nah, fuck it
Название: Mattina ciliegia
Фэндом: EXO-K|M
Пейринг: Крис/Сухо (Чунмён)
Рейтинг: PG-13
Жанр: романтика, повседневность, AU
Размер: драббл, 1010 слов
Посвящение: Roxcity <3
*Mattina ciliegia - Вишнёвое утро (итал.)
Mattina ciliegia | 1010 словИногда Крису кажется, что у Чунмёна имеется некий внутренний датчик — он каждое утро просыпается с первыми лучами солнца, именно в ту секунду, когда они впервые осторожно, чтобы не напугать, касаются своими теплыми светящимися ладонями задернутых кремовых штор, одним мановением превращая их в живое струящееся золото. И Крис всегда старается проснуться хотя бы на минуту раньше, чтобы поймать этот момент — момент, когда Чунмён уже и в этом мире, но пока ещё в своем, собственноручно созданном за время недолгого сна. Чунмён — демиург, и каждую ночь он создает новый мир, о котором потом рассказывает иногда Крису, считая это обыкновенным сном.
Крис старается поймать этот момент, когда глаза Чунмёна уже открыты, но сам он находится на тонкой грани между сном и реальностью; когда взгляд ещё расфокусирован и обращен словно внутрь себя, когда губы ещё не сделали первый осознанный вдох, а сознание трудолюбивой птицей только начинает вить хрупкое гнездо реальности. В эту секунду Чунмён на поцелуй отвечает совсем автоматически и отчасти недоуменно, неопытно и робко — Крис не выдерживает, улыбаясь в его губы и собирая с них последние остатки сна. У них — привкус сухой кожи и выпитого накануне теплого молока.
Поймав этот самый первый, неосознанный ещё поцелуй, Крис долго не может отстраниться, касаясь кончиком коса чунмёновского и завороженно глядя в его глаза — вот с этими же лучами солнца осветляется и радужка, из темной, почти черной, превращаясь в карамельную и четко очерчивая контур зрачка; вот прорисовывают ровный оттенок короткие золотистые росчерки, и Чунмён впервые за это утро смотрит на Криса с привычной смешинкой.
Смотрит лукаво и хитро, невесомо пробегаясь кончиками пальцев по оголенным бокам Криса — тот фыркает, как большой пушистый кот, и в отместку за щекотку легко прикусывает Чунмёну нижнюю губу. Чунмён же тихо смеется и откидывается на подушку — пелена сна теперь остается только в спутанных прядях темных волос.
Крис никогда не объясняет Чунмёну — сколько бы тот не спрашивал — почему он всегда выбирает кипельно-белое постельное белье, всякий раз непоколебимо заталкивая далеко в шкафы темное, когда Чунмёна тянет на эксперименты с дизайном. Крис считает, что это — идеальное смешение оттенков: темно-вишневые, глубокого винного оттенка волосы Чунмёна на белой до рези в глазах мягкой, скользящей в пальцах ткани. Оно напоминает чем-то вишню с молоком; когда же сквозь полупрозрачные шторы пробиваются лучи утреннего ленивого солнца, это можно сравнить с добавлением тонких ломтиков нектарина или лимонных капель.
А в «Баскин-Роббинс» Крис всегда заказывает обыкновенный молочный пломбир, политый вишневым сиропом — Чунмён хмурится, недоумевает и заявляет всякий раз, что фисташковое раз в десять вкуснее. Крис только улыбается неопределенно и говорит, что он, Чунмён, ничего не понимает в этой жизни. Чунмён не обижается.
Каждое утро Крис пропускает Чунмёна в душ первым и терпеливо валяется поперек кровати, дожидаясь его, чтобы отловить и долго, со вкусом, вдыхать запах ещё не испарившейся влаги и с неиссякающим интересом наблюдать, как Чунмён просыпается все больше. Как все ярче становится смешинка в глазах, все звонче голос, приобретающий привычные тона и полутона, которых в арсенале Чунмёна — бесчисленное множество; как исчезает сухость на губах, сменяясь нежной податливостью, и кожа становится бесконечно доверчиво-чувствительной, отзывающейся на каждой полуприкосновение. Даже самое призрачное.
