nah, fuck it
Название: Мелом на Граале
Фэндом: Block B
Персонажи: ZiKwon + будут прибавляться
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность, джен, слэш, юмор, ангст, психология, философия, недоромантика
Предупреждения: AU, сильно AU, обсценная лексика as always
Размер: все части будут драбблами-однострочниками, не связанными по смыслу. Короче, вновь цикл - хотя, может, и не настолько уж они будут разрознены...
Статус: в процессе
От автора: Я Кэп. Вопросы?

Надпись #1
Надпись #1
Юквон Зико любил. Любил глупо, очень сильно и отчасти по-детски.
А Зико со своей стороны давно сделал вывод, что Квон, пожалуй, самый конченый гей из всех геев, которых он, Чихо, когда-либо в своей жизни встречал. И как-то не особо обращал внимание на то, что людей нетрадиционной ориентации он видел только на картинках.
На каких — вопрос другой и вообще не по теме.
Юквон Зико любил — а Зико, в свою очередь, делал ебало кирпичом и мысленно обещал себе нечто вроде «когда я вырасту, создам средство для излечения от пидорства и страсти к гомоебле». При Квоне Чихо, конечно, всегда держал язык за зубами и прилежно помалкивал, проглатывая яд — отчасти потому, что у Юквона длина языка разве что до колен не дотягивала, и ему ничего не стоило элегантно (пусть даже часто и неосознанно) отомстить, растрепав социуму что-нибудь неудобосказуемое.
Например, как он, У Чихо, однажды в конце сочиненной на день рождения Кёна рэперской песни пририсовал ручкой сердечко — трагедия не бог весть какая, но с тех пор Зико ужасно нервничал, много огрызался и вообще вел себя неадекватно, когда разговор заходил о канцелярских принадлежностях и писанине. Откуда Юквон про сердечко узнал — Чихо не представлял и представлять, честно говоря, хотел меньше всего в этой жизни.
Юквон Зико любил — но любил, наверное, слишком светло и наивно, и Чихо это до смерти раздражало. Квон таскал ему мягкие игрушки, статуэтки и цветы, едва ли не пел серенады под окнами, попадая мимо нот, и караулил в коридорах университета, заваливая вопросами «как дела?», «как спалось?» и «ты вообще жрал сегодня с утра, чудовище?». Зико вздрагивал, шугался, от нервоза забывал весь мат и только икал в ответ что-то невразумительное, разыскивая глазами кого-нибудь из друзей с видом «ебать, парни, спасайте, крысы хотят нахуй с вашего корабля».
Что до подарков: мягкие игрушки немедленно тыкались в квоновскую морду с шипением «ты ебанулся, что ли, пылесборники сюда таскать», цветы с торжественным видом оборачивались в газету и перекочевывали к Кёну, у которого, в отличие от Зико, была девушка, статуэтки с матерным свистом летели в стену, а серенады прерывались захлопнутыми окнами, закрытыми жалюзи, выключенным светом в комнате и одеялом, под которое Чихо прятался и очень надеялся, что никто не догадается, к кому ночью под окна притащился этот хреново знающий слова баллад мудак.
Красивый, правда, но все равно хреново знающий и мудак.
Юквон Зико любил необъяснимо, немного болезненно, но куда более радостно — а Зико шипел, едва ли не бился крашеной головой о стену и проклинал всеведущих богов гомоебли.
И, конечно, дико разозлился, когда Квон в День Всех Влюбленных подарил ему валентинку, мать её, прямо в коридоре университета. Чихо Квона отловил, отпинал в туалете и провел небольшой ликбез на тему; Юквон минут пять потерпел, точным ударом залепил Зико фингал под глазом и гордо удалился, хлопнув дверью, которая от хилости и старости тут же слетела с петель.
И сделал вывод, что раз бьет — значит, любит. С тех пор Чихо к нему и пальцем не прикоснулся, хотя Квон своим видом всячески побуждал желание то ли вмазать по смазливой кошачьей морде, то ли завязать морским узлом рыжую челку, то ли завалить уже и трахнуть.
Юквон Чихо раздражал, ужасно раздражал.
Юквон Зико любил. Но дураком — не был.
Зато был, пожалуй, одним из немногих - или все же единственным? - кто ни разу от него не отступился несмотря на все финты ушами, асоциальные выходки и мат через каждое слово без разбору адресата.
Зико считал, что ему катастрофически не везет по жизни — то на физмат вместо вокально-артистического, то хуй с маслом вместо родительского финансового обеспечения, то друзья суки и пидорасы, то на шее вместо баб виснут почему-то мужики. Чихо ненавидел жаловаться, но уж слишком часто накипало после какого-нибудь теста по высшей математике — и тогда рядом почему-то не оказывалось никого, кроме Квона. Безо всяких его игрушек, статуэток и цветов — только со взглядом серьезным и саркастическим полуискривлением губ.
И Чихо высказывался.
С матом, со вкусом, с афоризмами, идиомами и олицетворениями. А Юквон выслушивал — и совсем не любовным пинком, заставляющим сомневаться, что любовь ещё не завяла, как помидоры, выставлял на улицу, вел в кафе и позволял напиться. А потом — что не менее важно — провожал до общаги, ставил тазик и поутру присылал смс-ку с текстом «абонент проблевался от собственного ничтожества?».
Зико злился, не кидал телефон в стену только по причине отсутствия финансов, вслух посылал Квона к хуям и с грустью думал, что этот идиот слишком быстро стал умным.
Или он и идиотом-то и не был никогда.
Юквон Зико любил.
А Зико разбирал на составные части материнские платы в собственной голове, ковырялся там отверткой и выносил вердикт, что стар стал, дряхл и прогрессирующую шизофрению, кажется, подхватил у кого-то воздушно-капельным путем.
Когда в очередной раз пришла гнилая мысль, что пора бы начать новую жизнь — да, прямо с понедельника, поднимай задницу! - Чихо собрался с мыслью, подцепил первую попавшуюся девчонку и затащил её в кафе на свидание, угробив килограмм нервных клеток на то, чтобы Юквон это дело увидел, осознал свою в корне неверную жизненную позицию и отлип уже к чертям собачьим. Квон, конечно, не слепой — увидел, постоял в стороне с минуту и ушел, засунув руки в карманы симпатичных узких белых джинсов.
Зико тогда как-будто переклинило — то ли шило в задницу влетело, то ли ещё чего, но минут пятнадцать он железно терпел, изъелозив весь стул, а потом под каким-то смешным предлогом пулей вылетел вон, разыскал Юквона и, запыхавшись, объяснил, что все это неправда и вообще фальсификация. Квон молча смотрел в сторону, а Чихо, как заводной, прыгал вокруг него, размахивал руками, напоминал нелепую мартышку и орал, что они никто и он вообще её не знает.
-А ты передо мной чего оправдываешься? - Спросил Квон спокойно, пожав плечами. - Ты как-то вообще волен делать все, что душе угодно.
И ушел, засранец.
Чихо посидел на скамейке, выпил бутылку энергетика и этой же ночью пришел под юквоновские окна. Постоял, помялся, на едином духу прочитал несколько рэперских партий, сплюнул, в темноту заявил, что «ебал я ваши серенады», и ушел в ночь.
Он, конечно, до последнего надеялся, что Юквон ничего не заметил, да только у Квона комната на первом этаже, окна не заклеены и вообще всегда открыты на ночь.
Юквон Зико любил. Любил необъяснимо, немного по-детски, отчасти наивно и всегда — всегда очень болезненно.
И в восьми случаях из десяти постоянно был рядом. Два пропущенных — это когда начиналась аллергия на летающие перед лицом мягкие игрушки.
Ну, на пыль. Квон вообще часто чихал — по делу и не.
А Зико... Что Зико?
Зико сидел на скамейке около юквоновского подъезда, пинал кроссовком забытый детский мячик, тискал дворовых кошек, пил «спрайт» и Квона тоже, пожалуй, любил.
Только не считал нужным, чтобы об этом кто-то знал.
Надпись #2Надпись #2
С Зико Кён знакомится на последнем учебном году в школе.
Когда на первый урок в кабинет вслед за преподавателем входит странноватый парень, класс как по команде делает охотничью стойку и рисует выражение лиц в стиле «ну ты понимаешь, кто здесь хозяин»; парень, впрочем, стоит, засунув руки в карманы явно недешевых потертых джинсов, и внимания на эти взгляды на обращает, глядя куда-то в потолок и лениво перемалывая белыми зубами жевательную резинку.
-Ребята, это наш новый ученик — У Чихо. Познакомьтесь и помогите ему освоиться в коллективе.
Судя по выражению лица этого самого У Чихо, можно сказать только одно — в гробу он видел всю эту теоретическую помощь и знакомства, так что все могут стройными рядами вольвоксов идти лесом как можно дальше и качественнее. Не сказав ни слова и так и не вынув рук из карманов, новенький равнодушно проходит между рядами, останавливаясь рядом с одним из двух единственно свободных мест в классе — около Кёна. Вещей у этого Чихо с собой нет, поэтому он просто плюхается на стул, закидывает ногу на ногу и растекается по парте, подперев голову рукой.
Оставшееся время урока Кён, осторожно скосив взгляд, рассматривает новенького, не особо следя за лекцией и вообще потерявшись в теме. Одет парень с претензией: к потертым джинсам в стиле «по хеп-хапу» прилагается обыкновенная белая рубашка с закатанными рукавами, темно-серая жилетка и довольно тяжелые белые «адидасы» спортивного типа. На лицо вполне себе миловидный, хотя выражение морды оставляет желать лучшего — создается впечатление, будто симпатичному мальчику под нос сунули кучку отборнейшего дерьма. Волосы явно выкрашены — какие-то серебристо-пепельные с темными прядями, уложенными в творческий полубеспорядок.
-Правила дифференцирования интереснее, - бросает вдруг У Чихо, а Кён замирает с выражением лица, по глупости с легкостью способным соперничать с парнокопытными, и только через минуту осознает, что это его только что так изощренно попросили не пялиться.
А Чихо кидает на Кёна косой, быстрый взгляд и вдруг ржет — громко и радостно.
Так все и начинается — с правил дифференцирования и конского ржания посреди урока.
Чихо оказывается парнем общительным, но в общении не простым — в первый же день Кён удостаивается быть облитым литром сарказма, килограммом насмешек, кубометром здорового троллинга и галлоном раздражения со вспышками немотивированной, но зачастую смешной агрессии. Чихо абсолютно автономен и вниманием никого не удостаивает — кроме, пожалуй, Кёна, да и то по причине простого соседства по парте — возвышается посреди класса своим немаленьким в принципе ростом и не собирается, кажется, ни с кем заводить разговоров.
Чихо не хуже Кёна разбирается в математике, спокойно решает задания университетского уровня и тут же проваливает обыкновенный текст по истории Кореи; на обедах первые пару дней гордо восседает на подоконнике и болтает ногами, а на физкультуре демонстративно делает в одиночку даже парные упражнения, при появлении физрука начиная отчаянно чихать, тереть глаза и всячески изображать аллергию. Потом, видимо, немного обвыкается, но по-прежнему смотрит на одноклассников взглядом не иначе как в стиле «ну все с вами ясно», и только Кёна тащит в столовую за сэндвичами — да и то поначалу лишь потому, что плохо помнит дорогу.
-Послушай, Чихо, - спрашивает как-то Кён во время обеда по прошествии нескольких недель. - А чего ты ни с кем не знакомишься?
Чихо с крайне задумчивым и умным видом пережевывает сэндвич и крутит в воздухе пальцем с видом профессионального философа.
-Потому что все индюки, - выносит наконец вердикт, проглотив кусок колбасы. - А нахуя мне эти бесполезные птицы?
Сказано таким убедительным тоном, что не возникает ни единого сомнения в логичности высказывания. А Кён просто понимает, что Чихо — парень зоркий, и явно прекрасно заметил, какими взглядами его одаривали одноклассники в тот самый первый момент. А ещё то, что этот У Чихо явно живет по принципу первого впечатления.
-А сам-то, - хмыкает Кён невольно.
-А что сам-то? - Чихо невозмутимо пожимает плечами. - Я не индюк. Я — петух. Ко-ко-ко.
-Это курица, дебил...
-Отъебись.
И ржет весело.
-Будешь сэндвич? Не люблю шпинат.
Кён, не выплывая из своих мыслей, кивает, хотя шпинат тоже не любит.
-И никогда не называй меня Чихо.
-В таком случае?..
-Зи Ай Си Оу.
-Чего?
-Зико, чувак, Зико. Ты ешь шпинат, он полезный. No more questions.
-Кён-а, помоги мне с производной... Ладно, ты тоже не индюк. А это кто?
-Это? - Кён оборачивается, всматриваясь туда, куда указывает Зико. - Это Юквон.
-Спасибо, - тот закатывает глаза. - Мне сразу все стало ясно...
-Да ну тебя... Обыкновенный странный парень, не общается здесь ни с кем, и у него вообще там, кажется, своя атмосфера. А чего такое?
Зико задумчиво грызет ручку, глядя в тетрадь с примером, а потом принимается строчить вдвое быстрее — явно расписывает анализ к какому-то вопросу.
-Он тоже не индюк.
-А кто?
-Не знаю.
***
Проходит полгода — Зико умудряется не пропустить ни одного учебного дня, не подхватить ни одной гнусной простуды, не получить ни единой тройки по математике и зарасти в двойках по истории и праву. На физкультуре все так же в волейбольных партиях подает намеренно в аут, мячи принимает по-футбольному, парные упражнения делает только с Кёном, а в школу приходит за пять минут до звонка несмотря на то, что живет в двух шагах в съемной однокомнатной квартире — родители же живут где-то в пригороде Сеула.
-Я десять лет в пригородных школах учился, - у Чихо редко случаются приступы искренности, но если случаются, то метко и лаконично. - И, честно говоря, не вижу особой разницы. Что там индюки, что тут индюки. И везде — хуйня.
Кён не спорит — хотя бы потому, что просто не знает, каково это.
А Зико, кажется, полностью самодостаточен — впрочем, Кён давно сделал вывод, что ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов.
А ещё Зико никогда не заговаривает о дружбе — видимо, не комильфо, пафосно, не по хеп-хапу и вообще сопливо. Ни о друзьях, ни о семье, ни о товарищах — только троллинг, веселье, интегралы и редкие минуты откровений, которые в сумме дают не больше самой короткой перемены между двумя уроками.
Чихо никогда не говорит о дружбе — даже в те моменты, когда становится совсем тоскливо, и он затаскивает Кёна на ночевку в свою однокомнатную, мотивируя тем, что до ужаса боится темноты. Даже тогда, как исправно по выходным вытаскивает Кёна пошататься по городу, каждый день дожидается у входа в школу, чтобы зайти вместе, и помогает с задачами на движение, с которыми у Кёна всегда были проблемы.
Зико, кажется, полностью самодостаточен, автономен и непробиваем. Кён только один раз видит его растерянным и смущенным.
Помнится, школьный тур олимпиады по математике — Зико минут десять елозит на стуле, разглядывая спину и низко опущенную голову этого сидящего впереди странного парня — Юквона. Потом, словно бы решившись, толкает Кёна локтем в бок:
-Кён-а, Кён-а, давай ему поможем?
Тот только дергает рукой и шипит — мол, отвлекаешь от развернутого ответа, помогай, коли возжелал, я не против. Чихо, фыркнув, подгадывает момент, когда преподаватель отвлекается, и концом ручки тыкает Юквона в спину. Тот, вздрогнув, оборачивается, а во взгляде — непонимание с еле заметной долей испуга.
-Тебе помочь? - Спрашивает Зико тем бесподобным суфлерским шепотом, который слышно даже за кулисами.
Юквон первую секунду не понимает, что от него хотят — а потом, осознав, щурит странно удлиненные, красивые глаза и улыбается, качая головой.
-Спасибо, я уже все решил.
