nah, fuck it
Название: Acid equals Abyss
Фэндом: B.A.P
Пейринг/персонажи: Ёнгук/Ёнджэ, Ёнгук/Чоноп, Тэхён | (/) Ёнджэ
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Предупреждения: AU, некоторые виды девиаций
=> Написано по заявке Особоопасный Диносан на отрывок текста песни Lissen2 - Медленно
ОтрывокМедленно уходишь ты, я стою до последнего.
Знаю, сам виноват, что дал повод для сплетен.
Незаметно были разорваны нити.
И твоих сил не осталось снова простить меня.
Я пробовал звонить тебе, в ответ гудки,
Автоответчик, либо берут твои родители.
Порой, теряя бдительность, снимаешь трубку, дышишь,
Пытаюсь что-то объяснить, но ты меня не слышишь.
Безысходность просто сбивает с толка.
Столько стопок салфеток в бистро исписано строками
Моих к тебе стихов; не будь жестокой.
Дай шанс попробовать начать с истоков.
В моём кирпичном склепе на пятом этаже
Я медленно теряю веру, я почти что мёртв уже.
Белая зависть в душе к окнам счастливых квартир.
Может пора выбросить прах от обиды на мир?
=> Является поли-сонгфиком, поэтому спешал плейлист для всех четырех глав текста - все песни, так или иначе упомянутые в фике.
Плейлист:Плейлист:
Часть первая: Beyond the control
Часть вторая: Inside the mirrors
Часть третья: Through the recollections«Здравствуйте, вы позвонили в квартиру Ю Ёнджэ, но в данный момент ему (вернее, мне, не будем разводить энтропию) довольно затруднительно поднять трубку ввиду отсутствия дома. Вы можете либо перезвонить позже, либо перезвонить на мобильный, либо оставить сообщение после сигнала, либо отодрать трубку от уха и перестать уже, наконец, додалбливаться до моего телефонного оператора. Спасибо за внимание».
Далее после голоса автоответчика — второй сигнал, и Ёнгук сбрасывает вызов, пробует перезвонить на мобильный, но «абонент временно недоступен». Ёнгук перебирает в уме возможные варианты и приходит к выводу, что последний из них — родители. Насколько последний, настолько и самый нежелательный, поэтому Гук бросает телефон в угол дивана, разминая затекшую кисть руки.
Прошло две недели — за две недели проветриваются мысли, проветривается квартира от парфюма Ёнджэ и письменный стол покрывается тонким слоем пыли. Ёнгук не бесится, не кидает вещи в стены и только один раз срывается, сжав в ладони телефонную трубку так, что по задней панели идет паутина трещин.
Все возможные эмоциональные перепады купируются недельной зашкаливающей температурой, которая в одной утро отпускает так же просто, как и появилась за семь дней до. Придя в себя, Ёнгук заглядывает в папку «Исходящие звонки» в телефоне — около полусотни на номер Ёнджэ. Бессознательно.
И ещё пара десятков на домашний. Ни одного ответа, и Ёнгук сначала сжимает зубы, а потом успокаивается на некоторое время.
В квартире нет ничего, что хотя бы видом и хотя бы отдаленно напоминало нечто съестное, поэтому Ёнгук быстро одевается и, не найдя осенней куртки, накидывает толстовку — по степени тепла примерно одно и то же. В магазин решает не идти, лучше сразу в какое-нибудь кафе, где вообще не придется прикладывать никаких усилий, кроме озвучивания заказа.
Заказывает он нечто из того, что попадается на первых трех страницах; почти даже не читает наименования, разве что минеральную воду выбирает до нудистики долго, и в итоге все равно плюет, указывая на соджу.
Потом снова меняет заказ на минеральную без газа.
Ранним утром официанты и повара не особо торопятся с приготовлением, поэтому Ёнгук довольно долго сидит за столиком, гоняя музыку в телефоне и не останавливаясь толком ни на одной песне. Вместе с калейдоскопом отрывков мелодий в голове проносятся десятки, сотни отрывков воспоминаний; каждый трек в папке «Memories» так или иначе связан с чем-либо, и каждый так или иначе вызывает ассоциации, которые Гук пытается прогнать поначалу. Но они слишком хорошо прорисованы маслом на холсте, и Ёнгук бросает бесплодные старания, послушно дальше прокручивая песни, а вместе с ними и барабан воспоминаний.
