина лета впроголодь и почти всем комплектом заваленные экзамены, кроме физики и математики. Кён не выдерживает — психует, бьет, кажется, в глаз, а то и в оба, и почти за шкирку тащит бессознательного из-за слишком больших нагрузок на нескольких работах друга в университет Кунмин, куда сам неделей ранее подает документы за физмат — Чихо со своими результатами проходит на бюджетное место без вопросов, и все, кажется, налаживается, когда объявляют размеры стипендии. Чихо со спокойной душой вычеркивает из списка подработку разносчиком флаеров, официантом в низкопробной пиццерии и мойщиком автомобилей; оставляет только излюбленное «консультант музыкального магазина» и пять-шесть выступлений в клубах с рэп-программами. Благодарит Кёна и, вдруг взяв себя в руки, начинает учиться; к родителям, впрочем, под крыло так и не возвращается — потом уже скажет, что «это, оказывается, было навсегда».
Колесо жизненной где-то фортуны, а где-то её зеркального отражения проворачивается с невероятной, запредельной скоростью, и Зико часто не успевает уследить за стремительно меняющей пейзажи вокруг реальностью; в такие моменты он садится за кухонный стол, вырывает лист из тетради по английскому — обязательно в линию! - и пишет на нем первое, что приходит в голову. Затем — второе, третье, четвертое; далее — без рифмы и мысли, просто пишет, чтобы перечитать потом и понять, что все уже давно зарифмовано, и нужно поправить лишь несколько слов да вписать пропущенный знак препинания. Часто в таких проворотах фортуны тексты выходят невероятно яркими — всеми оттенками и тонами серого. И Чихо убирает их «в стол», чтобы больше никогда не вернуться, а только закрыть глаза, терпеливо подождать, пока мир вокруг перестанет крутиться, и, открыв, вернуться из ирреальности и увидеть перед собой ругающегося Кёна, неумело пытающегося приготовить хоть что-нибудь на пожрать и пробующего влить в Чихо хотя бы кружку растворимого кофе.
-Ты выглядишь, как зомби.
-Спасибо.
Чихо часто закрывает глаза — в такие моменты приходит удивительное, теплое успокоение, целебное и хоть немного замедляющее все то, что увеличивает ток крови в венах, вызывая неровное дыхание и темные круги на внутренней поверхности век. И открывая, все так же видит Кёна — только его, пожалуй, ведь больше не осталось никого.
А один раз — задумчиво улыбающегося Юквона.
Чихо замечает его в аудитории университета только на второй день учебы — все также, как и в школе, на последнем ряду где-то совсем сбоку. Отчасти скучающий вид, как всегда простая, но выглядящая брэндом одежда, практически пустой лист перед глазами — на лекциях пишет довольно мало, предпочитая потом систематизировать материал собственноручно. Именно в этот момент Зико не может прогнать мысли, что Юквон — та вторая оставшаяся от прошлой жизни нить, неумолимо напоминающая, что было все-таки что-то до, была какая-то жизнь, мечты какие-то и стремления; Зико, обернувшись и подперев подбородок ладонью, долго на Квона смотрит и пытается понять — почему же, почему, черт побери, эту нить не хочется рвать и жечь, как все остальные подобные. Как кёновскую, к примеру, рвать не хочется, так и эту, рыже-красную — так отчего?
Юквон ходит на занятия каждый день без пропусков, и Чихо однажды просто садится в один ряд с ним, но на другой конец — и всю пару, улегшись на руку, смотрит тоскливо в его сторону, ощущая то невыносимое, родственное боли чувство, появляющееся при любой мысли о том, что сейчас все могло бы быть иначе. Чихо мечется и не знает, кого винить во всей этой хуеверти — то ли смену школы, то ли родителей, то ли учителей, то ли трудный возраст, то ли... Самого себя. Юквон ловит взгляд Зико и замирает на мгновение — а потом отворачивается, сжимая пальцами белую ручку, прочерчивающую на листе длинную кривую линию.
Зико знает, что Юквон готовился поступать в Корё — самый, пожалуй, престижный частный университет Сеула. Поговаривали, что денег у его родителей вполне хватит, чтобы обеспечить учебу, да и с такими знаниями у Квона особых проблем не будет; после объявления результатов, среди которых у Юквона оказался наилучший, все слухи лишь подтвердились, а отношение, и без того дерьмовое, стало совсем гнусным. Юквону, впрочем, было все равно — а на выпускном вечере он пять минут постоял у входа в арендованный банкетный зал и ушел, так и не сказав никому ни слова.