Оставшуюся часть олимпиады Зико сидит, словно громом пораженный — и Кён в первый и последний раз видит его растерянным и немного смущенным.
А о дружбе он все равно никогда не говорит.
И дает некое подобие слабины только один раз.
***
Когда днем в Рождество раздается звонок, Кён не удивляется — мало ли, кому что могло понадобиться в суетливый праздничный день. Когда в мембране трубки слышится голос Зико, тоже не чувствуется особого недоумения — мало ли, какая очередная вожжа могла попасть под хвост товарищу. Но когда Кён понимает, что этот голос на другом конце провода — пустой и серый, становится как-то неуютно.
-Слушай, Кён, - говорит Зико как-то совсем аккуратно и корректно, что само по себе настораживает. - У тебя ведь предки уехали на Рождество, да?
-Ага, - отвечает Кён, помедлив. - А...
-Я зайду? - Бесцеремонно перебивает Чихо вполне себе в своем стиле, вынырнув на секунду из странного обволакивающего уныния. - Просто я на праздники в городе остаюсь, а одному как-то... Не комильфо.
Кён, конечно, не против — и сам уже собирался звонить, но бессовестно рад, как и всегда, когда Чихо делает все сам. В таком случае просто не приходится выслушивать литры насмешек и упаковки лучей троллинга.
Чихо заявляется под вечер — с порога сует в руки Кёну огромный пакет с какой-то съедобной несуразицей, мясной по большей части, а потом напяливает на кёновскую голову упаковку с новыми белыми адидасовскими перчатками на меху — и улюлюкает, гад, прыгая вокруг и закрывая обзор.
-Встречай Санту, мальчик, как ты вел себя весь этот год? - Басит Зико намеренно хриплым и прокуренным голосом. - Стишок можешь не рассказывать... Впрочем, сбацай-ка мне про елочку. Как не знаешь? Совсем идиот, что ли? Кстати, качестве ответного подарка с удовольствием приму полностью проработанную тетрадь по органической химии. Верну к первому учебному дню.
Пока Кён в наспех натянутых перчатках, грязно матерясь, роется в учебниках и параллельно пытается объяснить Чихо, в каком из пакетов с красными оленями находится его подарок в виде наушников, сам Чихо успевает обойти все комнаты, засунуть нос во все углы и в ванной тщательно помыть руки с жидким мылом с ароматом молока и карамели.
-Твое? - Насмешливо.
-Мое рядом, - кивок на брусок обыкновенного антибактериального. - Что ты как не мужик?
Зико только ухмыляется и показывает язык, вытаскивая на ковер посреди зала две бутылки энергетиков, огромную упаковку с чипсами и нехилую такую стопочку DVD-дисков в коробках. Кён в очередной раз думает, что Чихо относится к той идеальной породе гостей, которые делают все сами и без бесполезного ведома не менее бесполезного по своей сути хозяина.
-Или чего покрепче? - Чихо кивает на энергетики, а Кён качает головой — мало ли, когда родителям приспичит вернуться домой.
И Чихо не спорит.
Гелиевый запах наскоро слепленного из ничего веселья Зико кончается примерно к полуночи, когда они на двоих успевают уговорить пять бутылок какой-то вконец отвратительной сладкой дряни и уничтожить половину съестных запасов, включая крабовые палочки из морозилки. Чихо, совсем замолкнув, разваливается на ковре в позе морской звезды и утыкается лицом в ворс, прикидываясь ветошью.
-Унылое дерьмецо, - выдает Кён в пустоту, а Чихо нечленораздельно мычит, явно понимая, что это внешне безадресное астральное послание вполне себе имеет адресата.
Зико лениво переворачивается на спину и потягивается, выгибая спину дугой.
-Есть такое дело, - соглашается на удивление спокойно. - Но это не я. Это объективная реальность, мой огуречный друг.
Кён глубокомысленно пускает в бутылку пузыри через трубочку.
-С херали огуречный?
-Не знаю, - туманно признается Чихо. - Мне нравятся огурцы. Они такие... Зеленые.
-Окей, - фыркает Кён. - Видимо, я тоже зеленый, продолговатый и пупырчатый.
Зико уныло ржет, катается по ковру, размахивает и руками, и ногами, и в конце концов останавливается, снова уткнувшись мордой в пушистый ворс.
-Не исключено, - голос звучит глухо. - И с майонезом ещё покатишь.
Вид Зико почему-то совсем не располагает к шуточкам.
Когда Кён возвращается после долгого визита на кухню по причине разговора с матерью, Зико уже не продавливает своей псевдоактивной тушкой ковер, а вовсю бесцеремонно и нагло роется в бумагах на письменном столе, едва ли не переворачивая все вверх дном. Кён, улыбаясь, приваливается плечом к косяку двери — все нормально, это вполне в стиле Зико: вот так вот просто нарушать личное пространство, ломая установившиеся рамки и не вызывая при этом никаких негативных эмоций. К тому же Кён уверен, что в этих бумагах нет ничего важного.
Не успевает он об этом подумать, как Зико замирает, поднимая к глазам какой-то листок — и рассматривает его долго, напряженно и совсем как-то непривычно серьезно. Кён дергает плечом, чувствуя, как оголяются провода нервных окончаний:
-Чихо?
-Стоять бояться, - по-прежнему глядя в лист и не отрываясь от него, Зико выставляет в Кёна палец по примеру пистолета и делает игрушечное «пуф». - Кён, ты что, тексты пишешь?
Кён вздрагивает и, мгновенно оказавшись рядом с Чихо, выхватывает из его пальцев бумагу; так и есть — незаконченный текст начатой полторы недели назад песни, валяющийся без дела из-за отсутствия вдохновения. Внутри возникает странное, не испытываемое раньше чувство — стыдно, как будто с поличным поймали за чем-то неправомерным по типу снятия какого-нибудь хоум-видео.
-Я... Извини, - бормочет Зико, делая шаг назад. Во взгляде — растерянность вперемешку с острым недоверием.
Это — второй раз, когда Кён видит его растерянным и смущенным.
-Да все в порядке, - он машет рукой с зажатым в пальцах листком. - Подумаешь, текст, эка невидаль. С цифрами с ума сойти можно.
Зико как-то деревянно кивает и отходит — подумав, снова валится на ковер в позу морской звезды, но теперь уже лицом вверх, к потолку. Долго лежит, не говоря ни слова и лишь касаясь изредка лица кончиками пальцев — а Кён, вздохнув, присаживается на стол, не решаясь прерывать молчание.
Такое почему-то естественное.
-Послушай, Кён, - начинает наконец Зико только спустя долгих пять или шесть минут, и роется в кармане джинсов, доставая оттуда порядком измятый, потрепанный лист. - Помоги мне, пожалуйста, а?
Кён садится на ковер рядом с Чихо, подтягивая колени к груди — не выпускники школы, а какие-то детсадовцы. И берет в руки лист.
На нем — полностью написанный текст песни. Два куплета, три припева с одной измененной строкой, бридж, стартовые сочетания слов. Все — аккуратным разборчивым почерком синей слегка мажущей ручкой с толстым стержнем, все — с цветными пометками яркими текстовыделителями. Все — идеально в ритм, рифму, такт, теоретическую медленно-рваную музыку и ощущения.
Только одного не хватает — финальной строки.
-Я написал её четыре года назад, - говорит Зико негромко. - Полностью написал. И только финальную строку придумать не смог — до сих пор, хотя думаю об этом почти каждый день... Там, в пригороде, где я учился, много таких писак было — я мог бы попросить о помощи, но не доверял, хотя они по-своему были неплохие ребята.
Кён чуть сжимает пальцы на ставшей уже мягкой от постоянных прикосновений бумаге.
-Почему не доверял?
Глупый, глупый вопрос.
«Глупый, глупый Пак Кён».
-Они все индюки, - внезапно живо и безапелляционно заявляет Зико. - Ин-дю-ки.
И снова замолкает — будто с головой уходит в воду.
Зико никогда не говорит о дружбе — видимо, не вопрос, не тема, пафос.
-Кён, - голос Чихо негромок и пропитан усталостью, как бисквит сиропом. - Сочини её, а? Я вовек не смогу. Видимо, она не моя должна быть.
Вновь молчит с секунду, а потом внезапно вскакивает и, взмахнув руками, начинает скакать по комнате. Кёну становится страшно.
-Я знаю, ты сейчас спросишь нечто вроде «Почему я? Что я? А чего я?», поэтому сразу отвечу — потому что ты, Пак Кён, не индюк! Я понятно выражаюсь?
И, продолжая заливаться соловьем, волнообразной походкой удаляется в сторону кухни за стаканом холодной воды, потому что вдруг становится слишком жарко.
Надежда — она теплая, а когда её много — её много.
На кухне слышно, как Чихо, матерясь, пытается попасть горлышком бутылки в стакан, как проливается на пол вода, как все тот же неповторимый У Чихо поскальзывается и едва ли не падает; Кён же, скрестив ноги по-турецки, умело подбирает ручку по цвету и пишет на листке с текстом первые несколько слов.
Он сочинит — и так начнется все, что в теории может и должно быть.
А Зико может никогда ничего не говорить больше о дружбе — он все уже сказал.
Надпись #3Надпись #3
Минхёк встречает этого пацана поздней весной 201n года.
***
Минхёк любит свою работу.
Заработной платы на оплату обучения в университете не хватает, времени после учебы съедает по самое не балуйся, изматывает усталостью, как собаку, и нервы жрет за милую душу, разве что не закусывая. Выходные? Ладно, в субботу можешь балду погонять, но в воскресенье — будь добр, заявись и проведи воскресную группу.
Минхёк любит свою работу — без дураков, любит, но иногда все-таки испытывает запредельное желание подложить в директорский кабинет навозную бомбу. Или водородную. А ещё лучше — комбинированную ураново-навозную.
Минхёку действительно нравится преподавать в школе искусств, выпускником которой он является — среди взрослых и опытных учителей с преподавательской степенью эдакий грант доверия от администрации лучшему выпускнику потока. Расписание, правда, поддавливает слегка настроение: занятия с группами сразу после пар в понедельник, четверг и пятницу, а в среду плюсом к вечернему уроку идет ещё и утренний, потому что в этот день в универе пары начинаются только в полпервого пополудни. Вторник и суббота — заслуженные выходные, в воскресенье — сдвоенная уик-энд группа сдвоенным, опять же, трехчасовым занятием.
Минхёк её не очень любит — там дети до десяти лет, которых хочется попереубивать особо изощренными способами уже после первых семи минут урока. Остальные ничего так — парни и девушки возрастом от шестнадцати до двадцати пяти, более или менее адекватные. Больше, конечно, парни — Минхёк преподает все-таки не бальные танцы и не восточные.
Хотя, в принципе, может.
Понедельник — самый, пожалуй, отвратительный день минхёковской недели — и не потому, что после выходных, а потому, что четыре мучительные пары подряд, тренировка в спорт-зале и только потом — работа. И пусть все оно хореографическое — начиная от факультета в университете и заканчивая занятиями спортивными танцами в спорт-клубе — это порядком заебывает. Неудивительно, что в понедельник в школу искусств Минхёк заявляется раздражительный, мрачный и злой, как голодная собака.
Занятия начинаются в шесть часов вечера, но он предпочитает приходить в пять, чтобы успеть подготовить зал, немного отдохнуть и размяться — идиот, куда тебе ещё! Скрывая озверелое выражение лица псевдодружелюбным оскалом (сам Минхёк искренне считает его верхом обходительности), он здоровается с администратором и привычно забирает ключ от четырнадцатого кабинета, а у входных дверей в зал на шеренге стульев и встречает этого незнакомого парня, болтающего ногами и интеллектуально рассматривающего потолок.
-Эй, - окликает Минхёк недовольно. В голосе — ноль вежливости, но ему сейчас откровенно побоку на собственное поведение. - Ты из группы, что ли?
Своих «учеников» он всех знает в лица.
Пацан разом трясет головой, явно освобождаясь от ненужных мыслей, вскакивает и едва ли не подпрыгивает на месте — ростом примерно такой же, как и Минхёк, стройный и гибкий, одетый в практичный и удобный кэжуал.
-Теперь да, - широкая улыбка на лице. - Это вы руководитель этого кордебалета?
Минхёк притормаживает — разве что зрачки в глазах не проворачиваются от мыслительной деятельности. Руководитель чего, блять? Минхёк кривит губы.
-Ну предположим, - глухо отвечает он, отворачиваясь от пытливого взгляда пронзительных темных глаз и ковыряясь ключом в замочной скважине. - А ты кто такой? Я тебя здесь раньше не видел.
Парень закатывает глаза, поднимает горе-очи к потолку и строит рожу в стиле «перекоси ебало», пока Минхёк стоит спиной и не видит — вернее, это пацан думает, что он не видит, а у того оказывается вполне себе развитое периферийное зрение.
-Если ты меня тут раньше не видел, это не значит, что меня сейчас тут нет, - отфутболивает этот кадр с убийственной логикой, легко переходя на «ты», и проворно проскакивает мимо Минхёка в открытый зал.
Тот устало опирается плечом на дверной косяк и прикрывает глаза — ругаться сил элементарно нет, но и терпеть подобные выходки от какого-то зелененького незнакомца он не собирается, хотя и слабо представляет, что можно противопоставить такому энтузиазму.
-Я тебя спрашиваю, ты кто такой? - Сказано тихо, спокойно, но от того до пиздецов просто страшно.
А парню — тому все равно.
Он подпрыгивает, выделывает какое-то нереальное — в своей смехотворности, естественно — па и изображает жалкую пародию на реверанс.
-Я Ким Юквон, - возвещает торжественно, улыбнувшись озорно, отчасти дерзко и — мягко, что ли?
И добавляет то, чего Минхёк в данный конкретный момент желает слышать меньше всего:
- … И я хочу научиться танцевать.
Примерно уже в эту минуту Минхёк начинает понимает, что существует такая зараза, от которой невозможно излечиться.
А Ким Юквон этот — рыжий.
Нет, серьезно — рыжий, без дураков.
***
-Ну чему тут ещё можно учить? - Едва ли не орет Минхёк, поднимая руки к воображаемому небу и проклиная себя самого за то, что решил-таки проверить способности этого Юквона за полчаса до начала первого урока в пустом зале. Юквон пытается заново повторить только что показанную связку — память, конечно, довольно херовенькая для танцора, но движения выходят на удивление пластичными и соблазнительными.
Рыжий взмахивает конечностями, оббегает Минхёка по кругу и заглядывает ему в глаза.
-Как чему? Танцам!
Святая простота!
Минхёк устало и как-то обреченно опускает руки — от зашкаливающей активности этого субъекта воздух в зале перегревается, замыкает в нервной системе и заставляет стирать зубы в порошок. Попросту говоря — Минхёк в бешенстве.
-Послушай, а ты отвалишь, если я скажу, что ты охуительно танцуешь, и тебе не нужно ничему учиться? - Спрашивает он словно бы между прочим, имея целью, естественно, сбагрить куда-нибудь этого горе ученичка, который — да у него все на лбу фломастером написано! — только и будет вести себя, как атомная бомба, сбивать группу с толку и выступать возмутителем порядка. А потом прикидываться ветошью — я не я, корова не моя.
А самое интересное, что Минхёк не врет — ну, практически.
Как-то совсем интересно получается, что Юквону действительно ничуть не сложно повторить за Минхёком все то, что он делает — проблема только с тем, в какой последовательности воспроизводить элементы. Тело Квона, податливое и гибкое, идеально копирует все требуемые детали — с совершенно особой, резковатой пластикой, на выходе смягчающейся и в итоге все равно оканчивающейся обрывом. И с неизменной соблазнительностью — Минхёк подсознательно подмечает детали и прекрасно понимает, что Юквон не контролирует этого процесса.
Так что да — Минхёк не врет. Почти.
Все равно Квон умудряется перепутать последовательностью движений даже в связке, состоящей из двух элементов.