Thousand Foot Krutch — Be Somebody
Ёнгук тихо подходит к Ёнджэ сзади и прижимается ухом к его большим акустическим наушникам, прислушиваясь к играющей негромко песне. Ёнджэ первые несколько секунд его не замечает, а потом чуть поворачивает голову, и Ёнгук снова тянется к наушникам, потеряв мелодию, но Ёнджэ снимает их, выпуская звук наружу.
-Кто это? - спрашивает Гук, щурясь на заходящее солнце и удивляясь, как Ёнджэ ещё не замерз, больше получаса стоя на балконе без куртки.
Ёнджэ непонимающе изгибает бровь, будучи полностью поглощенным созерцанием города и музыкой; потом понимает, о чем его спрашивает Ёнгук, и пожимает плечами.
-Не знаю. «Неизвестный исполнитель».
Ёнгук осторожно снимает с шеи Ёнджэ наушники и одевает их на себя, одновременно вытягивая у него из рук плеер и включая песню на повтор — сначала тихо, а потом громче начинает литься гитарный мотив и смутно знакомый голос с мягким английским произношением. Ёнгук, послушав секунд десять, отметает вариант, что это американский исполнитель — как правило, американский английский он понимает плохо, здесь же все практически кристально.
Трек поначалу спокойный и больше ориентированный на вокал, но затем развивается, впитывая звуки барабанной установки и звучание электрогитары; текст песни местами повторяется, и Ёнгук улыбается мягко, возвращая Ёнджэ наушники.
-Знаешь, я с ним согласен, - Ёнгук кивает в сторону продолжающей играть песни.
Ёнджэ адресует ему вопросительный взгляд.
-Ну, - начинает Ёнгук, выстраивая в голове нужную нотную линию. - I’m just a speck inside your head, you came and made me who I am, I remember where it all began... So clearly*.
Ёнгук напевает тихо, но очень точно попадает в ритм и ноты — Ёнджэ улыбается, запрокидывая голову ему на плечо, слушая непривычную для Ёнгука английскую речь. Впрочем, от него она звучит красиво.
-A strange type of chemistry, how you’ve become a part of me... You’re the only one who knows, who I really am...*
Ёнджэ легко высвобождается из объятий Ёнгука и, повернувшись к нему лицом, мимолетно касается его губ своими — Гук улыбается сквозь поцелуй и углубляет его, задерживая и обнимая Ёнджэ за талию.
«We all wanna be somebody, we just need a taste of who we are...»
The Veer Union — I'm Sorry [Chorus]
-Умение простить — сила или слабость? - спрашивает Ёнджэ совершенно неожиданно даже, наверное, для себя. Ёнгук затягивается сигаретой слишком сильно и морщится, чувствуя обжигающий легкие дым внутри себя.
-Сила, конечно, - отвечает он, мало сомневаясь в своем мнении и не особо задумываясь над ответом. И удивленно приподнимает брови, когда Ёнджэ отрицательно качает головой, рассеянно смотря куда-то в сторону.
-А вот мне кажется, что слабость. Как нечто вроде... Не суметь настоять на своем, не суметь отстоять себя, не суметь сохранить гордость и уйти от того, кто сделал тебе больно.
Ёнгук тушит сигарету о пепельницу и наблюдает за продолжающим тлеть пеплом.
-У тебя извращенное понимание силы и слабости, - говорит, наконец, он, не сумев мягче сформулировать свою реакцию. - Как будто часы песочные перевернули с ног на голову.
Ёнджэ пожимает плечами.
-У часов песочных, Ёнгук, обе стороны могут быть как головой, так и ногами.
В перерыве между треками, которые загружаются слишком долго из-за практически севшего аккумулятора, Ёнгук тянется к столу и вытягивает из подставки пару белых салфеток без узоров — одна из них сразу падает на пол, и Гук садистским движением сминает её подошвой тяжелого кроссовка. Пока телефон устало режет слух тихим скрипом в наушниках, Ёнгук отцепляет от связки ключей в кармане небольшую складную ручку — за неимением другого материала приходится писать прямо на тонкой салфетке, но Гук не брезгует и этим, чувствуя, что если потеряет пришедшие только что на ум слова, они вряд ли когда-то вернутся вновь.
И позволят себя записать.