Кроме.
-Удачи тебе, У Чихо.
А Чихо пьяный был — в стельку пьяный, и ничего не помнил.
И уже в то время знал, что провалил вступительные экзамены на продюсерский.
А Кён все пропадает с этими проклятыми бабами. А у Зико вид такой, что университетские студентки предпочитают обсуждать его в приватной обстановке, опасаясь жестокой и изощренной расправы.
Только на седьмой день учебы Чихо плюет на все и с грохотом обваливается на соседний всегда свободный стул рядом с Юквоном — и, скрестив руки, долго хмурым взглядом изучает одну точку прямо перед собой.
-Словно бы и школу не заканчивали, - говорит Зико наигранно наплевательским тоном. - Привет, что ли, Ким Юквон.
Квон вертит в пальцах ручку и на Чихо старается не смотреть.
-Да, привет. Словно бы и не заканчивали...
Голос — мягкий, переливающийся и странно мурлыкающий, не утробно, конечно, но это заметно. И страха, как тогда, на крыше школы, уже нет — а вот поселившееся тепло оживает, потираясь пушистой кошачьей мордой о неравномерно бьющееся сердце.
-Ты ведь в Корё поступил на физмат, нет? А теперь чего?
Зико всегда задает вопросы не в лоб, а в глаз — и Квон, опустив плечи, вновь отводит взгляд, откидываясь спиной на стул. Аккуратные, чуть влажные губы искривляются в горькой, презрительной усмешке.
-Мало ли, куда я поступил. Жизнь распорядилась по-своему...
Чихо кивает, не испытывая желания ни иронизировать, ни выливать литры сарказма, ни просто насмехаться. Только соглашается молчаливо, выстукивая пальцами какой-то ритм на крышке парты.
-И все-таки, - говорит он на прощание, защелкивая замки на белой сумке. - Я не представляю, что могло заставить человека, поступившего в самый охуенный колледж города, перевестись в этот индюшатник.
Квон не отвечает — и уходит, не попрощавшись.
А на следующий день спокойно признается Чихо в любви.
***
Зико всю ночь не спит, ворочается в кровати и думает, что это, наверное, чертовски неправильно — не испытывать возмущения и отвращения к подобному заявлению от Юквона. Причем именно, мать его, от этого странного придурка, а не от кого-то там другого — Чихо, сколько себя помнит, частенько высмеивал краснеющих девочек, признававшихся ему в любви. Они мялись, как пластилин, шаркали ножками, приподнимали школьные юбки, стреляли неумело накрашенными глазами и пищали противными, как у пятиклассниц, «кокетливыми» голосами. Зико это ужасно выбешивало — он плевался ядом, оскорбительно ржал, как конь, и на следующий день не удостаивал кокеток ни единым словом, кроме рефлекторных подколов и фырканья.
А Квон прост, как десять вон — я тебя люблю, если тебе это интересно. А Зико внезапно беспомощен, как щенок, свалившийся в озеро и не умеющий плавать — просто парализованный, обезмолвленный и не находящий в себе сил привычно догнать, надавать по загривку, осмеять и навсегда выгнать из жизни как непригодный для деятельности материал.
Зико просто стоит, опустив руки, и моргает смешно и глупо — Квон не сдерживает улыбки, и, протянув руку, осторожно касается пальцами его скулы.
И поспешно сбегает, всю следующую неделю не появляясь в университете.
Чихо бесится, матерится сквозь зубы, не обращая внимания на трясущего головой Кёна, пытающегося понять, какое очередное шило залетело в неугомонную задницу его друга; всю неделю ходит дерганый, как черт, зарабатывает себе два круга под глазами из-за недосыпания, один — из-за драки на заднем дворе универа, разбитую губу по причине дверного косяка университетской аудитории и гнусное настроение как данность.
-Ты должен знать его номер, ты, блять, с ним хуеву тучу лет вместе учился! - Чихо психует и себя совершенно не контролирует, а Кён, в свою очередь, медленно, но верно звереет.
-Ты чего до меня доебался?! Не знаю я ничего об этом придурке!
Чихо ощутимо скрипит зубами, кривит губы в презрительной гримасе и назло Кёну, как детсадовец, рисует на его бланке с тестами какое-то неприличное слово.
-Адрес?
-Свидание?
-Пшел нахуй!
И Кён уходит — не нахуй, правда, но на очередное свидание то ли вслепую, то ли на четверых. Черт его, урода, знает, думает Зико с лавиной нецензурщины через каждое слово.