Страдальческий юквоновский вопль прорезает зал, и, как по команде, начинают стекаться ученики — Минхёк поспешно отползает в сторону стереосистемы, чтобы настроить музыку, и проглатывает вертящийся на языке жутко любопытный, но неловкий вопрос на тему «окей, а задницей ты где так двигать научился?».
***
Минхёк не помнит ни одного настолько гнусного занятия — даже в чертов вечер понедельника.
За полтора часа Юквон умудряется перезнакомиться со всей группой, поползать по всем теоретически доступным горизонтальным поверхностям, внести яблоко раздора между двумя самыми перспективными танцорами на тему того, как лучше дрыгаться — на спине или на животе; построить глазки немногочисленным девушкам вымирающего вида «я хочу плясать, как парень», снести стул в углу, разозлиться, понянчить ушибленную коленку, вытащить проклятый предмет мебели на середину зала и станцевать на нем какую-то дребедень, принятую всеми за попытку стриптиза.
-Просто ремень на штанах плохо держался! - Орет этот ненормальный, под дружное ржание группы продолжая бессовестно крутить бедрами и ожидаемо наебываясь со стула. Минхёк размазывает по лицу глаза, уши, нос и зубы, вытирает слезы мучительной боли и, сидя напротив зеркала, изредка прикладывается виском о колонку с орущей музыкой и уныло наблюдает за откровенным развенчиванием групповой дисциплины. А то, что она развенчивается — вообще не вызывает ни единого сомнения.
Конечно, вскорости ему это надоедает, и он повышает голос, требуя идеального повторения разученной за этот месяц связки; группа всем составом охеревает — просто потому, что Минхёк никогда не повышает голоса по причине нежелания казаться идиотом — и связку повторяет один раз. Один.
Квон крутится под ногами и всячески пускает корни беспредела.
Как-то так получается, что Юквон умудряется привлекать к себе внимание даже тогда, когда сидит на полу позади всех (Минхёк не выдерживает и в принудительном порядке заставляет его это сделать), послушно наблюдает за выученной всеми остальными связкой, скучает, рассматривает руки и собирает глазки в кучку. Группа сбивается с ритма, задние ряды вообще напоминают стадо баранов, а передние, состоящие из перспективных танцоров, пихаются локтями, ржут и запарывают основные элементы.
Спустя пять минут Минхёку хочется Юквона убить.
Под конец он все-таки ставит Юквона куда-то в середину среднего ряда и заставляет танцевать все, что запомнил — конечно, Квон ухитряется перепутать все, что только можно перепутать, пропускает три движения, запарывает два, зато добавляет четыре своих и двигается едва ли не идеальнее самого Минхёка. Только у того — годы практики, а у этого — хуй на масле и полтора часа занятий в школе искусств с малолетним преподавателем.
Гибко, пластично и красиво — и с неизменной соблазнительностью, которая у Юквона, кажется, в крови или писана генами на ДНК.
И все-таки Минхёк ужасно рад, когда занятие заканчивается — просто лечь посреди пустого зала и заснуть.
Не навсегда, но надолго.
***
Урок заканчивается в 19:30 — вернее, сегодня во все 19:45 из-за минхёковского перфекционизма, гоняющего группу до идеальной кондиции; как всегда команда разбегается прежде, чем Минхёк успевает моргнуть хоть одним глазом — всем пора по домам, ибо учеба, курсовые и все такое прочее. И Минхёк этому бессовестно несказанно рад — видеть никого не хочется, отвечать на глупые вопросы — тоже, соблазняться на свидание с бабами — тем более, надоело уже, и вообще не желается проводить с кем-то дополнительные занятия. Пресвятые угодники, только не в понедельник.
К восьми он успевает наспех принять душ в преподавательском корпусе и спуститься вниз, чтобы вернуть ключ на вахту — к этому времени, конечно, никого из учеников уже нет даже в помине, будто в школе искусств вообще никто никогда не учился. Минхёк, закинув на плечо сумку с формой и учебниками, выходит из здания и направляется на автобусную остановку — как всегда, потому что не очень любит подземку.
Особенно — после документальной книги про зариновую атаку 1995 года в Токио. Кажется, так и называется - «Подземка».
На автобусной остановке, прислонившись плечом к железной перегородке, стоит Юквон, едва ли не по уши завернутый в мышасто-серую худи и спрятавший руки в карманы. Видимо, тоже ждет этот идиотский редкий номер, курсирующий здесь раз в полчаса.
Минхёк поначалу устраивается на скамейке, не заговаривая, но Юквон замечает его, обернувшись — молчит, правда, но Минхёку молчать теперь почему-то кажется неудобным. Он встает и прислоняется к перегородке рядом с Квоном так, чтобы было видно потом общественного транспорта.
-Тебе тоже на этот идиотский?
Квон молча кивает, улыбнувшись. Красивая улыбка у него — вот такая, обыкновенная, широкая и до сумасшествия искренняя.
-Ага, - отвечает он, помедлив. - Уже минут двадцать стою — значит, должен скоро появиться. Конечно, можно было бы и на метро добраться, но не люблю я его.
Минхёк удивленно приподнимает брови — думал раньше, что один такой на сотню, кто не любит подземки. Прежнюю раздражительность по обыкновению выветривает городским вечерним воздухом — остается только легкая усталость и почти не заметная боль в потянутой неделей ранее лодыжке.
-Почему?
-Не знаю. Просто такое ощущение, будто на меня давит что-то — аж блевать тянет, прости, конечно.
-Клаустрофобия?.. - Минхёк роется в кармане сумки на тему воды, но не находит и решает перетерпеть до дома. Юквон пожимает плечами и дышит на ладони — видимо, успел замерзнуть, все-таки не лето ещё, и по вечерам довольно прохладно.
-Не знаю, - легкомысленно. - У меня в медкарточке записано, что я за всю жизнь только ветрянкой болел.
Минхёк зачем-то представляет себе зеленого пупырчатого Юквона — почти что огурец. Смешно, но от усталости нет сил даже на улыбку — и Квон, видимо, это понимает, поэтому предпочитает молча следить за номерами автобусов.
Когда подходит нужный номер, они, не сговариваясь, молча ныряют в заднюю дверь и занимают два свободных места — Юквон у окна, Минхёк ближе к проходу. Из-за вечерних пробок автобус движется неторопливо, и между этой и следующей остановкой успевает пройти минут семь — а Квон успевает погрузиться в свои мысли, прижавшись виском к прохладному оконному стеклу.
Несмотря на полуторачасовую свистопляску, он совсем не выглядит усталым — разве что темно-рыжие, даже каштановые какие-то волосы растрепаны и беспорядочно прикрывают странно удлиненные, необычные глаза.
-Как тебе первое занятие? - Вопрос Минхёка — дежурный, но самый подходящий на все случаи жизни. Юквон моргает и поднимает голову.
-Шикарно же, - усмешка. - Давно так не расслаблялся.
-А колено?
-Какое колено?
Минхёк закатывает глаза.
-А это я, что ли, стриптиз пытался танцевать и наебнулся со стула?
Юквон смеется, откидывая челку со лба, и на пробу щупает пальцами колено, обтянутое светло-синими довольно узкими джинсами.
-Живо. И это не стриптиз был — я просто пытался привлечь к себе внимание, что вроде как это меня надо учить танцевать, а не этих всех, которые уже умеют.
Рассуждения откровенно эгоистичные, но Минхёк не злится — сам когда-то таким был, когда пришел в уже обученную группу зеленым новичком. Сейчас, конечно, уже повзрослел и все осмыслил, но Квона все равно не осуждает.
-Живо — это хорошо...
-Знаешь, - прерывает Юквон Минхёка негромко. - А ты талантливый очень. Так двигаешься красиво...
Минхёк, как бывает, смущается — нет, похвалу он слышал не раз и не два, и даже не десяток, но сейчас почему-то действительно неловко: в голосе Юквона — ни капли зависти, а лишь констатация факта, тепло и капля грусти. Не серой, а рыжей — такой же, как и он сам.
-Практика просто — у тебя тоже получится. Главное — не бросать.
Юквон поднимает на Минхёка задумчивый взгляд — и, помедлив, согласно кивает, потому что спорить здесь не с чем. А Минхёк не врет -только память на последовательность элементов потренируй, парень, и у тебя все получится.
Он ни разу не видел таких учеников — чтобы с первого раза, пусть и через задницу, но так откровенно красиво.
Это, кажется, талантом называется — когда красота без техники.
-А почему ты вообще решил вдруг танцами заняться? - Минхёку кажется, что не задай он сейчас любой, даже самый глупый вопрос — Юквон растает в воздухе, расщепившись на молекулы, и больше никогда не вернется. И страшно отчего-то. - Учишься же ведь, наверное.
Юквон дышит на стекло, рисует на нем, запотевшем, какой-то иероглиф и тут же его стирает, откидываясь на спинку сидения. Автобус минует три остановки.
-Не знаю, - отвечает он ровно. - Все вокруг что-то делают. Чем я хуже... А может — просто заебало, что я конченое пустое место в глазах окружающих. Всего-то высшую математику решаю — а вот тот ещё и поет, а тот рисует, а эти двое вообще песни пишут и рэп читают.
Рэпчик в переходе метро.
-Где учишься?
-На физмате в Кунмине. Нас туда таких аж трое из школьного класса попало — я и два дружка-рэпера. Ей-богу, будто не было смены образовательного учреждения...
В голосе Юквона — ощутимая вязкая горечь. Он вообще не понимает, зачем рассказывает все это постороннему, по сути, человеку — ладно, постороннему человеку, который полтора часа терпел его выходки и даже не убил, хотя хотелось очень — по глазам было видно.
-Так и причем здесь танцы? - Минхёк не улавливает логики. - Мне всегда казалось, что это как-то не в сфере интересов физматематиков.
-Выделиться, - просто говорит Юквон. - Ну, думаю, в школе темной лошадкой был, так хоть в универе как-то попритупится это дело. Хуй там — и здесь стороной обходят...
Минхёк, чуть скосив взгляд, наблюдает, как Квон рисует какие-то непонятные узоры на собственных коленях — постукивает, чуть нажимает на мышцы, пощипывает тонкую джинсовую ткань. В голове информация укладывается плохо — то ли из-за усталости, то ли из-за того, что Квон никак не производит впечатление человека, от которого можно шарахаться.
-Знаю я, о чем ты думаешь, - говорит вдруг Квон, улыбнувшись. - Такие дела. Меня с детства люди стороной обходят. Видимо, заразиться чем-то боятся... О, моя остановка. Ну, счастливо, спасибо за урок.
Минхёк, встав, дает Юквону проход - и почему-то возникает непреодолимое желание спросить что-то вроде «эй, а ты на следующее занятие-то придешь?». Юквон молча выходит к дверям и, не оборачиваясь, дожидается, пока они откроются — Минхёк нервно облизывает губы, рассматривает собственные руки на коленях и поднимает голову только тогда, когда раздается шорох открывающейся автобусной двери.
-Юквон, - окликает он негромко, когда тот уже спускается по лестнице. - Ты это... Приходи завтра часам к пяти?.. Можно будет выучить что-нибудь.
Юквон замирает на мгновение и, обернувшись, улыбается через плечо — широко, искренне, но немного грустно.
Сегодня понедельник. Завтра вторник — у Минхёка выходной.
Но это — неважно.
Надпись #4Надпись #4
Джэхё ненавидит понедельники. И не любит учиться.
А учиться в понедельники — ну вы понимаете, что это такое.
***
Твёрдо. Ужасно твёрдо и неудобно — но на это совсем не обращается внимания, когда спать хочется настолько, что невозможно даже один глаз держать открытым. Джэхё попросту по-детски складывает обе ладони и подсовывает их под щеку, как-то незаметно и, похоже, слишком глубоко проваливаясь в сон.
Истошный ор — который и истошным-то кажется только самому Джэхё — накатывает внезапно, откуда-то сбоку и катастрофически резко. Ор определяется смутно знакомым голосом и ощутимыми тычками в ребра.
-Джэхё, ёб твою мать!
-Не трожь мамулю, - сквозь сон мямлит растрепанный олльчан, от неожиданности убирая руки и впечатываясь носом во что-то до боли твердое. - Не трожь, пресвятая Гоморра, пропиздюлины найдут тебя сами...
Нечто, отчаянно толкающее Джэхё и явно пытающееся добудиться его любой ценой, глухо матерится и с досадой пинает ногой что-то звонкое типа алюминиевой банки. Банки? Откуда дома металлические отходы?
-Джэхё, блядь, ты долго тут собираешься валяться? Что это значит? У тебя, между прочим, первая пара через пять минут — и у меня, кстати, тоже, так что, ёб...
-Я не блядь, я Ан Джэхё, приятно познакомиться, - не отрываясь мордой от горизонтальной поверхности, бурчит он и сучит ногами — достать до нечто не выходит, потому что нечто явно тренированное и имеет хорошую реакцию.
Звонкий щелчок пальцами по лбу — Джэхё, как колом вбитый, поднимается и садится.
«Волшебное средство», - думает Минхёк вскользь, отмечая, что не в первый раз действует. Удобно, когда в мозгу есть специальная кнопочка «вкыл». Неудобно, правда, когда кнопочки «выкл» при этом нет.
-Ан Джэхё, друг мой ситный, - мягко тянет он, скрещивая руки на груди и бедром поправляя сползшую набок сумку. - Какого хера, позволь поинтересоваться, ты спишь ещё?
Джэхё честно минуты полторы не втыкает в происходящее — вокруг вместо дома ужасно знакомая уличная атмосфера, вместо маминых блинчиков с утра — пустые банки из-под энергетиков вокруг, и вместо мягкой кровати, мать её, скамейка шириной в двадцать сантиметров перед главным корпусом его, Джэхё, университета.
Эмоции прорываются как-то стихийно.
-Что я, блять, делаю? Сплю? Я — сплю?! Ли Минхёк, не смей, слышишь, никогда не смей выносить против меня ложные показания! Я — не сплю, я — отсыпаюсь! Посмотрел бы я, черт побери, на тебя в этой ситуации!
Минхёк закатывает глаза и поспешно — и очень выразительно — трет ладонями уши, показывая, что можно перестать орать и перейти на тон ниже. Джэхё зло шипит и раскидывает в стороны длинные, как у саранчи, конечности.
И ждет.
А Минхёк, дернув плечом, разворачивается и шагает в сторону университетских дверей.
-Пойдем, Джэхё, у тебя черчение первой парой, я провожу.
- … Вообще-то я ждал, пока ты спросишь, что произошло.
Минхёк послушно возвращается обратно и садится на скамейку рядом с Джэхё, пока тот собирается с мыслями, страдальческим взглядом изучая заплывшее утренними тонкими облаками небо. Одет олльчан непривычно не растрепанно даже, а как-то потрепанно; никакой укладки, макияжа и всех доступных жизненных радостей. Морда опухшая, как после нехилых возлияний, а глаза-щелочки уж слишком, на вкус Минхёка, злы.
-Иду я, значит, блять, такой вчера, никого не трогаю. И тут меня отлавливает твой маленький кособокий, косорукий, пухломордый и весь из себя такой милашный дружочек, хватает в охапку — силищи-то, ей-богу! - и тащит к себе домой, поговаривая что-то на тему всеобъемлющей любви к ближним, святых побуждений и проявлений дружеской привязанности. Ну я тоже не дурак — ору на всю улицу, что у меня и привязанностей-то никаких нет, а уж тем более — дружеских! Он меня, скотина такая, не слушает. Притаскивает к себе — я отбивался как мог, как мог, и даже пытался пяткой в нос въехать, но он увернулся! Притаскивает, значит, открывает передо мной свой шкаф, полный, с позволения сказать, одежды и говорит, де, Ан Джэхё, у меня завтра баттл и мне нужен крутой прикид из всего этого. Я ему — ты где тут Ан Джэхё увидел, обморочный? Он мне такой — Ан Джэхё! Я ему — ктоблять? Ну и поговорили, в общем. Короче, постояли, подумали, и я ему говорю — из чего тут, собственно, выбирать-то? А он мне... Вот гад, это был самый конкретный аргумент в моей жизни! А он мне, мол, кто из нас тут стилист-дизайнер? Ты или я? И тут мне стало обидно. И, короче, я всю ночь выбирал шмотки, кроил, плел, вязал, шил, даже нарисовал одну выкройку, искал косметику, рисовал чертежи и всячески доказывал, что дизайнер тут я, а не какой-то там, блять его, Ли Тхэиль. Всю ночь! А этой капризной скотине все не нравилось! То не так, сё не так — да я не понимаю, я что ли виноват, что ты одеждой в спец-отделе для домохозяек закупаешься?!