«Медленно»
«Автоответчик»
«... кирпичный склеп на пятом (?) этаже»
«прах»
«обида на мир»
В нескольких местах салфетка все же рвется от тонкого стержня ручки, но Ёнгук осторожно складывает материю и механическим движением убирает её в карман, в то время как проигрыватель, наконец, загружает ещё одну «страницу» воспоминаний.
Hollywood Undead — I don't wanna die
Разноцветные марки слепящим дождем поднимаются в воздух и разлетаются безумным вихрем, медленно опускаясь на пол. Ёнгук слегка презрительно поднимает бровь, явственно вычитывая во взгляде Ёнджэ настолько неприкрытое отвращение, что становится даже отчасти смешно.
-Детка, что ты делаешь? Ценный же товар, - Гук усмехается.
Ёнджэ клинит от одного этого тона, от одного обращения; он кривится и отступает пару шагов назад, чтобы разноцветные тонкие пластинки не опускались даже у его ног. До ужаса тошно, противно и хочется сбежать если не на край света, то на край Сеула — точно. Что приравнивается.
-От одного квадратного сантиметра ничего не будет, - Ёнгук поводит плечом. - Будет только очень хорошо... Я обещаю.
-Ты ублюдок? - Голос Ёнджэ звенит от уже не сдерживаемой злости. - Ублюдок или умело притворяешься?
Ёнгук, не обращая внимания на оскорбление, языком подцепляет с рукава куртки одну из запавших туда пластинок, щурясь на Ёнджэ и облизывая губы. Гуку очень хочется сейчас и срочно завалить Ёнджэ без претензии на нежность, но он даже сейчас понимает, что за это можно нехило поплатиться — несмотря на внешнюю хрупкость и мягкость, рука у него тяжелая. И ведь развернется, уйдет и больше не вернется. Но это где-то на краю сознания, а потому на данную минуту не особо важно.
-Смотри, мне хорошо, - тянет Ёнгук, запрокидывая голову назад и проводя рукой по шее. - Попробуй всего одну. Нам будет хорошо...
Ёнджэ все с тем же отвращением во взгляде приподнимает носком кроссовка ярко-желтую марку, которая, как кажется, будет светиться даже в той темноте, где не будет светиться ничего, даже звезды.
-Я не хочу сдохнуть, - отчетливо и раздельно говорит он. - Я не хочу сдохнуть под забором, как ебаная собака.
Ёнгук фокусирует на нем взгляд.
-Ёнджэ, ты же у меня умный малыш. Ты же знаешь — никакого физического привыкания.
Ёнджэ в отчет лишь спокойно кивает.
-Я знаю. Но я не хочу, слышишь, не хочу сдохнуть где-нибудь в психбольничке в окружении таких же психов, как... Как ты? Да, Ёнгук, как ты. Уходи. Уходи, а? Я не хочу сдохнуть.
Ёнгук с сожалением опускает взгляд на радужную россыпь разноцветных марок на полу и, пнув парочку, разворачивается, убрав руки в карманы.
И уходит, не тронув больше ни одну.
Pillar — Hypnotized
Очень много алого и кислотно-зеленого, который кончается много раньше красного. Пол усыпан марками, пусть и чист в реальности, но глаза эту реальность воспринимают уже не истинно; стены — ледяны, кожа в контрасте жжет руки и губы, а кровь имеет уже даже не металлический, а просто сладковатый и до безумия приятный вкус.
Мун мягок и податлив ровно настолько, насколько и требователен; после второй растворенной в поцелуе пластинки эта требовательность сносит крышу не слабее самой пропитанной ЛСД марки.
Звон разбитого в осколки стекла, еле слышное от смутной боли дыхание, кровь на губах и пальцах, кровь на бедрах.
Пол усыпан только стеклом, но Ёнгуку кажется, что красными и зелеными марками — тоже.
Ёнгук приходит в себя только тогда, когда трек заканчивается — он понимает, что это единственный, прослушанный сейчас от начала и до самого конца. Заказ уже на столе, но он даже не смотрит туда; от последнего воспоминания скручивает легкие и давит на грудную клетку. Ёнгук разом выдергивает наушники и вскакивает из-за стола, автоматически схватив исписанную отрывистыми фразами салфетку.
На повторе в невыключенном проигрывателе вновь играет этот Hypnotized, и Ёнгук смутно слышит его из кармана толстовки; перейти дорогу на красный свет — без проблем, и до нужного места идти совсем недолго. После бега перед глазами много красных пятен.