Только под конец недели Чихо удается в администрации универа раздобыть нужную информацию под предлогом помочь «внезапно заболевшему» студенту — подорвавшись, Зико быстро разыскивает Квоновский дом и, не решившись зайти в подъезд, полчаса сидит на скамейке перед ним, тщетно ожидая, пока Юквон соизволит выйти.
Через десять минут появляются первые признаки раздражительности, через пятнадцать Чихо уничтожает последнюю жевательную резинку, через двадцать пять у него окончательно сдают и без того пошатнувшиеся нервы.
-Ким-блядь-Юквон, - рявкает он, пиная ногой ни в чем неповинную скамейку. - С-су-ка.
То ли Чихо — волшебник, то ли Юквон — джинн, призываемый особым заклинанием, но факт остается фактом: Квон выходит из подъезда через пять минут после «ритуала», тут же останавливаясь и замирая на пороге. Чихо хмуро приподнимает ворот куртки и прячет в нем половину лица.
-Чего вылупился? - Бурчит он. - Какого хера в универ не ходишь? Пиздюлей за идиотские шуточки получить боишься?
А Юквон вдруг вспыхивает.
-Конечно, боюсь, у меня ведь всегда такие дохуя неудачные шуточки! - И, оттолкнув Зико с дороги, срывается с места, скрываясь за ближайшим поворотом.
Конечно, когда Чихо до поворота добегает, за ним никого нет — немудрено, коли района ни черта не знаешь. И он, наступив на горло гордости, боли в плече и усталости, опускается на всю ту же растреклятую скамейку, твердо намереваясь этого психопата дождаться.
И дожидается — к полуночи. Квон нарочито спокойно проходит мимо, явно намереваясь слинять, но Чихо успевает схватить его за рукав куртки.
-Послушай, это правда была идиотская шутка.
Юквон устало прикрывает глаза.
-Возможно.
-Ты ведь пошутил?
-Конечно.
-Не врешь?
-Нет.
-Точно?
-Нет.
-Так врешь?
-Брешу, как собака распоследняя.
Зико замолкает.
-Ты дебил? - Жалобно.
-Да.
-И давно?
-Полтора года.
-Дебил полтора года или любишь полтора года?
-... Это синонимичные словосочетания.
Чихо трет ладонями глаза, беспомощно опускаясь на деревянную поверхность лавки, и упирается локтями в колени, пустым взглядом изучая землю под ногами. Юквон осторожно присаживается рядом.
-Если хочешь, - негромко говорит, поднося пальцы к губам и дыша на них теплом. - Можешь забыть. Я не удивлюсь...
А Зико ужасно хочется, чтобы и ему руки погрели вот так вот — просто волком вой, собакой скули, привычным собой психуй и топай ногами, но он старается мыслить здраво и приходит к выводу, что это все усталость, расшатанные нервы и крайняя степень напряженности, которой были наполнены последние несколько дней.
-Это плохо, что не удивишься, - внезапно отвечает Чихо совершенно нормальным тоном. - Это плохо, что ты не удивляешься, когда о тебе забывают.
-Это привычно. Я не обижусь, если ты об этом.
Щелчок — словно переключается некий тумблер, услужливо подменяя обыкновенный мир на ирреальность. Ту ирреальность, которую Зико увидел впервые на крыше школы — мягкую и золотистую, наполненную живительным теплом, формирующимся в клубок, проникающим внутрь и исцеляющим обгоревшие концы нервных окончаний. Чихо прикрывает глаза, не глядя на Юквона.
И говорит устало:
-Да нет. Никто ничего забывать не собирается...
***
На следующий день Квон в университет, конечно, все же является — и словно с цепи срывается, начиная творить откровенную хуеверть. Первое, что он делает, увидев Зико — это, наигранно смиренно шаркнув ножкой, дарит ему каланхоэ в цветочном горшке, обвязанном розовой ленточкой; потом, выждав, пока Чихо успокоится от накатившего охуения, совершенно свободно чуть ли не виснет у него на шее, берет за руку и смотрит откровенно блядским, не влюбленным даже, а пересахаренным в попытке сыграть какую-то роль взглядом. Зико мгновенно начинает дергаться, весь день шарахается от Квона, который словно бы целью себе поставил доебаться со всякой влюбчивой хуетой, ничего не понимает и в конце концов ожидаемо срывается. А Квон, кажется, только того и дожидался.
-Что, ёб твою мать, происходит? Какого хера ты, Ким Юквон, творишь?..
Юквон, перестав рисовать сердечки в тетради, поднимает на Зико удивительно серьезный, задумчивый взгляд — словно ушат холодной воды на голову.