Джэхё, наконец, выдыхается и берет смысловую паузу, глухо ругаясь и озираясь явно в поисках чего-то похожего на воду — Минхёк сочувственно сует ему в руки бутылку и, наблюдая, как олльчан большими глотками уничтожает жидкость, думает, что это ж насколько нужно было разозлить милого, в сущности, Джэхё, чтобы он называл умеющего делать практически все Тхэиля косоруким. И кособоким. И вообще хоть как-то обзываться на человека, которому, кажется, при рождении отсыпали меньше всего минусов в копилку.
-Короче, - резюмирует Джэхё. - К пяти утра я закончил, но домой решил не являться, иначе мамуля меня бы поломала просто головушкой моей горестной о батарею. Запомни, Минхёк — лучше никогда, чем поздно. А как я тут оказался — хоть убей, не помню. Помню только, что тушь Тхэиль купил нестойкую. Наебался я с ней.
Минхёк встает и потягивается.
-Все равно это не оправдание тому, что ты дрыхнешь на общественной скамейке перед главным корпусом университета. Если тебе легче — Джэхё, я тебе сочувствую, а теперь пошли на пары.
Джэхё роняет голову на руки и издает страдальческий слоновий вой.
-Сам иди в эту преисподнюю! Я на первой тут отосплюсь... Кстати, ты насчет баттла-то как? Я в любом случае пойду — все равно этого гада красить-наряжать надо, а там вроде не только вокал, но и танцульки...
-Ан Джэхё.
- … Танцы. Высокоморальные. То есть высокохудожественные, я хотел сказать. Ну ты как?
Минхёк задумчиво кусает губу и, припомнив расписание, качает головой.
-Я пролетаю. У меня занятие с группой сегодня. Уж сами как-нибудь, окей?
Джэхё мотает растрепанной головой, отчего длинные, слегка вьющиеся волосы падают на лоб и закрывают без того не особо комфортный обзор.
-Не лей воду, Мин. У тебя они в восемь заканчиваются, а баттл в девять — неужели у тебя уже не стоит? Ой, прости, я хотел сказать — неужели тебя ещё не возбуждает возможность показать всем, где раки кочуют?
-Зимуют.
-Насрать. Так ты идешь? Учти — слова «нет» для меня конкретно сейчас не существует.
Минхёк вздыхает.
-Открою тебе тайну — его для тебя никогда не существует.
***
Минхёк находит Джэхё и Тхэиля в одной из небольших толп, коих тут много — влажный вечерний воздух слегка приводит в чувство, поэтому после занятия становится попроще ориентироваться в окружающем пространстве. Олльчан, кажется, снова позорно ругается, оббегая друга со всех сторон и о чем-то причитая; тот, в свою очередь, строит лицо лопатой и всячески на Джэхё внимания не обращает. Сходу Минхёк понимает, насколько эти два кадра успели друг друга заебать за эти два дня.
Тхэиль только с виду милый и скромный. А Джэхё только с виду олльчан.
И только Минхёк - что вижу, то и существую.
-Башкой не тряси! Я полчаса угробил на то, чтобы уложить твои три волосинки!
-У меня много волос!
-Мол-чать!
Вот и поговорили.
Минхёк, не встревая в диалог, просто пристраивается рядом, наблюдая за ежесекундными перепалками, и со сдержанным интересом поглядывает по сторонам — людей становится все больше, Сеул окрашивается в темный, басы и биты звучат все отчетливее, а микрофоны на импровизированной сцене начинают слегка фонить, когда к ним неправильно прикасаются.
Времени — без пяти девять, и вскоре прибывающее движение останавливается, отдавая предпочтение движению статическому. Кажется, все участники на месте — это чувствуется.
Вход свободный, добро пожаловать - не всем здесь, правда, рады.
Минхёк, конечно, не впервые на подобных баттлах, которым больше подходит определение, данное когда-то неугомонным олльчаном — арт-фесты. Как всегда — три части, первая из которых — вокальная, затем — рэп, и третья, наконец, свободные состязания в танцах, которые поначалу даже не имели системы и соревновательной основы. Если оглянуться, можно увидеть много знакомых — эй, даже вон ту пару парней из минхёковской группы по понедельникам.
Минхёк хмыкает и щелкает пальцами, когда они его замечают.
Вокальная часть, как обычно, довольно сильна — все-таки обязательная дисциплина в университете искусств, да и студентов здесь, мягко говоря, достаточно. Минхёк узнает Хонги с актерского, который сегодня, кажется, просто зритель; Ёсопа, Кевина и пацана с каким-то странным капустным прозвищем — все с вокального; Химчхана с режиссерского и неразлучную рэпо-певчую парочку — Ким Джунмён и Крис У с журналистского в Сеульском Национальном.
Господи, куда не плюнь — попадешь если не в своего, то точно в кого-нибудь пусть смутно, но знакомого. Джэхё нервно пританцовывает, пока ожидает результатов жребия — кто в соперники достался Тхэилю; Минхёку не то чтобы все равно — он просто как-то уверен, что вокалист своего не упустит.
Чон Дэхён. Кажется, тоже из Национального. Или из Корё?
Неважно. А Тхэиль — хитрый и прекрасно знает, что за живую музыку полагается больше баллов, поэтому против тэхёновской музыкальной записи ему на синтезаторе трек полностью проигрывает Сон Сынхён с первого курса инструменталки.
Минхёк не удивлен, когда победителем в этой паре объявляют Тхэиля. А Джэхё искренне уверен, что это его звездные шмотки, архимодный макияж «дымная завеса на моргалах» и стрелки блестящей подводкой едва ли не до висков.
Никто не спорит.
Их Минхёк замечает во второй части арт-феста — проходит несколько номеров, в которых он узнает Ёнгука, какую-то каланчу, которую все называют Чханёлем, белобрысого кудрявого пацана и Ильхуна. Просто вдруг более или менее адекватная музыка — насколько рэперы вообще могут быть адекватны — сменяется нереально тяжелыми, давящими басами, а бит начинает вдалбливать в виски так, что голова если не трещит по швам, то намеревается; играет вроде в том же диапазоне громкости, что и все остальные, но все равно разрывает нервы на куски до такого состояния, что обыкновенным клеем, как привыклось, уже не собрать.
На сцене их всего двое — оба микрофоны держат привычно и явно не в первый раз, двигаются точно, четко и невероятно ритмично согласно ритмике читки; это Минхёк подмечает больше со стороны танцевального вопроса — и это удивляет. Слишком мало рэперов способны настолько кристально прочувствовать ритм и суметь без танца двигаться под него так, чтобы эта пустота и являла собой эфемерный танцевальный рисунок.
Первый — одетый под горло во все черное начиная от высоких шнурованных ботинок, свободных джинсов, сужающихся книзу, до пиджака с редкими проблесками заклепок и неприметных шипов. Волосы темно-русые — возможно даже некрашеные, а косая прямо выстриженная челка практически полностью прикрывает левый глаз.
Пухлые губы, резко сменяющийся четкий, отпечатывающийся в сознании ритм.
Второй — белая рубашка с завернутыми до локтей рукавами, узкие джинсы, смешные ботинки, подтяжки и явно до отвала облитые лаком сочно-рыжие кудряшки.
Прищуренный взгляд, ритм рваный, специфический.
Минхёк завороженно наблюдает на читкой первой партии — она полностью принадлежит первому, который в черном. Голос не низкий, но и не высокий, не жесткий, да и не мягкий — то, что нужно, идеальная пропорция, золотое сечение, Минхёк не помнит больше ничего из курса математики. Ритм, дикция, фон, биты — если закрыть глаза, можно смотреть диафильм в неоновой обработке.
Смех, имитации, ухмылки, звукоподражание.
Второй — чуть выше, чуть по-другому — да нет, по-другому уже совсем, и создается совершенно безумный сине-багровый контраст, который в итоге дает ожидаемый фиолетовый и утягивает за собой в бесконечный чеширский омут, улыбающийся длинными губами и удлиненными кошачьими глазами. Минхёк трясет головой, возвращаясь во влажную вечернюю реальность — сюда. Где басы и биты слегка притупляются, когда ди-джей делает звук тише.
Первый — издевательский поклон, от второго — не менее издевательский, но изящный реверанс, lol, да и все.
Когда через две секунды на сцене их не становится, то кажется, будто их и не было никогда здесь, а сине-багровые завихрения — просто плод усталого, вымотанного тяжелыми нагрузками состояния.
Или теми металлически-стальными битами.
Третий блок — танцы, но Минхёк слишком, слишком устал.
-Эй, ну давай, иди станцуй уже какую-нибудь фигню — ты же умеешь!
-Ан Джэхё.
-Ну прости, перепутал, не фигню, а высокоморальный художественный танец. Ты столб или насрано? Вернее, ты танцор или где?
На сцене сейчас — симпатичный блондин из окружения, кажется, Ёнгука; то ли Мун Чоноп, то ли Чон Муноп — у Минхёка в голове вся информация укладывается не привычными пластами, а шумной и веселой кучей разноцветного дерьма. Где-то там же — дэнс-капл Тону и Хоя, а чуть в стороне в своей атмосфере развлекаются привычные знакомцы Кай и Сехун, околачивающиеся в этой компании едва ли не в первого вообще арт-феста.
-Послушай, - медленно начинает Минхёк, задумчиво глядя поверх голов и словно разыскивая кого-то внимательным, пытливым взглядом, который так не любит Джэхё. - А кто были эти парни? Ну, последний рэп-дуэт в блоке?
Спрашивать у Джэхё — самый верный вариант, Джэхё все и всегда знает — так уж повелось, что не сплетник, но талантливейший информатор. Разве что с Химчханом тягаться, но у того сейчас дела явно поважнее — у кого-то клинит микрофоны.
-Два парня таких? - Уточняет олльчан, потягивая колу из банки через трубочку. - Знаешь, сам в душу не ебу, но говорят, что эти кадры из Кунмина. Самое ржачное — они, походу, оба физматовцы.
У Минхёка дергает что-то в районе диафрагмы и тянет с силой в грудь — он не обращает внимания, пытаясь понять, что ему вообще все это напоминает. Ощущение то ли флешбэка, то ли дежавю — или же чего-то совсем качественно иного.
-А чего такое? Заинтересовали? - У Джэхё дурацкая привычка жевать трубочку во время разговора, не выпуская её изо рта.
Минхёк неопределенно поводит плечами.
-Неплохие. Другие...
Джэхё почему-то в ответ не ржет, не подкалывает и даже поползновений в эту сторону не делает — только поджимает губы и, чуть развернувшись, закругляет разговор.
Минхёк все-таки танцует что-то ненапряжное в несоревновательном баттле — под нечто такое же битовое, ритмичное, но довольно легкое. Тело пусть и усталое, но по-прежнему не ведающее особо сильных промахов — двигается по инерции, рефлекторно, но все также умело и пластично.
Музыка кончается, а Минхёк, кажется, все продолжает танцевать — и отчаянно пытается вспомнить, где он мог раньше встречать этих двух парней с идеальной ритмикой и интонациями в читке.
А уходя, не замечает двух пар заинтересованных глаз, с синхронным прищуром смотрящих вслед.
-Ебать, Кён, я б хотел в свою теоретическую группу такого танцора.
Фэндом: Block B
Персонажи: ZiKwon + будут прибавляться
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность, джен, слэш, юмор, ангст, психология, философия, недоромантика
Предупреждения: AU, сильно AU, обсценная лексика as always
Размер: все части будут драбблами-однострочниками, не связанными по смыслу. Короче, вновь цикл - хотя, может, и не настолько уж они будут разрознены...
Статус: в процессе
От автора: Я Кэп. Вопросы?

Надпись #1
Надпись #1
Юквон Зико любил. Любил глупо, очень сильно и отчасти по-детски.
А Зико со своей стороны давно сделал вывод, что Квон, пожалуй, самый конченый гей из всех геев, которых он, Чихо, когда-либо в своей жизни встречал. И как-то не особо обращал внимание на то, что людей нетрадиционной ориентации он видел только на картинках.
На каких — вопрос другой и вообще не по теме.
Юквон Зико любил — а Зико, в свою очередь, делал ебало кирпичом и мысленно обещал себе нечто вроде «когда я вырасту, создам средство для излечения от пидорства и страсти к гомоебле». При Квоне Чихо, конечно, всегда держал язык за зубами и прилежно помалкивал, проглатывая яд — отчасти потому, что у Юквона длина языка разве что до колен не дотягивала, и ему ничего не стоило элегантно (пусть даже часто и неосознанно) отомстить, растрепав социуму что-нибудь неудобосказуемое.
Например, как он, У Чихо, однажды в конце сочиненной на день рождения Кёна рэперской песни пририсовал ручкой сердечко — трагедия не бог весть какая, но с тех пор Зико ужасно нервничал, много огрызался и вообще вел себя неадекватно, когда разговор заходил о канцелярских принадлежностях и писанине. Откуда Юквон про сердечко узнал — Чихо не представлял и представлять, честно говоря, хотел меньше всего в этой жизни.
Юквон Зико любил — но любил, наверное, слишком светло и наивно, и Чихо это до смерти раздражало. Квон таскал ему мягкие игрушки, статуэтки и цветы, едва ли не пел серенады под окнами, попадая мимо нот, и караулил в коридорах университета, заваливая вопросами «как дела?», «как спалось?» и «ты вообще жрал сегодня с утра, чудовище?». Зико вздрагивал, шугался, от нервоза забывал весь мат и только икал в ответ что-то невразумительное, разыскивая глазами кого-нибудь из друзей с видом «ебать, парни, спасайте, крысы хотят нахуй с вашего корабля».
Что до подарков: мягкие игрушки немедленно тыкались в квоновскую морду с шипением «ты ебанулся, что ли, пылесборники сюда таскать», цветы с торжественным видом оборачивались в газету и перекочевывали к Кёну, у которого, в отличие от Зико, была девушка, статуэтки с матерным свистом летели в стену, а серенады прерывались захлопнутыми окнами, закрытыми жалюзи, выключенным светом в комнате и одеялом, под которое Чихо прятался и очень надеялся, что никто не догадается, к кому ночью под окна притащился этот хреново знающий слова баллад мудак.
Красивый, правда, но все равно хреново знающий и мудак.
Юквон Зико любил необъяснимо, немного болезненно, но куда более радостно — а Зико шипел, едва ли не бился крашеной головой о стену и проклинал всеведущих богов гомоебли.
И, конечно, дико разозлился, когда Квон в День Всех Влюбленных подарил ему валентинку, мать её, прямо в коридоре университета. Чихо Квона отловил, отпинал в туалете и провел небольшой ликбез на тему; Юквон минут пять потерпел, точным ударом залепил Зико фингал под глазом и гордо удалился, хлопнув дверью, которая от хилости и старости тут же слетела с петель.
И сделал вывод, что раз бьет — значит, любит. С тех пор Чихо к нему и пальцем не прикоснулся, хотя Квон своим видом всячески побуждал желание то ли вмазать по смазливой кошачьей морде, то ли завязать морским узлом рыжую челку, то ли завалить уже и трахнуть.
Юквон Чихо раздражал, ужасно раздражал.