Утром в этом клубе практически нет людей, и даже бармен, кажется, спит на своем месте, подперев подбородок рукой. Или просто взгляд у него настолько пустой и равнодушный.
Ёнгук даже себе самому признаваться не хочет, зачем его сюда понесло, но рефлексы берут свое — он оглядывает помещение в поисках знакомого лица, хотя, не увидев его у барной стойки, понимает, что если нет здесь, то не будет нигде. Высокие стулья — любимое место Муна.
Ёнгук заказывает вновь только минералку, вспомнив о сухости в горле и о брошенном заказе в кафе - жаба не душит, и ладно. Пока бармен разыскивает нужную бутылку, Ёнгук добавляет что-то про лайм или, на худой конец, лимон; делает условный знак рукой, и вместе с высоким бокалом на полированном дереве стойки появляется тонкий белый конверт из непрозрачной бумаги. Она хоть и плотная, но алый цвет сквозь неё все равно рассмотреть можно, если приглядеться.
Гук залпом выпивает ледяную воду, мысленно усмехнувшись мысли о том, что неплохо он себя ведет после недельной температуры под сорок. Лимона почти не чувствуется, а пузырьки газа, кажется, обжигают горло, и Ёнгук хочет поначалу закатить скандал на тему нелюбимой газированной минералки, но тут же вспоминает, что просто не уточнил, какую воду желает.
Поэтому быстро успокаивается.
Он сидит, не двигаясь, на высоком стуле, и рассматривает сквозь конверт красные марки — они кажутся какими-то далекими и нереальными, хотя на деле лишь стоит протянуть руку. Ёнгук не знает, зачем сейчас заказал их, и даже не притрагивается — только смотрит и пытается вызвать воспоминания, но они не приходят.
-Зеленые заказывали? - обращается он к бармену без указания уточнений, но тот понимает и так. Качает головой.
-Нет. Никто. - И возвращается вновь к прерванному делу типа протирания бокалов и шейкеров.
Ёнгук рассеянно кивает и, забрав конверт, соскальзывает со стула. Ноги сами ведут его не на выход, а вглубь заведения, в переплетение коридоров, где возможно как заблудиться, так и спрятаться от нежелательных глаз. Смотря чего хочется в данный конкретный момент.
Ёнгук удивительно быстро находит нужную дверь — в этом туалете так и не повесили второе зеркало, разбитое в тот вечер. Теперь тут только одно, слева от раковины — мутное, в разводах от воды.
Ёнгук смотрит в его поверхность минуты две, не отрываясь, и ему начинает казаться, что он снова попал в тот сон, где было чернильное пространство. Он видит в зеркале глаза темной фигуры, наполненные платиново-алой гаммой ненависти и злости; сквозь них, чуть дальше, он видит неподвижного Ёнджэ. Перед ними, чуть ближе, только мутные разводы от не очень чистой воды.
Ёнгук достает из кармана конверт и рассматривает его на свету — грани алых пластинок четко очерчиваются на поверхности плотной бумаги. От одно их вида начинает непривычно мутить, и Ёнгук высыпает марки на ладонь — их немного, штук пять всего лишь, но Гук прекрасно знает, что эти «всего лишь» способны сделать.
Продолжая держать на ладони пластинки, Ёнгук другой рукой включает горячую воду; кран сначала шипит и отплевывается, затем выдает ржавую струю, которая секунд двадцать очищается, становясь бледнее. Когда вода полностью становится прозрачной и от раковины начинает подниматься теплый пар, заволакивая и поверхность зеркала, Ёнгук медленно ссыпает красные марки под воду, наблюдая, как они забивают собой отверстие слива, мешая воде сбегать вниз по трубе.
Пластинки тонкие, но все равно долго не размокают, и Ёнгук стоит так минут пять, пока последние алые молекулы не исчезают в горячей воде. Затем он берет с края раковины кусок ничем не пахнущего хозяйственного мыла и долго трет ладони, отмывая их от несуществующего духа. Конверт, разорванный на десятки частей, отправляется следом за пластинами.
Когда Ёнгук наконец выключает воду, устало потирая пальцами бровь, пар перестает подниматься вверх, и зеркало снова становится прозрачным — Гук кидает в него мимолетный взгляд, по-прежнему встречаясь глазами в мнимой темной фигурой. Только Ёнджэ, стоящий на десять метров дальше в зеркальном пространстве, теперь грустно, но все же улыбается.