-Давай, Чихо. Ну же, пошли меня нахуй.
И закусывает губу.
Чихо сидит, опустив голову на руки, и тихо, но многословно отказывается понимать, что происходит вокруг — в итоге лишь взмахивает рукой, опрокидывая пенал с парты. В аудитории уже — никого, так что можно не дергаться. Осознав, что орать, визжать и топать ногами Зико не намерен, Квон говорить начинает только через минуту.
-Я думал, - негромко и как-то тускло. - Что ты после всех этих финтов пошлешь-таки меня нахуй.
Зико трясет головой и стонет.
-Зачем? Просто, блять, зачем?
Квон поводит плечом — в совершенстве естественно и в совершенстве красиво.
-Мне кажется, тебе стало бы легче.
Чихо издает тихий, отчаянный вой — Юквон же выглядит так, словно и не происходит ничего, словно не он весь день творил идиотскую дрянь, и не он сейчас с непробиваемым лицом городит откровенную чепуху. Зико запрокидывает назад голову.
-Ага, конечно. А тебе — что, тоже легче бы стало?
-А какая разница, каково стало бы мне?
Чихо, помедлив, встает — неторопливо и расчетливо, спокойно и ровно.
А потом со всей силы пинает ногой стул до хруста деревянных перегородок.
-Ты идиот, Юквон? Дебил? Придурок? Тупица? Баран? Или, может... Индюк?
Зико откидывает стул к стене, с садистским удовольствием наблюдая, как деревянные ножки издают предсмертный хрип, и спинка начинает держаться на честном слове; добивает ещё раз и ещё — Юквон, опустив голову, по-прежнему не двигается, рассматривая потертые на коленях новые джинсы.
-Какая разница, что было бы со мной, плевать на меня, я ебаный жертвенник, - передразнивает Чихо раздраженным, противным до одури голосом, заставляя Квона поначалу смутиться и захотеть сдохнуть, а потом — вызывая неконтролируемую, алую злость. - Послушай, Юквон. Кому это нужно? Что за театр одного актера?
Юквон пытается успокоиться — раз-два-три, считая овец и кошек на полянке, раз-два-три, почему-то индюки и бараны вместо симпатичной прежде сельской скотины.
-Мне, - говорит Чихо вдруг совершенно спокойно. - Не стало бы легче. Перестань горячку пороть и дай мне время. Просто дай мне время...
***
-Ну ты каланхоэ-то забери — умрет ведь цветок.
-А? Калан-что? А, да, хорошо...
***
В этот вечер, возвращаясь домой из университета, Юквон замечает у подъезда тонконогого серо-полосатого котенка — тот, голодным взглядом преследуя конфетный фантик, бросается на псевдоигрушку, с утробным урчанием разрывая её когтями и разочарованно мяукая в знак осознания, что все это наеб и фальсификация. Квон, присев на корточки, протягивает мелкому руку — тот недоверчиво обнюхивает её и больно впивается в указательный палец, довольно щурясь большими желтыми глазами. А потом, отпустив, торопливо зализывает ранку.
Юквон улыбается и подхватывает его на руки.
-Пойдем, полосатый. Думаю, ты понравишься Оскару...
Юквон называет кота Чихо.
***
Просто дай мне время.
Больше Зико не заговорит об этом никогда, словно не было ничего до.
@темы: кто-то что-то сказал?, фанфики, би эл оу си кей
было ощущение, что Зико хотел бы сорваться и зачем-то побежать за Квоном. Вот не знаю, остановил бы что ли, и не зная, что ему сказать, просто молчал бы наверное..
короче я опять out of here
вот сама ведь пишу - а все равно ему хоть за это сказать спасибо хочется...
Вот не знаю, остановил бы что ли, и не зная, что ему сказать, просто молчал бы наверное..
да, пожалуй. ты права. Но Зико такой Зико, все равно ещё ничего не понимает, но и рано ему
спасибо тебе
Но Зико такой Зико, все равно ещё ничего не понимает, но и рано ему
может, поймет когда-нибудь?
больно уж потерянный Квон тут...
но не объяснил..
не могу даже слова сказать, как именно я люблю твоего Юквона. Разве что - что переживаю его всей собой
мне нравится, что тут он не такой как в Бомбейской истории
мне нравится, да
<3
Бомбей не для Грааля. хотя что-то общее... но да, совсем о другом и как-то вот так.
спасибо тебе, что читаешь - мне с этой фигней порядком тяжело. (
ты там держись, Кэп..
И не по сабжу