Юквон Зико любил. Но дураком — не был.
Зато был, пожалуй, одним из немногих - или все же единственным? - кто ни разу от него не отступился несмотря на все финты ушами, асоциальные выходки и мат через каждое слово без разбору адресата.
Зико считал, что ему катастрофически не везет по жизни — то на физмат вместо вокально-артистического, то хуй с маслом вместо родительского финансового обеспечения, то друзья суки и пидорасы, то на шее вместо баб виснут почему-то мужики. Чихо ненавидел жаловаться, но уж слишком часто накипало после какого-нибудь теста по высшей математике — и тогда рядом почему-то не оказывалось никого, кроме Квона. Безо всяких его игрушек, статуэток и цветов — только со взглядом серьезным и саркастическим полуискривлением губ.
И Чихо высказывался.
С матом, со вкусом, с афоризмами, идиомами и олицетворениями. А Юквон выслушивал — и совсем не любовным пинком, заставляющим сомневаться, что любовь ещё не завяла, как помидоры, выставлял на улицу, вел в кафе и позволял напиться. А потом — что не менее важно — провожал до общаги, ставил тазик и поутру присылал смс-ку с текстом «абонент проблевался от собственного ничтожества?».
Зико злился, не кидал телефон в стену только по причине отсутствия финансов, вслух посылал Квона к хуям и с грустью думал, что этот идиот слишком быстро стал умным.
Или он и идиотом-то и не был никогда.
Юквон Зико любил.
А Зико разбирал на составные части материнские платы в собственной голове, ковырялся там отверткой и выносил вердикт, что стар стал, дряхл и прогрессирующую шизофрению, кажется, подхватил у кого-то воздушно-капельным путем.
Когда в очередной раз пришла гнилая мысль, что пора бы начать новую жизнь — да, прямо с понедельника, поднимай задницу! - Чихо собрался с мыслью, подцепил первую попавшуюся девчонку и затащил её в кафе на свидание, угробив килограмм нервных клеток на то, чтобы Юквон это дело увидел, осознал свою в корне неверную жизненную позицию и отлип уже к чертям собачьим. Квон, конечно, не слепой — увидел, постоял в стороне с минуту и ушел, засунув руки в карманы симпатичных узких белых джинсов.
Зико тогда как-будто переклинило — то ли шило в задницу влетело, то ли ещё чего, но минут пятнадцать он железно терпел, изъелозив весь стул, а потом под каким-то смешным предлогом пулей вылетел вон, разыскал Юквона и, запыхавшись, объяснил, что все это неправда и вообще фальсификация. Квон молча смотрел в сторону, а Чихо, как заводной, прыгал вокруг него, размахивал руками, напоминал нелепую мартышку и орал, что они никто и он вообще её не знает.
-А ты передо мной чего оправдываешься? - Спросил Квон спокойно, пожав плечами. - Ты как-то вообще волен делать все, что душе угодно.
И ушел, засранец.
Чихо посидел на скамейке, выпил бутылку энергетика и этой же ночью пришел под юквоновские окна. Постоял, помялся, на едином духу прочитал несколько рэперских партий, сплюнул, в темноту заявил, что «ебал я ваши серенады», и ушел в ночь.
Он, конечно, до последнего надеялся, что Юквон ничего не заметил, да только у Квона комната на первом этаже, окна не заклеены и вообще всегда открыты на ночь.
Юквон Зико любил. Любил необъяснимо, немного по-детски, отчасти наивно и всегда — всегда очень болезненно.
И в восьми случаях из десяти постоянно был рядом. Два пропущенных — это когда начиналась аллергия на летающие перед лицом мягкие игрушки.
Ну, на пыль. Квон вообще часто чихал — по делу и не.
А Зико... Что Зико?
Зико сидел на скамейке около юквоновского подъезда, пинал кроссовком забытый детский мячик, тискал дворовых кошек, пил «спрайт» и Квона тоже, пожалуй, любил.
Только не считал нужным, чтобы об этом кто-то знал.
Надпись #2Надпись #2
С Зико Кён знакомится на последнем учебном году в школе.
Когда на первый урок в кабинет вслед за преподавателем входит странноватый парень, класс как по команде делает охотничью стойку и рисует выражение лиц в стиле «ну ты понимаешь, кто здесь хозяин»; парень, впрочем, стоит, засунув руки в карманы явно недешевых потертых джинсов, и внимания на эти взгляды на обращает, глядя куда-то в потолок и лениво перемалывая белыми зубами жевательную резинку.
-Ребята, это наш новый ученик — У Чихо. Познакомьтесь и помогите ему освоиться в коллективе.
Судя по выражению лица этого самого У Чихо, можно сказать только одно — в гробу он видел всю эту теоретическую помощь и знакомства, так что все могут стройными рядами вольвоксов идти лесом как можно дальше и качественнее. Не сказав ни слова и так и не вынув рук из карманов, новенький равнодушно проходит между рядами, останавливаясь рядом с одним из двух единственно свободных мест в классе — около Кёна. Вещей у этого Чихо с собой нет, поэтому он просто плюхается на стул, закидывает ногу на ногу и растекается по парте, подперев голову рукой.
Оставшееся время урока Кён, осторожно скосив взгляд, рассматривает новенького, не особо следя за лекцией и вообще потерявшись в теме. Одет парень с претензией: к потертым джинсам в стиле «по хеп-хапу» прилагается обыкновенная белая рубашка с закатанными рукавами, темно-серая жилетка и довольно тяжелые белые «адидасы» спортивного типа. На лицо вполне себе миловидный, хотя выражение морды оставляет желать лучшего — создается впечатление, будто симпатичному мальчику под нос сунули кучку отборнейшего дерьма. Волосы явно выкрашены — какие-то серебристо-пепельные с темными прядями, уложенными в творческий полубеспорядок.
-Правила дифференцирования интереснее, - бросает вдруг У Чихо, а Кён замирает с выражением лица, по глупости с легкостью способным соперничать с парнокопытными, и только через минуту осознает, что это его только что так изощренно попросили не пялиться.
А Чихо кидает на Кёна косой, быстрый взгляд и вдруг ржет — громко и радостно.
Так все и начинается — с правил дифференцирования и конского ржания посреди урока.
Чихо оказывается парнем общительным, но в общении не простым — в первый же день Кён удостаивается быть облитым литром сарказма, килограммом насмешек, кубометром здорового троллинга и галлоном раздражения со вспышками немотивированной, но зачастую смешной агрессии. Чихо абсолютно автономен и вниманием никого не удостаивает — кроме, пожалуй, Кёна, да и то по причине простого соседства по парте — возвышается посреди класса своим немаленьким в принципе ростом и не собирается, кажется, ни с кем заводить разговоров.
Чихо не хуже Кёна разбирается в математике, спокойно решает задания университетского уровня и тут же проваливает обыкновенный текст по истории Кореи; на обедах первые пару дней гордо восседает на подоконнике и болтает ногами, а на физкультуре демонстративно делает в одиночку даже парные упражнения, при появлении физрука начиная отчаянно чихать, тереть глаза и всячески изображать аллергию. Потом, видимо, немного обвыкается, но по-прежнему смотрит на одноклассников взглядом не иначе как в стиле «ну все с вами ясно», и только Кёна тащит в столовую за сэндвичами — да и то поначалу лишь потому, что плохо помнит дорогу.
-Послушай, Чихо, - спрашивает как-то Кён во время обеда по прошествии нескольких недель. - А чего ты ни с кем не знакомишься?
Чихо с крайне задумчивым и умным видом пережевывает сэндвич и крутит в воздухе пальцем с видом профессионального философа.
-Потому что все индюки, - выносит наконец вердикт, проглотив кусок колбасы. - А нахуя мне эти бесполезные птицы?
Сказано таким убедительным тоном, что не возникает ни единого сомнения в логичности высказывания. А Кён просто понимает, что Чихо — парень зоркий, и явно прекрасно заметил, какими взглядами его одаривали одноклассники в тот самый первый момент. А ещё то, что этот У Чихо явно живет по принципу первого впечатления.
-А сам-то, - хмыкает Кён невольно.
-А что сам-то? - Чихо невозмутимо пожимает плечами. - Я не индюк. Я — петух. Ко-ко-ко.
-Это курица, дебил...
-Отъебись.
И ржет весело.
-Будешь сэндвич? Не люблю шпинат.
Кён, не выплывая из своих мыслей, кивает, хотя шпинат тоже не любит.
-И никогда не называй меня Чихо.
-В таком случае?..
-Зи Ай Си Оу.
-Чего?
-Зико, чувак, Зико. Ты ешь шпинат, он полезный. No more questions.
-Кён-а, помоги мне с производной... Ладно, ты тоже не индюк. А это кто?
-Это? - Кён оборачивается, всматриваясь туда, куда указывает Зико. - Это Юквон.
-Спасибо, - тот закатывает глаза. - Мне сразу все стало ясно...
-Да ну тебя... Обыкновенный странный парень, не общается здесь ни с кем, и у него вообще там, кажется, своя атмосфера. А чего такое?
Зико задумчиво грызет ручку, глядя в тетрадь с примером, а потом принимается строчить вдвое быстрее — явно расписывает анализ к какому-то вопросу.
-Он тоже не индюк.
-А кто?
-Не знаю.
***
Проходит полгода — Зико умудряется не пропустить ни одного учебного дня, не подхватить ни одной гнусной простуды, не получить ни единой тройки по математике и зарасти в двойках по истории и праву. На физкультуре все так же в волейбольных партиях подает намеренно в аут, мячи принимает по-футбольному, парные упражнения делает только с Кёном, а в школу приходит за пять минут до звонка несмотря на то, что живет в двух шагах в съемной однокомнатной квартире — родители же живут где-то в пригороде Сеула.
-Я десять лет в пригородных школах учился, - у Чихо редко случаются приступы искренности, но если случаются, то метко и лаконично. - И, честно говоря, не вижу особой разницы. Что там индюки, что тут индюки. И везде — хуйня.
Кён не спорит — хотя бы потому, что просто не знает, каково это.
А Зико, кажется, полностью самодостаточен — впрочем, Кён давно сделал вывод, что ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов.
А ещё Зико никогда не заговаривает о дружбе — видимо, не комильфо, пафосно, не по хеп-хапу и вообще сопливо. Ни о друзьях, ни о семье, ни о товарищах — только троллинг, веселье, интегралы и редкие минуты откровений, которые в сумме дают не больше самой короткой перемены между двумя уроками.
Чихо никогда не говорит о дружбе — даже в те моменты, когда становится совсем тоскливо, и он затаскивает Кёна на ночевку в свою однокомнатную, мотивируя тем, что до ужаса боится темноты. Даже тогда, как исправно по выходным вытаскивает Кёна пошататься по городу, каждый день дожидается у входа в школу, чтобы зайти вместе, и помогает с задачами на движение, с которыми у Кёна всегда были проблемы.
Зико, кажется, полностью самодостаточен, автономен и непробиваем. Кён только один раз видит его растерянным и смущенным.
Помнится, школьный тур олимпиады по математике — Зико минут десять елозит на стуле, разглядывая спину и низко опущенную голову этого сидящего впереди странного парня — Юквона. Потом, словно бы решившись, толкает Кёна локтем в бок:
-Кён-а, Кён-а, давай ему поможем?
Тот только дергает рукой и шипит — мол, отвлекаешь от развернутого ответа, помогай, коли возжелал, я не против. Чихо, фыркнув, подгадывает момент, когда преподаватель отвлекается, и концом ручки тыкает Юквона в спину. Тот, вздрогнув, оборачивается, а во взгляде — непонимание с еле заметной долей испуга.
-Тебе помочь? - Спрашивает Зико тем бесподобным суфлерским шепотом, который слышно даже за кулисами.
Юквон первую секунду не понимает, что от него хотят — а потом, осознав, щурит странно удлиненные, красивые глаза и улыбается, качая головой.
-Спасибо, я уже все решил.
Оставшуюся часть олимпиады Зико сидит, словно громом пораженный — и Кён в первый и последний раз видит его растерянным и немного смущенным.
А о дружбе он все равно никогда не говорит.
И дает некое подобие слабины только один раз.
***
Когда днем в Рождество раздается звонок, Кён не удивляется — мало ли, кому что могло понадобиться в суетливый праздничный день. Когда в мембране трубки слышится голос Зико, тоже не чувствуется особого недоумения — мало ли, какая очередная вожжа могла попасть под хвост товарищу. Но когда Кён понимает, что этот голос на другом конце провода — пустой и серый, становится как-то неуютно.
-Слушай, Кён, - говорит Зико как-то совсем аккуратно и корректно, что само по себе настораживает. - У тебя ведь предки уехали на Рождество, да?
-Ага, - отвечает Кён, помедлив. - А...
-Я зайду? - Бесцеремонно перебивает Чихо вполне себе в своем стиле, вынырнув на секунду из странного обволакивающего уныния. - Просто я на праздники в городе остаюсь, а одному как-то... Не комильфо.
Кён, конечно, не против — и сам уже собирался звонить, но бессовестно рад, как и всегда, когда Чихо делает все сам. В таком случае просто не приходится выслушивать литры насмешек и упаковки лучей троллинга.
Чихо заявляется под вечер — с порога сует в руки Кёну огромный пакет с какой-то съедобной несуразицей, мясной по большей части, а потом напяливает на кёновскую голову упаковку с новыми белыми адидасовскими перчатками на меху — и улюлюкает, гад, прыгая вокруг и закрывая обзор.
-Встречай Санту, мальчик, как ты вел себя весь этот год? - Басит Зико намеренно хриплым и прокуренным голосом. - Стишок можешь не рассказывать... Впрочем, сбацай-ка мне про елочку. Как не знаешь? Совсем идиот, что ли? Кстати, качестве ответного подарка с удовольствием приму полностью проработанную тетрадь по органической химии. Верну к первому учебному дню.
Пока Кён в наспех натянутых перчатках, грязно матерясь, роется в учебниках и параллельно пытается объяснить Чихо, в каком из пакетов с красными оленями находится его подарок в виде наушников, сам Чихо успевает обойти все комнаты, засунуть нос во все углы и в ванной тщательно помыть руки с жидким мылом с ароматом молока и карамели.
-Твое? - Насмешливо.
-Мое рядом, - кивок на брусок обыкновенного антибактериального. - Что ты как не мужик?
Зико только ухмыляется и показывает язык, вытаскивая на ковер посреди зала две бутылки энергетиков, огромную упаковку с чипсами и нехилую такую стопочку DVD-дисков в коробках. Кён в очередной раз думает, что Чихо относится к той идеальной породе гостей, которые делают все сами и без бесполезного ведома не менее бесполезного по своей сути хозяина.
-Или чего покрепче? - Чихо кивает на энергетики, а Кён качает головой — мало ли, когда родителям приспичит вернуться домой.
И Чихо не спорит.
Гелиевый запах наскоро слепленного из ничего веселья Зико кончается примерно к полуночи, когда они на двоих успевают уговорить пять бутылок какой-то вконец отвратительной сладкой дряни и уничтожить половину съестных запасов, включая крабовые палочки из морозилки. Чихо, совсем замолкнув, разваливается на ковре в позе морской звезды и утыкается лицом в ворс, прикидываясь ветошью.
-Унылое дерьмецо, - выдает Кён в пустоту, а Чихо нечленораздельно мычит, явно понимая, что это внешне безадресное астральное послание вполне себе имеет адресата.
Зико лениво переворачивается на спину и потягивается, выгибая спину дугой.
-Есть такое дело, - соглашается на удивление спокойно. - Но это не я. Это объективная реальность, мой огуречный друг.
Кён глубокомысленно пускает в бутылку пузыри через трубочку.
-С херали огуречный?
-Не знаю, - туманно признается Чихо. - Мне нравятся огурцы. Они такие... Зеленые.
-Окей, - фыркает Кён. - Видимо, я тоже зеленый, продолговатый и пупырчатый.