Чтобы не видеть этого дебильного гротескного «кино», подкинутого подсознанием, Ёнгук опускается на холодный пол у стены, откуда поверхности зеркала не видно. Шарит в кармане в поисках забытых дома сигарет — причем помнит, что забыл, но все равно ищет. Вместо плотной упаковки — только смятая салфетка, на автомате прихваченная с собой из кафе. На ней по-прежнему отрывистые слова и фразы, которые Ёнгук перечитывает несколько раз, чтобы суметь сопоставить в одну картинку то, что хотел сказать.
Если, конечно, вообще хотел.
Достает ту же ручку, подвешенную на связке ключей и, не найдя лучшего варианта, начинает на другой стороне салфетки осторожно выводить слова, чтобы ненароком не порвать тонкую материю.
«Медленно уходишь ты, я стою до последнего.
Знаю, сам виноват, что дал повод для сплетен …»
«Я пробовал звонить тебе, в ответ гудки,
Автоответчик, либо берут твои родители»
«В моем кирпичном склепе на пятом этаже
Я медленно теряю веру, я почти что мертв уже»
«Может, пора выбросить прах от обиды на мир?»
Между сформулированными фразами нет связок, нет переходов и нет смысла; Ёнгук горько кривит высохшие губы и болезненно облизывает их, чувствуя неприятное жжение. Встав на ноги, Гук вновь сворачивает салфетку и осторожно убирает её в карман, следя за тем, чтобы не сильно помялась; мимоходом, собираясь уходить, кидает взгляд в зеркало, в котором теперь ничего не отражается.
И набирает засевший в голове номер.
«Здравствуйте, вы позвонили в квартиру Ю Ёнджэ, но в данный момент...»
Ёнгук прокручивает автоответчик и, услышав сигнал о том, что можно оставить голосовое сообщение, молчит пару секунд, а потом говорит в трубку, тихо усмехнувшись:
-Может, пора выбросить прах от обиды на мир?
***
За две недели Ёнджэ три раза пробует уехать к себе на съемную квартиру, но всякий раз снова возвращается к Тэхёну, говоря, что скучно — на деле же просто страшно оставаться одному. Две ночи он проводит у родителей, но все равно снова приезжает обратно — долго отчего-то не может успокоиться, заливая нервное состояние громкой тяжелой музыкой в хороших акустических наушниках. В конце концов Тэхён не выдерживает и стаскивает их с Ёнджэ, покачав головой в ответ на недоуменный взгляд.
Под глазами Ёнджэ появляются темные круги, которые теперь нельзя закрасить даже тональным кремом — он безуспешно каждое утро простаивает перед зеркалом, а потом долго не подходит ни к одной отражающей поверхности, постоянно растирая глаза до красноты.
Спит он тоже неспокойно и плохо, и Тэхён несколько раз за ночь просыпается, даже из другой комнаты умудряясь слышать бессвязные тихие слова, которые Ёнджэ говорит во сне — поначалу Тэ дергается, а потом просто в такие моменты приходит к нему в комнату и сидит рядом с кроватью до того момента, пока Ёнджэ не успокаивается.
Порой он не может нормально заснуть до утра, и Тэхён тоже не спит вместе с ним, но ни разу даже словом не намекает на свои ночные бдения. Крепкий кофе и какао Тэ пьет теперь в два раза чаще и больше.
Когда Ёнджэ просит у Тэхёна что-нибудь вроде успокоительного, чтобы спать без снов, Тэ долго сопротивляется и отказывает, но Ёнджэ злится, и Тэхёну приходится уступить. Он никогда не жаловался на интуицию, и поэтому хоть и пугается, но не удивляется, одной ночью слыша сдавленный плач из соседней комнаты.
Ёнджэ лежит, закрыв лицо руками, и судорожно дышит, словно захлебываясь; когда Тэхён разнимает его руки, то видит, что Ёнджэ по-прежнему спит, и только из-под плотно закрытых век стекают горячие слезы, оставляя на иссушенной коже скул влажные дорожки.