Крис не считает нужным отказывать себе в том, чтобы ненавязчиво коснуться губами оголенного плеча или выступающей за ухом косточки; от волос Чунмёна пахнет только водой, и Крису кажется, что зря парфюмеры, по сути, так извращались всю историю своей деятельности. Чунмён негромко фыркает и позволяет делать с собой все, что угодно, больше походя в этот момент на мягкую игрушку, а потом незаметно, но твердо высвобождается из объятий и направляется к окну — сейчас утро начнется «официально».
Одним единым, простым движением Чунмён разводит в стороны легкую ткань кремовых штор, и солнечные лучи, уже проснувшиеся окончательно и нетерпеливо стучащие в стекло, радостно вбегают в комнату и мгновенно окрашивают её в мириады золотых росчерков и пятен; Чунмён, сильно сощурившись, смотрит на небо, постепенно привыкая и все больше расслабляя глаза — в конце концов он наблюдает за солнцем с почти полностью открытыми глазами, хоть и знает, что потом долго будет трясти головой в попытке отогнать назойливые тени. Это традиция «на счастье» - с утра немного посмотреть на солнце, впуская его в себя, чтобы затем делиться им в виде улыбок, смеха и простого ободряющего взгляда.
Крис как всегда успевает первым, ещё до того, как Чунмён отходит от окна, обнимая его сзади и в наглую забирая половину того, что предназначается всем. Чунмён не противится и отдает все полностью, зная, что сможет взять снова и отдать ещё больше; если Чунмён генерирует свет солнечный, то Крис, получая его, зеркалит и генерирует уже лунный. И Чунмён отдыхает в его руках, позволяя этому прохладному серебристому потоку заполнять пустоту, которая неизбежно образуется под конец любого дня.
Но сейчас, с утра, Чунмён играет главную роль; он позволяет себе в последний раз упасть на ещё не заправленную постель, путаясь в складках ткани и утягивая за собой Криса. Позволяет себе в последний раз расслабиться, вопросительно касаясь его губ своими и обнимая за шею, чтобы слегка приподняться и соприкоснуться ключицами; внешне покорно отдает Крису право вести игру самому, хотя тот уже давно не обманывается, прекрасно понимая, что Чунмён в любой момент способен перевернуть плоскость реальности с ног на голову — а вместе с ней и все якобы устоявшиеся и привычные роли.
Крис ловит первый на это утро уже осознанный, долгий и мягкий, но нисколько не изматывающий поцелуй; сохраняет в папку «.my all» почти физически ощутимый теплый взгляд и закрывает глаза, с еле угадывающейся тоской думая, что сейчас, наверное, придется расстаться — рабочий день разгонит их по разным концам города, разрывая реальность по контуру троллейбусных путей и тоннелей метрополитена. Но Крис точно знает, что вечером снова все встанет на свои места — стоит только времени слегка поторопиться, послушно подвигая вперед стрелки в обмен на пару шоколадных конфет.
Он искупает Чунмёна в прохладном лунном свете, словит последний осознанный и первый неосознанный уже во сне и долго будет наблюдать, как свет ночных фонарей пытается постучаться к ним в окно — но, робея, отходит, чтобы не нарушить сон и привычный процесс создания миров, которые Чунмён принимает за обыкновенные сновидения.
Демиурги сильны и собственные чудеса предпочитают творить незаметно, пусть кто-то уже и знает о них — даже если и молчит, неопределенно улыбаясь.
Фэндом: EXO-K|M
Пейринг: Крис/Сухо (Чунмён)
Рейтинг: PG-13
Жанр: романтика, повседневность, AU
Размер: драббл, 1010 слов
Посвящение: Roxcity <3
*Mattina ciliegia - Вишнёвое утро (итал.)