Зико уныло ржет, катается по ковру, размахивает и руками, и ногами, и в конце концов останавливается, снова уткнувшись мордой в пушистый ворс.
-Не исключено, - голос звучит глухо. - И с майонезом ещё покатишь.
Вид Зико почему-то совсем не располагает к шуточкам.
Когда Кён возвращается после долгого визита на кухню по причине разговора с матерью, Зико уже не продавливает своей псевдоактивной тушкой ковер, а вовсю бесцеремонно и нагло роется в бумагах на письменном столе, едва ли не переворачивая все вверх дном. Кён, улыбаясь, приваливается плечом к косяку двери — все нормально, это вполне в стиле Зико: вот так вот просто нарушать личное пространство, ломая установившиеся рамки и не вызывая при этом никаких негативных эмоций. К тому же Кён уверен, что в этих бумагах нет ничего важного.
Не успевает он об этом подумать, как Зико замирает, поднимая к глазам какой-то листок — и рассматривает его долго, напряженно и совсем как-то непривычно серьезно. Кён дергает плечом, чувствуя, как оголяются провода нервных окончаний:
-Чихо?
-Стоять бояться, - по-прежнему глядя в лист и не отрываясь от него, Зико выставляет в Кёна палец по примеру пистолета и делает игрушечное «пуф». - Кён, ты что, тексты пишешь?
Кён вздрагивает и, мгновенно оказавшись рядом с Чихо, выхватывает из его пальцев бумагу; так и есть — незаконченный текст начатой полторы недели назад песни, валяющийся без дела из-за отсутствия вдохновения. Внутри возникает странное, не испытываемое раньше чувство — стыдно, как будто с поличным поймали за чем-то неправомерным по типу снятия какого-нибудь хоум-видео.
-Я... Извини, - бормочет Зико, делая шаг назад. Во взгляде — растерянность вперемешку с острым недоверием.
Это — второй раз, когда Кён видит его растерянным и смущенным.
-Да все в порядке, - он машет рукой с зажатым в пальцах листком. - Подумаешь, текст, эка невидаль. С цифрами с ума сойти можно.
Зико как-то деревянно кивает и отходит — подумав, снова валится на ковер в позу морской звезды, но теперь уже лицом вверх, к потолку. Долго лежит, не говоря ни слова и лишь касаясь изредка лица кончиками пальцев — а Кён, вздохнув, присаживается на стол, не решаясь прерывать молчание.
Такое почему-то естественное.
-Послушай, Кён, - начинает наконец Зико только спустя долгих пять или шесть минут, и роется в кармане джинсов, доставая оттуда порядком измятый, потрепанный лист. - Помоги мне, пожалуйста, а?
Кён садится на ковер рядом с Чихо, подтягивая колени к груди — не выпускники школы, а какие-то детсадовцы. И берет в руки лист.
На нем — полностью написанный текст песни. Два куплета, три припева с одной измененной строкой, бридж, стартовые сочетания слов. Все — аккуратным разборчивым почерком синей слегка мажущей ручкой с толстым стержнем, все — с цветными пометками яркими текстовыделителями. Все — идеально в ритм, рифму, такт, теоретическую медленно-рваную музыку и ощущения.
Только одного не хватает — финальной строки.
-Я написал её четыре года назад, - говорит Зико негромко. - Полностью написал. И только финальную строку придумать не смог — до сих пор, хотя думаю об этом почти каждый день... Там, в пригороде, где я учился, много таких писак было — я мог бы попросить о помощи, но не доверял, хотя они по-своему были неплохие ребята.
Кён чуть сжимает пальцы на ставшей уже мягкой от постоянных прикосновений бумаге.
-Почему не доверял?
Глупый, глупый вопрос.
«Глупый, глупый Пак Кён».
-Они все индюки, - внезапно живо и безапелляционно заявляет Зико. - Ин-дю-ки.
И снова замолкает — будто с головой уходит в воду.
Зико никогда не говорит о дружбе — видимо, не вопрос, не тема, пафос.
-Кён, - голос Чихо негромок и пропитан усталостью, как бисквит сиропом. - Сочини её, а? Я вовек не смогу. Видимо, она не моя должна быть.
Вновь молчит с секунду, а потом внезапно вскакивает и, взмахнув руками, начинает скакать по комнате. Кёну становится страшно.
-Я знаю, ты сейчас спросишь нечто вроде «Почему я? Что я? А чего я?», поэтому сразу отвечу — потому что ты, Пак Кён, не индюк! Я понятно выражаюсь?
И, продолжая заливаться соловьем, волнообразной походкой удаляется в сторону кухни за стаканом холодной воды, потому что вдруг становится слишком жарко.
Надежда — она теплая, а когда её много — её много.
На кухне слышно, как Чихо, матерясь, пытается попасть горлышком бутылки в стакан, как проливается на пол вода, как все тот же неповторимый У Чихо поскальзывается и едва ли не падает; Кён же, скрестив ноги по-турецки, умело подбирает ручку по цвету и пишет на листке с текстом первые несколько слов.
Он сочинит — и так начнется все, что в теории может и должно быть.
А Зико может никогда ничего не говорить больше о дружбе — он все уже сказал.
Надпись #3Надпись #3
Минхёк встречает этого пацана поздней весной 201n года.
***
Минхёк любит свою работу.
Заработной платы на оплату обучения в университете не хватает, времени после учебы съедает по самое не балуйся, изматывает усталостью, как собаку, и нервы жрет за милую душу, разве что не закусывая. Выходные? Ладно, в субботу можешь балду погонять, но в воскресенье — будь добр, заявись и проведи воскресную группу.
Минхёк любит свою работу — без дураков, любит, но иногда все-таки испытывает запредельное желание подложить в директорский кабинет навозную бомбу. Или водородную. А ещё лучше — комбинированную ураново-навозную.
Минхёку действительно нравится преподавать в школе искусств, выпускником которой он является — среди взрослых и опытных учителей с преподавательской степенью эдакий грант доверия от администрации лучшему выпускнику потока. Расписание, правда, поддавливает слегка настроение: занятия с группами сразу после пар в понедельник, четверг и пятницу, а в среду плюсом к вечернему уроку идет ещё и утренний, потому что в этот день в универе пары начинаются только в полпервого пополудни. Вторник и суббота — заслуженные выходные, в воскресенье — сдвоенная уик-энд группа сдвоенным, опять же, трехчасовым занятием.
Минхёк её не очень любит — там дети до десяти лет, которых хочется попереубивать особо изощренными способами уже после первых семи минут урока. Остальные ничего так — парни и девушки возрастом от шестнадцати до двадцати пяти, более или менее адекватные. Больше, конечно, парни — Минхёк преподает все-таки не бальные танцы и не восточные.
Хотя, в принципе, может.
Понедельник — самый, пожалуй, отвратительный день минхёковской недели — и не потому, что после выходных, а потому, что четыре мучительные пары подряд, тренировка в спорт-зале и только потом — работа. И пусть все оно хореографическое — начиная от факультета в университете и заканчивая занятиями спортивными танцами в спорт-клубе — это порядком заебывает. Неудивительно, что в понедельник в школу искусств Минхёк заявляется раздражительный, мрачный и злой, как голодная собака.
Занятия начинаются в шесть часов вечера, но он предпочитает приходить в пять, чтобы успеть подготовить зал, немного отдохнуть и размяться — идиот, куда тебе ещё! Скрывая озверелое выражение лица псевдодружелюбным оскалом (сам Минхёк искренне считает его верхом обходительности), он здоровается с администратором и привычно забирает ключ от четырнадцатого кабинета, а у входных дверей в зал на шеренге стульев и встречает этого незнакомого парня, болтающего ногами и интеллектуально рассматривающего потолок.
-Эй, - окликает Минхёк недовольно. В голосе — ноль вежливости, но ему сейчас откровенно побоку на собственное поведение. - Ты из группы, что ли?
Своих «учеников» он всех знает в лица.
Пацан разом трясет головой, явно освобождаясь от ненужных мыслей, вскакивает и едва ли не подпрыгивает на месте — ростом примерно такой же, как и Минхёк, стройный и гибкий, одетый в практичный и удобный кэжуал.
-Теперь да, - широкая улыбка на лице. - Это вы руководитель этого кордебалета?
Минхёк притормаживает — разве что зрачки в глазах не проворачиваются от мыслительной деятельности. Руководитель чего, блять? Минхёк кривит губы.
-Ну предположим, - глухо отвечает он, отворачиваясь от пытливого взгляда пронзительных темных глаз и ковыряясь ключом в замочной скважине. - А ты кто такой? Я тебя здесь раньше не видел.
Парень закатывает глаза, поднимает горе-очи к потолку и строит рожу в стиле «перекоси ебало», пока Минхёк стоит спиной и не видит — вернее, это пацан думает, что он не видит, а у того оказывается вполне себе развитое периферийное зрение.
-Если ты меня тут раньше не видел, это не значит, что меня сейчас тут нет, - отфутболивает этот кадр с убийственной логикой, легко переходя на «ты», и проворно проскакивает мимо Минхёка в открытый зал.
Тот устало опирается плечом на дверной косяк и прикрывает глаза — ругаться сил элементарно нет, но и терпеть подобные выходки от какого-то зелененького незнакомца он не собирается, хотя и слабо представляет, что можно противопоставить такому энтузиазму.
-Я тебя спрашиваю, ты кто такой? - Сказано тихо, спокойно, но от того до пиздецов просто страшно.
А парню — тому все равно.
Он подпрыгивает, выделывает какое-то нереальное — в своей смехотворности, естественно — па и изображает жалкую пародию на реверанс.
-Я Ким Юквон, - возвещает торжественно, улыбнувшись озорно, отчасти дерзко и — мягко, что ли?
И добавляет то, чего Минхёк в данный конкретный момент желает слышать меньше всего:
- … И я хочу научиться танцевать.
Примерно уже в эту минуту Минхёк начинает понимает, что существует такая зараза, от которой невозможно излечиться.
А Ким Юквон этот — рыжий.
Нет, серьезно — рыжий, без дураков.
***
-Ну чему тут ещё можно учить? - Едва ли не орет Минхёк, поднимая руки к воображаемому небу и проклиная себя самого за то, что решил-таки проверить способности этого Юквона за полчаса до начала первого урока в пустом зале. Юквон пытается заново повторить только что показанную связку — память, конечно, довольно херовенькая для танцора, но движения выходят на удивление пластичными и соблазнительными.
Рыжий взмахивает конечностями, оббегает Минхёка по кругу и заглядывает ему в глаза.
-Как чему? Танцам!
Святая простота!
Минхёк устало и как-то обреченно опускает руки — от зашкаливающей активности этого субъекта воздух в зале перегревается, замыкает в нервной системе и заставляет стирать зубы в порошок. Попросту говоря — Минхёк в бешенстве.
-Послушай, а ты отвалишь, если я скажу, что ты охуительно танцуешь, и тебе не нужно ничему учиться? - Спрашивает он словно бы между прочим, имея целью, естественно, сбагрить куда-нибудь этого горе ученичка, который — да у него все на лбу фломастером написано! — только и будет вести себя, как атомная бомба, сбивать группу с толку и выступать возмутителем порядка. А потом прикидываться ветошью — я не я, корова не моя.
А самое интересное, что Минхёк не врет — ну, практически.
Как-то совсем интересно получается, что Юквону действительно ничуть не сложно повторить за Минхёком все то, что он делает — проблема только с тем, в какой последовательности воспроизводить элементы. Тело Квона, податливое и гибкое, идеально копирует все требуемые детали — с совершенно особой, резковатой пластикой, на выходе смягчающейся и в итоге все равно оканчивающейся обрывом. И с неизменной соблазнительностью — Минхёк подсознательно подмечает детали и прекрасно понимает, что Юквон не контролирует этого процесса.
Так что да — Минхёк не врет. Почти.
Все равно Квон умудряется перепутать последовательностью движений даже в связке, состоящей из двух элементов.
Страдальческий юквоновский вопль прорезает зал, и, как по команде, начинают стекаться ученики — Минхёк поспешно отползает в сторону стереосистемы, чтобы настроить музыку, и проглатывает вертящийся на языке жутко любопытный, но неловкий вопрос на тему «окей, а задницей ты где так двигать научился?».
***
Минхёк не помнит ни одного настолько гнусного занятия — даже в чертов вечер понедельника.
За полтора часа Юквон умудряется перезнакомиться со всей группой, поползать по всем теоретически доступным горизонтальным поверхностям, внести яблоко раздора между двумя самыми перспективными танцорами на тему того, как лучше дрыгаться — на спине или на животе; построить глазки немногочисленным девушкам вымирающего вида «я хочу плясать, как парень», снести стул в углу, разозлиться, понянчить ушибленную коленку, вытащить проклятый предмет мебели на середину зала и станцевать на нем какую-то дребедень, принятую всеми за попытку стриптиза.
-Просто ремень на штанах плохо держался! - Орет этот ненормальный, под дружное ржание группы продолжая бессовестно крутить бедрами и ожидаемо наебываясь со стула. Минхёк размазывает по лицу глаза, уши, нос и зубы, вытирает слезы мучительной боли и, сидя напротив зеркала, изредка прикладывается виском о колонку с орущей музыкой и уныло наблюдает за откровенным развенчиванием групповой дисциплины. А то, что она развенчивается — вообще не вызывает ни единого сомнения.
Конечно, вскорости ему это надоедает, и он повышает голос, требуя идеального повторения разученной за этот месяц связки; группа всем составом охеревает — просто потому, что Минхёк никогда не повышает голоса по причине нежелания казаться идиотом — и связку повторяет один раз. Один.
Квон крутится под ногами и всячески пускает корни беспредела.
Как-то так получается, что Юквон умудряется привлекать к себе внимание даже тогда, когда сидит на полу позади всех (Минхёк не выдерживает и в принудительном порядке заставляет его это сделать), послушно наблюдает за выученной всеми остальными связкой, скучает, рассматривает руки и собирает глазки в кучку. Группа сбивается с ритма, задние ряды вообще напоминают стадо баранов, а передние, состоящие из перспективных танцоров, пихаются локтями, ржут и запарывают основные элементы.
Спустя пять минут Минхёку хочется Юквона убить.
Под конец он все-таки ставит Юквона куда-то в середину среднего ряда и заставляет танцевать все, что запомнил — конечно, Квон ухитряется перепутать все, что только можно перепутать, пропускает три движения, запарывает два, зато добавляет четыре своих и двигается едва ли не идеальнее самого Минхёка. Только у того — годы практики, а у этого — хуй на масле и полтора часа занятий в школе искусств с малолетним преподавателем.
Гибко, пластично и красиво — и с неизменной соблазнительностью, которая у Юквона, кажется, в крови или писана генами на ДНК.
И все-таки Минхёк ужасно рад, когда занятие заканчивается — просто лечь посреди пустого зала и заснуть.
Не навсегда, но надолго.
***
Урок заканчивается в 19:30 — вернее, сегодня во все 19:45 из-за минхёковского перфекционизма, гоняющего группу до идеальной кондиции; как всегда команда разбегается прежде, чем Минхёк успевает моргнуть хоть одним глазом — всем пора по домам, ибо учеба, курсовые и все такое прочее. И Минхёк этому бессовестно несказанно рад — видеть никого не хочется, отвечать на глупые вопросы — тоже, соблазняться на свидание с бабами — тем более, надоело уже, и вообще не желается проводить с кем-то дополнительные занятия. Пресвятые угодники, только не в понедельник.
К восьми он успевает наспех принять душ в преподавательском корпусе и спуститься вниз, чтобы вернуть ключ на вахту — к этому времени, конечно, никого из учеников уже нет даже в помине, будто в школе искусств вообще никто никогда не учился. Минхёк, закинув на плечо сумку с формой и учебниками, выходит из здания и направляется на автобусную остановку — как всегда, потому что не очень любит подземку.