Тэхён приподнимает его за плечи и встряхивает слегка, вырывая из сна — Ёнджэ распахивает глаза и рвано вдыхает недостающий кислород, дрожа то ли от холода, то ли от страха. Тэ, сжимая зубы, чтобы не закричать, обнимает Ёнджэ и прижимает его к себе, осторожно гладя спину и шепча все подряд, что приходит в голову — только бы не слышать впитавшегося в подсознание звука плача.
Сон Ёнджэ идеально в своей реальности привязан к месту — ему снится квартира Ёнгука, но не полностью, а лишь коридор у входа и лестничная площадка; вся картина выполнена в до безумия четких и правдивых деталях вплоть до формы дверного глазка.
Сон этот не то, что бы цветной, а высвечен в некоем режиме сепии, имитирующем скорее устаревшую и пожелтевшую бумагу, нежели старое черно-белое кино. Ёнджэ видит во сне себя, стоящего в коридоре у входа, но и сам будто является участником сна — другое дело, что остальные действующие лица его не замечают.
Ёнджэ вспоминается путешествие Гарри Поттера в воспоминания Тома Реддла через его черный дневник с бесцветными чернилами.
Ёнджэ кроме своего двойника видит и Ёнгука, и того самого пацана, которого он притащил в день за две недели до. Ёнджэ холодеет, видя себя, отшатывающегося назад от слов Гука — во сне звуков нет, но Ёнджэ и без этого прекрасно помнит разговор. В нем что-то холодеет и ломается, когда он видит помутненные от возбуждения глаза Муна, откликающегося на любую ласку Ёнгука.
Здесь, во сне, Ёнджэ знает, как зовут этого парня. И знает, что Муном его зовут только потому, что Гуку вдруг так стало удобнее.
Краем сознания Ёнджэ понимает, что это лишь иллюзия, но все равно его начинает трясти и клинить, когда он наблюдает, как он же выскакивает вон из квартиры, а Ёнгук не обращает на это ровно никакого внимания, утягивая Муна дальше вглубь квартиры под его глухие стоны и редкие вскрики, когда Ёнгук неосторожно касается правого бока.
Ёнджэ видит, что у Муна там длинная кровоточащая царапина, как от острого осколка, а ещё такая же, но более короткая — на ключице.
«Реальный» Ёнджэ, насколько реален он может быть в собственном сне, выходит вслед за собой же на лестничную площадку, автоматически желая закрыть дверь, чтобы не видеть, что происходит внутри, но рука спокойно проходит сквозь панель, не сдвинув её ни на миллиметр. Тогда Ёнджэ просто отворачивается, убирая руки в карманы и начиная спускаться вниз по лестнице.
Хочется проснуться, но он не знает — как.
На улице Ёнджэ вновь видит себя, стоящего на остановке в попытке поймать такси; хочет было уже двинуться следом, но чувствует легкое прикосновение к плечу. Вздрогнув, оборачивается, сбиваясь с дыхания, отчего на глазах выступают слезы.
Перед ним, неуверенно протянув руку вперед, стоит Мун — он, в отличие от всего вокруг, окрашенного в оттенок сепии, имеет абсолютно реальные цвета, как и сам Ёнджэ, наблюдающий за сном со стороны. Глаза у Ёнджэ расширены, в грудной клетке словно бьется крыльями птица, стремящаяся на волю; он отшатывается от Муна, и тот, болезненно улыбнувшись, медленно опускает руку, склоняя голову набок.
Мун, стоящий сейчас перед Ёнджэ, совершенно иной, нежели тот, каким является в этом сне и в той реальности, что была две недели назад — глаза у него пусть и уставшие, но полностью осмысленные. Ёнджэ, как и тогда, вновь думает, что этот парень действительно красив — а ещё взгляд у него умный очень. И грустный в таком же соотношении.
Мун стоит на месте, не двигаясь и продолжая смотреть на Ёнджэ; молчит, хотя сам Ёнджэ думает, что слова, в перспективе сказанные сейчас, вполне будут слышны в этом сне, несмотря на то, что то он, по сути своей, беззвучен.
-Ёнджэ? - Мун начинает говорить тихо, но его слова в самом деле оказываются слышны.
Ёнджэ вскидывает на него растерянный взгляд.
-Откуда?..
-Я не знаю, - Мун поводит плечами и смотрит куда-то в сторону, чуть поверх плеча Ёнджэ — наверное, туда, куда только что уехал его призрачный двойник. - Просто чувствую. Он говорил о тебе...