Mattina ciliegia | 1010 словИногда Крису кажется, что у Чунмёна имеется некий внутренний датчик — он каждое утро просыпается с первыми лучами солнца, именно в ту секунду, когда они впервые осторожно, чтобы не напугать, касаются своими теплыми светящимися ладонями задернутых кремовых штор, одним мановением превращая их в живое струящееся золото. И Крис всегда старается проснуться хотя бы на минуту раньше, чтобы поймать этот момент — момент, когда Чунмён уже и в этом мире, но пока ещё в своем, собственноручно созданном за время недолгого сна. Чунмён — демиург, и каждую ночь он создает новый мир, о котором потом рассказывает иногда Крису, считая это обыкновенным сном.
Крис старается поймать этот момент, когда глаза Чунмёна уже открыты, но сам он находится на тонкой грани между сном и реальностью; когда взгляд ещё расфокусирован и обращен словно внутрь себя, когда губы ещё не сделали первый осознанный вдох, а сознание трудолюбивой птицей только начинает вить хрупкое гнездо реальности. В эту секунду Чунмён на поцелуй отвечает совсем автоматически и отчасти недоуменно, неопытно и робко — Крис не выдерживает, улыбаясь в его губы и собирая с них последние остатки сна. У них — привкус сухой кожи и выпитого накануне теплого молока.
Поймав этот самый первый, неосознанный ещё поцелуй, Крис долго не может отстраниться, касаясь кончиком коса чунмёновского и завороженно глядя в его глаза — вот с этими же лучами солнца осветляется и радужка, из темной, почти черной, превращаясь в карамельную и четко очерчивая контур зрачка; вот прорисовывают ровный оттенок короткие золотистые росчерки, и Чунмён впервые за это утро смотрит на Криса с привычной смешинкой.
Смотрит лукаво и хитро, невесомо пробегаясь кончиками пальцев по оголенным бокам Криса — тот фыркает, как большой пушистый кот, и в отместку за щекотку легко прикусывает Чунмёну нижнюю губу. Чунмён же тихо смеется и откидывается на подушку — пелена сна теперь остается только в спутанных прядях темных волос.
Крис никогда не объясняет Чунмёну — сколько бы тот не спрашивал — почему он всегда выбирает кипельно-белое постельное белье, всякий раз непоколебимо заталкивая далеко в шкафы темное, когда Чунмёна тянет на эксперименты с дизайном. Крис считает, что это — идеальное смешение оттенков: темно-вишневые, глубокого винного оттенка волосы Чунмёна на белой до рези в глазах мягкой, скользящей в пальцах ткани. Оно напоминает чем-то вишню с молоком; когда же сквозь полупрозрачные шторы пробиваются лучи утреннего ленивого солнца, это можно сравнить с добавлением тонких ломтиков нектарина или лимонных капель.
А в «Баскин-Роббинс» Крис всегда заказывает обыкновенный молочный пломбир, политый вишневым сиропом — Чунмён хмурится, недоумевает и заявляет всякий раз, что фисташковое раз в десять вкуснее. Крис только улыбается неопределенно и говорит, что он, Чунмён, ничего не понимает в этой жизни. Чунмён не обижается.
Каждое утро Крис пропускает Чунмёна в душ первым и терпеливо валяется поперек кровати, дожидаясь его, чтобы отловить и долго, со вкусом, вдыхать запах ещё не испарившейся влаги и с неиссякающим интересом наблюдать, как Чунмён просыпается все больше. Как все ярче становится смешинка в глазах, все звонче голос, приобретающий привычные тона и полутона, которых в арсенале Чунмёна — бесчисленное множество; как исчезает сухость на губах, сменяясь нежной податливостью, и кожа становится бесконечно доверчиво-чувствительной, отзывающейся на каждой полуприкосновение. Даже самое призрачное.
Крис не считает нужным отказывать себе в том, чтобы ненавязчиво коснуться губами оголенного плеча или выступающей за ухом косточки; от волос Чунмёна пахнет только водой, и Крису кажется, что зря парфюмеры, по сути, так извращались всю историю своей деятельности. Чунмён негромко фыркает и позволяет делать с собой все, что угодно, больше походя в этот момент на мягкую игрушку, а потом незаметно, но твердо высвобождается из объятий и направляется к окну — сейчас утро начнется «официально».