Особенно — после документальной книги про зариновую атаку 1995 года в Токио. Кажется, так и называется - «Подземка».
На автобусной остановке, прислонившись плечом к железной перегородке, стоит Юквон, едва ли не по уши завернутый в мышасто-серую худи и спрятавший руки в карманы. Видимо, тоже ждет этот идиотский редкий номер, курсирующий здесь раз в полчаса.
Минхёк поначалу устраивается на скамейке, не заговаривая, но Юквон замечает его, обернувшись — молчит, правда, но Минхёку молчать теперь почему-то кажется неудобным. Он встает и прислоняется к перегородке рядом с Квоном так, чтобы было видно потом общественного транспорта.
-Тебе тоже на этот идиотский?
Квон молча кивает, улыбнувшись. Красивая улыбка у него — вот такая, обыкновенная, широкая и до сумасшествия искренняя.
-Ага, - отвечает он, помедлив. - Уже минут двадцать стою — значит, должен скоро появиться. Конечно, можно было бы и на метро добраться, но не люблю я его.
Минхёк удивленно приподнимает брови — думал раньше, что один такой на сотню, кто не любит подземки. Прежнюю раздражительность по обыкновению выветривает городским вечерним воздухом — остается только легкая усталость и почти не заметная боль в потянутой неделей ранее лодыжке.
-Почему?
-Не знаю. Просто такое ощущение, будто на меня давит что-то — аж блевать тянет, прости, конечно.
-Клаустрофобия?.. - Минхёк роется в кармане сумки на тему воды, но не находит и решает перетерпеть до дома. Юквон пожимает плечами и дышит на ладони — видимо, успел замерзнуть, все-таки не лето ещё, и по вечерам довольно прохладно.
-Не знаю, - легкомысленно. - У меня в медкарточке записано, что я за всю жизнь только ветрянкой болел.
Минхёк зачем-то представляет себе зеленого пупырчатого Юквона — почти что огурец. Смешно, но от усталости нет сил даже на улыбку — и Квон, видимо, это понимает, поэтому предпочитает молча следить за номерами автобусов.
Когда подходит нужный номер, они, не сговариваясь, молча ныряют в заднюю дверь и занимают два свободных места — Юквон у окна, Минхёк ближе к проходу. Из-за вечерних пробок автобус движется неторопливо, и между этой и следующей остановкой успевает пройти минут семь — а Квон успевает погрузиться в свои мысли, прижавшись виском к прохладному оконному стеклу.
Несмотря на полуторачасовую свистопляску, он совсем не выглядит усталым — разве что темно-рыжие, даже каштановые какие-то волосы растрепаны и беспорядочно прикрывают странно удлиненные, необычные глаза.
-Как тебе первое занятие? - Вопрос Минхёка — дежурный, но самый подходящий на все случаи жизни. Юквон моргает и поднимает голову.
-Шикарно же, - усмешка. - Давно так не расслаблялся.
-А колено?
-Какое колено?
Минхёк закатывает глаза.
-А это я, что ли, стриптиз пытался танцевать и наебнулся со стула?
Юквон смеется, откидывая челку со лба, и на пробу щупает пальцами колено, обтянутое светло-синими довольно узкими джинсами.
-Живо. И это не стриптиз был — я просто пытался привлечь к себе внимание, что вроде как это меня надо учить танцевать, а не этих всех, которые уже умеют.
Рассуждения откровенно эгоистичные, но Минхёк не злится — сам когда-то таким был, когда пришел в уже обученную группу зеленым новичком. Сейчас, конечно, уже повзрослел и все осмыслил, но Квона все равно не осуждает.
-Живо — это хорошо...
-Знаешь, - прерывает Юквон Минхёка негромко. - А ты талантливый очень. Так двигаешься красиво...
Минхёк, как бывает, смущается — нет, похвалу он слышал не раз и не два, и даже не десяток, но сейчас почему-то действительно неловко: в голосе Юквона — ни капли зависти, а лишь констатация факта, тепло и капля грусти. Не серой, а рыжей — такой же, как и он сам.
-Практика просто — у тебя тоже получится. Главное — не бросать.
Юквон поднимает на Минхёка задумчивый взгляд — и, помедлив, согласно кивает, потому что спорить здесь не с чем. А Минхёк не врет -только память на последовательность элементов потренируй, парень, и у тебя все получится.
Он ни разу не видел таких учеников — чтобы с первого раза, пусть и через задницу, но так откровенно красиво.
Это, кажется, талантом называется — когда красота без техники.
-А почему ты вообще решил вдруг танцами заняться? - Минхёку кажется, что не задай он сейчас любой, даже самый глупый вопрос — Юквон растает в воздухе, расщепившись на молекулы, и больше никогда не вернется. И страшно отчего-то. - Учишься же ведь, наверное.
Юквон дышит на стекло, рисует на нем, запотевшем, какой-то иероглиф и тут же его стирает, откидываясь на спинку сидения. Автобус минует три остановки.
-Не знаю, - отвечает он ровно. - Все вокруг что-то делают. Чем я хуже... А может — просто заебало, что я конченое пустое место в глазах окружающих. Всего-то высшую математику решаю — а вот тот ещё и поет, а тот рисует, а эти двое вообще песни пишут и рэп читают.
Рэпчик в переходе метро.
-Где учишься?
-На физмате в Кунмине. Нас туда таких аж трое из школьного класса попало — я и два дружка-рэпера. Ей-богу, будто не было смены образовательного учреждения...
В голосе Юквона — ощутимая вязкая горечь. Он вообще не понимает, зачем рассказывает все это постороннему, по сути, человеку — ладно, постороннему человеку, который полтора часа терпел его выходки и даже не убил, хотя хотелось очень — по глазам было видно.
-Так и причем здесь танцы? - Минхёк не улавливает логики. - Мне всегда казалось, что это как-то не в сфере интересов физматематиков.
-Выделиться, - просто говорит Юквон. - Ну, думаю, в школе темной лошадкой был, так хоть в универе как-то попритупится это дело. Хуй там — и здесь стороной обходят...
Минхёк, чуть скосив взгляд, наблюдает, как Квон рисует какие-то непонятные узоры на собственных коленях — постукивает, чуть нажимает на мышцы, пощипывает тонкую джинсовую ткань. В голове информация укладывается плохо — то ли из-за усталости, то ли из-за того, что Квон никак не производит впечатление человека, от которого можно шарахаться.
-Знаю я, о чем ты думаешь, - говорит вдруг Квон, улыбнувшись. - Такие дела. Меня с детства люди стороной обходят. Видимо, заразиться чем-то боятся... О, моя остановка. Ну, счастливо, спасибо за урок.
Минхёк, встав, дает Юквону проход - и почему-то возникает непреодолимое желание спросить что-то вроде «эй, а ты на следующее занятие-то придешь?». Юквон молча выходит к дверям и, не оборачиваясь, дожидается, пока они откроются — Минхёк нервно облизывает губы, рассматривает собственные руки на коленях и поднимает голову только тогда, когда раздается шорох открывающейся автобусной двери.
-Юквон, - окликает он негромко, когда тот уже спускается по лестнице. - Ты это... Приходи завтра часам к пяти?.. Можно будет выучить что-нибудь.
Юквон замирает на мгновение и, обернувшись, улыбается через плечо — широко, искренне, но немного грустно.
Сегодня понедельник. Завтра вторник — у Минхёка выходной.
Но это — неважно.
Надпись #4Надпись #4
Джэхё ненавидит понедельники. И не любит учиться.
А учиться в понедельники — ну вы понимаете, что это такое.
***
Твёрдо. Ужасно твёрдо и неудобно — но на это совсем не обращается внимания, когда спать хочется настолько, что невозможно даже один глаз держать открытым. Джэхё попросту по-детски складывает обе ладони и подсовывает их под щеку, как-то незаметно и, похоже, слишком глубоко проваливаясь в сон.
Истошный ор — который и истошным-то кажется только самому Джэхё — накатывает внезапно, откуда-то сбоку и катастрофически резко. Ор определяется смутно знакомым голосом и ощутимыми тычками в ребра.
-Джэхё, ёб твою мать!
-Не трожь мамулю, - сквозь сон мямлит растрепанный олльчан, от неожиданности убирая руки и впечатываясь носом во что-то до боли твердое. - Не трожь, пресвятая Гоморра, пропиздюлины найдут тебя сами...
Нечто, отчаянно толкающее Джэхё и явно пытающееся добудиться его любой ценой, глухо матерится и с досадой пинает ногой что-то звонкое типа алюминиевой банки. Банки? Откуда дома металлические отходы?
-Джэхё, блядь, ты долго тут собираешься валяться? Что это значит? У тебя, между прочим, первая пара через пять минут — и у меня, кстати, тоже, так что, ёб...
-Я не блядь, я Ан Джэхё, приятно познакомиться, - не отрываясь мордой от горизонтальной поверхности, бурчит он и сучит ногами — достать до нечто не выходит, потому что нечто явно тренированное и имеет хорошую реакцию.
Звонкий щелчок пальцами по лбу — Джэхё, как колом вбитый, поднимается и садится.
«Волшебное средство», - думает Минхёк вскользь, отмечая, что не в первый раз действует. Удобно, когда в мозгу есть специальная кнопочка «вкыл». Неудобно, правда, когда кнопочки «выкл» при этом нет.
-Ан Джэхё, друг мой ситный, - мягко тянет он, скрещивая руки на груди и бедром поправляя сползшую набок сумку. - Какого хера, позволь поинтересоваться, ты спишь ещё?
Джэхё честно минуты полторы не втыкает в происходящее — вокруг вместо дома ужасно знакомая уличная атмосфера, вместо маминых блинчиков с утра — пустые банки из-под энергетиков вокруг, и вместо мягкой кровати, мать её, скамейка шириной в двадцать сантиметров перед главным корпусом его, Джэхё, университета.
Эмоции прорываются как-то стихийно.
-Что я, блять, делаю? Сплю? Я — сплю?! Ли Минхёк, не смей, слышишь, никогда не смей выносить против меня ложные показания! Я — не сплю, я — отсыпаюсь! Посмотрел бы я, черт побери, на тебя в этой ситуации!
Минхёк закатывает глаза и поспешно — и очень выразительно — трет ладонями уши, показывая, что можно перестать орать и перейти на тон ниже. Джэхё зло шипит и раскидывает в стороны длинные, как у саранчи, конечности.
И ждет.
А Минхёк, дернув плечом, разворачивается и шагает в сторону университетских дверей.
-Пойдем, Джэхё, у тебя черчение первой парой, я провожу.
- … Вообще-то я ждал, пока ты спросишь, что произошло.
Минхёк послушно возвращается обратно и садится на скамейку рядом с Джэхё, пока тот собирается с мыслями, страдальческим взглядом изучая заплывшее утренними тонкими облаками небо. Одет олльчан непривычно не растрепанно даже, а как-то потрепанно; никакой укладки, макияжа и всех доступных жизненных радостей. Морда опухшая, как после нехилых возлияний, а глаза-щелочки уж слишком, на вкус Минхёка, злы.
-Иду я, значит, блять, такой вчера, никого не трогаю. И тут меня отлавливает твой маленький кособокий, косорукий, пухломордый и весь из себя такой милашный дружочек, хватает в охапку — силищи-то, ей-богу! - и тащит к себе домой, поговаривая что-то на тему всеобъемлющей любви к ближним, святых побуждений и проявлений дружеской привязанности. Ну я тоже не дурак — ору на всю улицу, что у меня и привязанностей-то никаких нет, а уж тем более — дружеских! Он меня, скотина такая, не слушает. Притаскивает к себе — я отбивался как мог, как мог, и даже пытался пяткой в нос въехать, но он увернулся! Притаскивает, значит, открывает передо мной свой шкаф, полный, с позволения сказать, одежды и говорит, де, Ан Джэхё, у меня завтра баттл и мне нужен крутой прикид из всего этого. Я ему — ты где тут Ан Джэхё увидел, обморочный? Он мне такой — Ан Джэхё! Я ему — ктоблять? Ну и поговорили, в общем. Короче, постояли, подумали, и я ему говорю — из чего тут, собственно, выбирать-то? А он мне... Вот гад, это был самый конкретный аргумент в моей жизни! А он мне, мол, кто из нас тут стилист-дизайнер? Ты или я? И тут мне стало обидно. И, короче, я всю ночь выбирал шмотки, кроил, плел, вязал, шил, даже нарисовал одну выкройку, искал косметику, рисовал чертежи и всячески доказывал, что дизайнер тут я, а не какой-то там, блять его, Ли Тхэиль. Всю ночь! А этой капризной скотине все не нравилось! То не так, сё не так — да я не понимаю, я что ли виноват, что ты одеждой в спец-отделе для домохозяек закупаешься?!
Джэхё, наконец, выдыхается и берет смысловую паузу, глухо ругаясь и озираясь явно в поисках чего-то похожего на воду — Минхёк сочувственно сует ему в руки бутылку и, наблюдая, как олльчан большими глотками уничтожает жидкость, думает, что это ж насколько нужно было разозлить милого, в сущности, Джэхё, чтобы он называл умеющего делать практически все Тхэиля косоруким. И кособоким. И вообще хоть как-то обзываться на человека, которому, кажется, при рождении отсыпали меньше всего минусов в копилку.
-Короче, - резюмирует Джэхё. - К пяти утра я закончил, но домой решил не являться, иначе мамуля меня бы поломала просто головушкой моей горестной о батарею. Запомни, Минхёк — лучше никогда, чем поздно. А как я тут оказался — хоть убей, не помню. Помню только, что тушь Тхэиль купил нестойкую. Наебался я с ней.
Минхёк встает и потягивается.
-Все равно это не оправдание тому, что ты дрыхнешь на общественной скамейке перед главным корпусом университета. Если тебе легче — Джэхё, я тебе сочувствую, а теперь пошли на пары.
Джэхё роняет голову на руки и издает страдальческий слоновий вой.
-Сам иди в эту преисподнюю! Я на первой тут отосплюсь... Кстати, ты насчет баттла-то как? Я в любом случае пойду — все равно этого гада красить-наряжать надо, а там вроде не только вокал, но и танцульки...
-Ан Джэхё.
- … Танцы. Высокоморальные. То есть высокохудожественные, я хотел сказать. Ну ты как?
Минхёк задумчиво кусает губу и, припомнив расписание, качает головой.
-Я пролетаю. У меня занятие с группой сегодня. Уж сами как-нибудь, окей?
Джэхё мотает растрепанной головой, отчего длинные, слегка вьющиеся волосы падают на лоб и закрывают без того не особо комфортный обзор.
-Не лей воду, Мин. У тебя они в восемь заканчиваются, а баттл в девять — неужели у тебя уже не стоит? Ой, прости, я хотел сказать — неужели тебя ещё не возбуждает возможность показать всем, где раки кочуют?
-Зимуют.
-Насрать. Так ты идешь? Учти — слова «нет» для меня конкретно сейчас не существует.
Минхёк вздыхает.
-Открою тебе тайну — его для тебя никогда не существует.
***
Минхёк находит Джэхё и Тхэиля в одной из небольших толп, коих тут много — влажный вечерний воздух слегка приводит в чувство, поэтому после занятия становится попроще ориентироваться в окружающем пространстве. Олльчан, кажется, снова позорно ругается, оббегая друга со всех сторон и о чем-то причитая; тот, в свою очередь, строит лицо лопатой и всячески на Джэхё внимания не обращает. Сходу Минхёк понимает, насколько эти два кадра успели друг друга заебать за эти два дня.
Тхэиль только с виду милый и скромный. А Джэхё только с виду олльчан.
И только Минхёк - что вижу, то и существую.
-Башкой не тряси! Я полчаса угробил на то, чтобы уложить твои три волосинки!
-У меня много волос!
-Мол-чать!
Вот и поговорили.
Минхёк, не встревая в диалог, просто пристраивается рядом, наблюдая за ежесекундными перепалками, и со сдержанным интересом поглядывает по сторонам — людей становится все больше, Сеул окрашивается в темный, басы и биты звучат все отчетливее, а микрофоны на импровизированной сцене начинают слегка фонить, когда к ним неправильно прикасаются.
Времени — без пяти девять, и вскоре прибывающее движение останавливается, отдавая предпочтение движению статическому. Кажется, все участники на месте — это чувствуется.
Вход свободный, добро пожаловать - не всем здесь, правда, рады.
Минхёк, конечно, не впервые на подобных баттлах, которым больше подходит определение, данное когда-то неугомонным олльчаном — арт-фесты. Как всегда — три части, первая из которых — вокальная, затем — рэп, и третья, наконец, свободные состязания в танцах, которые поначалу даже не имели системы и соревновательной основы. Если оглянуться, можно увидеть много знакомых — эй, даже вон ту пару парней из минхёковской группы по понедельникам.
Минхёк хмыкает и щелкает пальцами, когда они его замечают.
Вокальная часть, как обычно, довольно сильна — все-таки обязательная дисциплина в университете искусств, да и студентов здесь, мягко говоря, достаточно. Минхёк узнает Хонги с актерского, который сегодня, кажется, просто зритель; Ёсопа, Кевина и пацана с каким-то странным капустным прозвищем — все с вокального; Химчхана с режиссерского и неразлучную рэпо-певчую парочку — Ким Джунмён и Крис У с журналистского в Сеульском Национальном.
Господи, куда не плюнь — попадешь если не в своего, то точно в кого-нибудь пусть смутно, но знакомого. Джэхё нервно пританцовывает, пока ожидает результатов жребия — кто в соперники достался Тхэилю; Минхёку не то чтобы все равно — он просто как-то уверен, что вокалист своего не упустит.
Чон Дэхён. Кажется, тоже из Национального. Или из Корё?
Неважно. А Тхэиль — хитрый и прекрасно знает, что за живую музыку полагается больше баллов, поэтому против тэхёновской музыкальной записи ему на синтезаторе трек полностью проигрывает Сон Сынхён с первого курса инструменталки.
Минхёк не удивлен, когда победителем в этой паре объявляют Тхэиля. А Джэхё искренне уверен, что это его звездные шмотки, архимодный макияж «дымная завеса на моргалах» и стрелки блестящей подводкой едва ли не до висков.
Никто не спорит.
Их Минхёк замечает во второй части арт-феста — проходит несколько номеров, в которых он узнает Ёнгука, какую-то каланчу, которую все называют Чханёлем, белобрысого кудрявого пацана и Ильхуна. Просто вдруг более или менее адекватная музыка — насколько рэперы вообще могут быть адекватны — сменяется нереально тяжелыми, давящими басами, а бит начинает вдалбливать в виски так, что голова если не трещит по швам, то намеревается; играет вроде в том же диапазоне громкости, что и все остальные, но все равно разрывает нервы на куски до такого состояния, что обыкновенным клеем, как привыклось, уже не собрать.
На сцене их всего двое — оба микрофоны держат привычно и явно не в первый раз, двигаются точно, четко и невероятно ритмично согласно ритмике читки; это Минхёк подмечает больше со стороны танцевального вопроса — и это удивляет. Слишком мало рэперов способны настолько кристально прочувствовать ритм и суметь без танца двигаться под него так, чтобы эта пустота и являла собой эфемерный танцевальный рисунок.
Первый — одетый под горло во все черное начиная от высоких шнурованных ботинок, свободных джинсов, сужающихся книзу, до пиджака с редкими проблесками заклепок и неприметных шипов. Волосы темно-русые — возможно даже некрашеные, а косая прямо выстриженная челка практически полностью прикрывает левый глаз.
Пухлые губы, резко сменяющийся четкий, отпечатывающийся в сознании ритм.
Второй — белая рубашка с завернутыми до локтей рукавами, узкие джинсы, смешные ботинки, подтяжки и явно до отвала облитые лаком сочно-рыжие кудряшки.
Прищуренный взгляд, ритм рваный, специфический.
Минхёк завороженно наблюдает на читкой первой партии — она полностью принадлежит первому, который в черном. Голос не низкий, но и не высокий, не жесткий, да и не мягкий — то, что нужно, идеальная пропорция, золотое сечение, Минхёк не помнит больше ничего из курса математики. Ритм, дикция, фон, биты — если закрыть глаза, можно смотреть диафильм в неоновой обработке.
Смех, имитации, ухмылки, звукоподражание.
Второй — чуть выше, чуть по-другому — да нет, по-другому уже совсем, и создается совершенно безумный сине-багровый контраст, который в итоге дает ожидаемый фиолетовый и утягивает за собой в бесконечный чеширский омут, улыбающийся длинными губами и удлиненными кошачьими глазами. Минхёк трясет головой, возвращаясь во влажную вечернюю реальность — сюда. Где басы и биты слегка притупляются, когда ди-джей делает звук тише.
Первый — издевательский поклон, от второго — не менее издевательский, но изящный реверанс, lol, да и все.
Когда через две секунды на сцене их не становится, то кажется, будто их и не было никогда здесь, а сине-багровые завихрения — просто плод усталого, вымотанного тяжелыми нагрузками состояния.
Или теми металлически-стальными битами.
Третий блок — танцы, но Минхёк слишком, слишком устал.
-Эй, ну давай, иди станцуй уже какую-нибудь фигню — ты же умеешь!
-Ан Джэхё.
-Ну прости, перепутал, не фигню, а высокоморальный художественный танец. Ты столб или насрано? Вернее, ты танцор или где?
На сцене сейчас — симпатичный блондин из окружения, кажется, Ёнгука; то ли Мун Чоноп, то ли Чон Муноп — у Минхёка в голове вся информация укладывается не привычными пластами, а шумной и веселой кучей разноцветного дерьма. Где-то там же — дэнс-капл Тону и Хоя, а чуть в стороне в своей атмосфере развлекаются привычные знакомцы Кай и Сехун, околачивающиеся в этой компании едва ли не в первого вообще арт-феста.
-Послушай, - медленно начинает Минхёк, задумчиво глядя поверх голов и словно разыскивая кого-то внимательным, пытливым взглядом, который так не любит Джэхё. - А кто были эти парни? Ну, последний рэп-дуэт в блоке?
Спрашивать у Джэхё — самый верный вариант, Джэхё все и всегда знает — так уж повелось, что не сплетник, но талантливейший информатор. Разве что с Химчханом тягаться, но у того сейчас дела явно поважнее — у кого-то клинит микрофоны.
-Два парня таких? - Уточняет олльчан, потягивая колу из банки через трубочку. - Знаешь, сам в душу не ебу, но говорят, что эти кадры из Кунмина. Самое ржачное — они, походу, оба физматовцы.
У Минхёка дергает что-то в районе диафрагмы и тянет с силой в грудь — он не обращает внимания, пытаясь понять, что ему вообще все это напоминает. Ощущение то ли флешбэка, то ли дежавю — или же чего-то совсем качественно иного.
-А чего такое? Заинтересовали? - У Джэхё дурацкая привычка жевать трубочку во время разговора, не выпуская её изо рта.
Минхёк неопределенно поводит плечами.
-Неплохие. Другие...
Джэхё почему-то в ответ не ржет, не подкалывает и даже поползновений в эту сторону не делает — только поджимает губы и, чуть развернувшись, закругляет разговор.
Минхёк все-таки танцует что-то ненапряжное в несоревновательном баттле — под нечто такое же битовое, ритмичное, но довольно легкое. Тело пусть и усталое, но по-прежнему не ведающее особо сильных промахов — двигается по инерции, рефлекторно, но все также умело и пластично.
Музыка кончается, а Минхёк, кажется, все продолжает танцевать — и отчаянно пытается вспомнить, где он мог раньше встречать этих двух парней с идеальной ритмикой и интонациями в читке.
А уходя, не замечает двух пар заинтересованных глаз, с синхронным прищуром смотрящих вслед.
-Ебать, Кён, я б хотел в свою теоретическую группу такого танцора.
@темы: кто-то что-то сказал?, фанфики, би эл оу си кей
Только не считал нужным, чтобы об этом кто-то знал.
почти постоянный корень проблем.
аж руки затряслись.
спасибо, Кэпушко
И последняя строчка этакий завершающий аккорд)
тебе спасибо
Leerena, спасибо
Мне очень нравятся эти истории
Неторопливые и реальные, очень)
неторопливо.. просто надписи на стенках чаши
У меня всё сложно с Кёном, но у тебя он ведет себя так естественно и ненаигранно, что невольно вызываю симпатию))
А Юквон...он такой "твой"...что я даже другого определения подобрать не могу
У меня всё сложно с Кёном
а что такое?
А Юквон...он такой "твой"...что я даже другого определения подобрать не могу
я почти в слезы вообще :<<
спасибо <3
И все такие знакомые имена среди участников))
Ну и да, Ан Джэхё
Нам будет приятно видеть у нас на сайте vika-service.by/
pref-game.ru/forum/viewtopic.php?f=31&t=30627
bitcoinvealtcoin.com/topluluk/neden-bitcoin/rem...
24tov.com.ua/forum/viewtopic.php?f=12&t=66893
Решение владельца бизнеса заказать новый сайт под ключ либо модернизировать дизайн и функционал старого, как правило, продиктовано поиском новых точек роста. Мы разрабатываем и создаем удобные и красивые веб - сайты, которые надежно работают и легко редактируются, учитывая все пожелания Заказчика и тщательно проработав нишу клиента и конкурирующие интернет-сайты. Решив заказать сайт под ключ по отличной цене в нашей веб студии, Вы получите максимально качественный уникальный ресурс за свои деньги. Все этапы создания сайта (от регистрации доменного имени до установки ресурса на хостинг) мы возьмем в свои руки. Разработаем и создадим для Вас в Минске полноценный интернет-магазин, сайт визитку, лэндинг или корпоративный сайт недорого, качественно и точно в срок.
Наша организация занимается свыше 10 лет ремонтом и обслуживанием оргтехники в городе Минске.
Всегда рады помочь Вам!С уважением,ТЕХНОСЕРВИC
Автоаксессуары – это широкая группа товаров, которую можно условно разделить на 3 подкатегории: автомобильные аксессуары для интерьера, экстерьера и полезные приспособления. Каждая из них включает в себя большое количество товаров разных типов.Предметы интерьера салона-Эти аксессуары предназначены для использования внутри салона автомобиля. Они служат для обеспечения большего комфорта водителя и позволяют держать различные мелочи под рукой.Элементы экстерьера-Назначение этих аксессуаров самое разное – от декора до перевозки грузов, которые не умещаются в багажник. Полезные приспособления-Эти автоаксессуары для авто помогут водителю в самостоятельном обслуживании машины и уходе за ней.
От всей души Вам всех благ!
туристическая кожаная сумка
samoylovaoxana.ru/mnogogrannost-afriki-nigeriia...
Ещё можно узнать: стиль одежды для низких мужчин
Экскурсии
look also at my pages and give a rating
XEvil is an easy, rapidly and handy program for fully automated recognition and bypass of your overwhelming majority of captchas (CAPTCHAs), with no require to connect any third-party companies.
The program Just about entirely replaces providers which include AntiGate (Anti-Captcha), RuCaptcha, DeCaptcher and Some others. At the same time, it drastically exceeds them in recognition pace (10 situations or maybe more) and is totally cost-free.
opensug.s1009.xrea.com/discuss/viewtopic.php?id... captcha service
kizkiuz.com/user/TedMedley85490/ Xrumer
@d@=
look also at my pages and give a rating
XEvil is a simple, rapidly and convenient method for absolutely automatic recognition and bypass with the overwhelming majority of captchas (CAPTCHAs), without the need to attach any 3rd-celebration providers.
The program almost completely replaces products and services which include AntiGate (Anti-Captcha), RuCaptcha, DeCaptcher and Other individuals. Simultaneously, it appreciably exceeds them in recognition pace (10 occasions or more) and is completely cost-free.
forum.terasic.com/index.php?action=profile;u=31... Xevil
e-content4u.com/the-greatest-guide-to-best-soft... autoposting
@d@=
I need your advice on this one./Share your personal experience. There is a bonus for online casinos. I don't know how to make the best use of it.
got a bonus here:Bonus
What do you suggest? What is the best slot to play where the chances of winning are higher?
twinkporn.one/videos/2843/rubbing-two-huge-cock...
In a life that embraces diverseness and inclusivity, same-sex relationships from organize their place. Men who ancient men direct the joys and challenges of erection expressive connections based on authenticity and mutual understanding. They consecrate love while overcoming societal expectations, stereotypes, and discrimination.
hentai0day.com/tags/cartoon-hentai/
Communication and fervent intimacy disport oneself a essential place in their relationships, fostering assurance and deepening their bond. As people progresses toward fairness, it is significant to distinguish and regard the friendship shared between men dating men, embracing their unique experiences and contributions to the tapestry of anthropoid connections.
Trial ED Pack consists of the following ED drugs:
Viagra 100mg 5 pills
Cialis 20mg 5 pills
Levitra 20mg 5 pills
cutt.ly/4wP5bDuH
cutt.ly/AwXXaRVW
bit.ly/3GAiEsU
bit.ly/495WQSS
Extra ED Pack consists of the following ED drugs:
Viagra 100mg 20 pills
Cialis 20mg 20 pills
Levitra 20mg 20 pills
Super ED Pack consists of the following ED drugs:
Viagra 100mg 10 pills
Cialis 20mg 10 pills
Levitra 20mg 10 pills
cutt.ly/4wP5bDuH
cutt.ly/AwXXaRVW
bit.ly/3GAiEsU
bit.ly/495WQSS
накрутка поведенческих факторов http://nakrutka-povedencheskih-factorov.ru/ .
_________________
ойын автоматтары f-да онлайн режимінде тегін ойнайды
VALO Hotel City
samoylovaoxana.ru/tag/tajnye-ugolki-zhivopisnoj...
Ещё можно узнать: ананас польза и вред для здоровья
Путеводители
Мы трудимся с последовательными материалами, утверждая прочный термин использования и превосходные результирующие показатели. Утепление внешнего слоя – это не только сокращение расходов на отапливании, но и заботливость о природной среде. Сберегательные технологии, какие мы производим, способствуют не только зданию, но и поддержанию природы.
Самое первоочередное: Услуги по утеплению стен снаружи стоимость работ у нас стартует всего от 1250 рублей за м²! Это доступное решение, которое переделает ваш дом в подлинный теплый местечко с минимальными затратами.
Наши проекты – это не всего лишь изолирование, это составление территории, в где любой элемент выражает ваш индивидуальный образ. Мы примем в расчет все твои требования, чтобы осуществить ваш дом еще дополнительно дружелюбным и привлекательным.
Подробнее на www.stroystandart-kirov.ru
Не откладывайте заботу о своем помещении на потом! Обращайтесь к специалистам, и мы сделаем ваш обиталище не только согретым, но и стильнее. Заинтересовались? Подробнее о наших трудах вы можете узнать на сайте компании. Добро пожаловать в универсум благополучия и качественной работы.
Подбирая дешевые авиабилеты и туры, вы открываете для себя множество возможностей: от отдыха на экзотических островах до знакомства с культурным наследием старых городов. Онлайн-платформы предлагают удобные инструменты для поиска лучших предложений, позволяя вам экономить время и деньги.
Специализированные сервисы по поиску туров помогут вам найти оптимальные пакетные предложения, включающие в себя авиабилеты, проживание и различные экскурсии. Таким образом, вы сможете с легкостью спланировать свой идеальный отпуск, не перегружая свой бюджет.
Не упускайте возможность совершить незабываемые путешествия, выбирая самые выгодные предложения на рынке. Дешевые авиабилеты и туры – это ваш ключ к миру приключений и впечатлений!
www.washingtontimesnewstoday.com/
_________________
ক্যাসিনো বাজি