Одним единым, простым движением Чунмён разводит в стороны легкую ткань кремовых штор, и солнечные лучи, уже проснувшиеся окончательно и нетерпеливо стучащие в стекло, радостно вбегают в комнату и мгновенно окрашивают её в мириады золотых росчерков и пятен; Чунмён, сильно сощурившись, смотрит на небо, постепенно привыкая и все больше расслабляя глаза — в конце концов он наблюдает за солнцем с почти полностью открытыми глазами, хоть и знает, что потом долго будет трясти головой в попытке отогнать назойливые тени. Это традиция «на счастье» - с утра немного посмотреть на солнце, впуская его в себя, чтобы затем делиться им в виде улыбок, смеха и простого ободряющего взгляда.
Крис как всегда успевает первым, ещё до того, как Чунмён отходит от окна, обнимая его сзади и в наглую забирая половину того, что предназначается всем. Чунмён не противится и отдает все полностью, зная, что сможет взять снова и отдать ещё больше; если Чунмён генерирует свет солнечный, то Крис, получая его, зеркалит и генерирует уже лунный. И Чунмён отдыхает в его руках, позволяя этому прохладному серебристому потоку заполнять пустоту, которая неизбежно образуется под конец любого дня.
Но сейчас, с утра, Чунмён играет главную роль; он позволяет себе в последний раз упасть на ещё не заправленную постель, путаясь в складках ткани и утягивая за собой Криса. Позволяет себе в последний раз расслабиться, вопросительно касаясь его губ своими и обнимая за шею, чтобы слегка приподняться и соприкоснуться ключицами; внешне покорно отдает Крису право вести игру самому, хотя тот уже давно не обманывается, прекрасно понимая, что Чунмён в любой момент способен перевернуть плоскость реальности с ног на голову — а вместе с ней и все якобы устоявшиеся и привычные роли.
Крис ловит первый на это утро уже осознанный, долгий и мягкий, но нисколько не изматывающий поцелуй; сохраняет в папку «.my all» почти физически ощутимый теплый взгляд и закрывает глаза, с еле угадывающейся тоской думая, что сейчас, наверное, придется расстаться — рабочий день разгонит их по разным концам города, разрывая реальность по контуру троллейбусных путей и тоннелей метрополитена. Но Крис точно знает, что вечером снова все встанет на свои места — стоит только времени слегка поторопиться, послушно подвигая вперед стрелки в обмен на пару шоколадных конфет.
Он искупает Чунмёна в прохладном лунном свете, словит последний осознанный и первый неосознанный уже во сне и долго будет наблюдать, как свет ночных фонарей пытается постучаться к ним в окно — но, робея, отходит, чтобы не нарушить сон и привычный процесс создания миров, которые Чунмён принимает за обыкновенные сновидения.
Демиурги сильны и собственные чудеса предпочитают творить незаметно, пусть кто-то уже и знает о них — даже если и молчит, неопределенно улыбаясь.
@темы: кто-то что-то сказал?, фанфики, Сухо, ЕХО просто што.
-
-
07.08.2012 в 23:33-
-
08.08.2012 в 05:39Оно действительно утренне, легко и очень вкусно читается, оставляя в голове сладковатый вишневый туман с золотыми росчерками.
Крис, такой особенный, слегка эгоистичный и очень важный...
и Чунмён... без слов, потому что подобрать их вот здесь - это просто нереально... только собрать цитатами из самой истории. Потому что нет слов идеальнее вписывающихся в этого творящего миры...
история оставляет на губах улыбку и селит в сердце какое-то особенное, чунмёновское тепло... словно сквозь эту историю он дарит окружающим тот самый солнечный свет.
Спасибо!
-
-
08.08.2012 в 12:25ren.nucifera, Q___Q
я безумно рада, что он дарит окружающим тот самый солнечный свет.
это нереальное чувство, когда понимаешь, что сумел подарить людям то, что, кажется, разучился дарить уже давно.