Ёнджэ дергается и помимо воли стискивает пальцами виски, сдерживая рвущуюся наружу боль, сдерживаемую чертовых четырнадцать дней кряду; Мун делает шаг вперед и заглядывает ему в лицо. Тот теперь не отстраняется.
-Ёнджэ, - тихо зовет Мун. - Ёнджэ... У тебя красивое имя. Прости меня?
Ёнджэ все же отшатывается, отнимая руки от висков — в его глазах плещется непонимание, смешанное с растерянностью в пропорции два к одному; Мун безуспешно пытается скрыть сочащуюся с губ и из уголков глаз горечь, но она все равно стекает вниз вместе с улыбкой, разбиваясь об асфальт темного цвета хаки.
-Прости меня, Ёнджэ. Прости, пожалуйста.
Мун неуверенно протягивает ему руку, но у Ёнджэ нет сил, чтобы принять её — он вроде и поднимает свою, но она тут же безвольно падает, когда Ёнджэ понимает в глубине души, не нет сил не принять — нет сил простить.
Мун, кажется, тоже понимает это — он до боли закусывает нижнюю губу и вновь улыбается через силу, но в его глазах застаиваются слезы, так и не стекающие вниз по щекам. А Ёнджэ кажется от этого, что глаза у Муна блестят тем тусклым блеском, который он слишком часто в последнее время видел в отражении зеркала.
Пальцы у Муна теплые, несмотря на то, что сон холоден ужасно — Ёнджэ чувствует это тепло даже сквозь собственную похолодевшую кровь в жилах, и она постепенно, пусть и медленно, но оттаивает, распыляя мелкие алые кристаллики.
-Прости меня.
Ёнджэ не может больше сдерживать жар в глазах, и он изливается на скулы сначала скупыми, сухими слезами, которые потом становятся до безумия горячими и мокрыми, как дождь в знойный летний день. Уголок губ Муна чуть приподнимается, но это не улыбка — то немая благодарность за помощь в сожжении мостов, догорающих теперь закатным пламенем в безветренном сне.
Ёнджэ просыпается, чувствуя успокаивающие руки Тэхёна, а где-то на другом конце города Мун рассматривает потолок, обнимая себя руками и сжимая грудную клетку так, словно боится, что она разорвется на части, истекая сухой кровью.
________________________________________________________________________
I’m just a speck inside your head, you came and made me who I am, I remember where it all began... So clearly* и далее - текст песни TFK - Be Somebody
Фэндом: B.A.P
Пейринг/персонажи: Ёнгук/Ёнджэ, Ёнгук/Чоноп, Тэхён | (/) Ёнджэ
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Предупреждения: AU, некоторые виды девиаций
=> Написано по заявке Особоопасный Диносан на отрывок текста песни Lissen2 - Медленно
ОтрывокМедленно уходишь ты, я стою до последнего.
Знаю, сам виноват, что дал повод для сплетен.
Незаметно были разорваны нити.
И твоих сил не осталось снова простить меня.
Я пробовал звонить тебе, в ответ гудки,
Автоответчик, либо берут твои родители.
Порой, теряя бдительность, снимаешь трубку, дышишь,
Пытаюсь что-то объяснить, но ты меня не слышишь.
Безысходность просто сбивает с толка.
Столько стопок салфеток в бистро исписано строками
Моих к тебе стихов; не будь жестокой.
Дай шанс попробовать начать с истоков.
В моём кирпичном склепе на пятом этаже
Я медленно теряю веру, я почти что мёртв уже.
Белая зависть в душе к окнам счастливых квартир.
Может пора выбросить прах от обиды на мир?
=> Является поли-сонгфиком, поэтому спешал плейлист для всех четырех глав текста - все песни, так или иначе упомянутые в фике.
Плейлист:Плейлист:
Часть первая: Beyond the control
Часть вторая: Inside the mirrors
Часть третья: Through the recollections«Здравствуйте, вы позвонили в квартиру Ю Ёнджэ, но в данный момент ему (вернее, мне, не будем разводить энтропию) довольно затруднительно поднять трубку ввиду отсутствия дома. Вы можете либо перезвонить позже, либо перезвонить на мобильный, либо оставить сообщение после сигнала, либо отодрать трубку от уха и перестать уже, наконец, додалбливаться до моего телефонного оператора. Спасибо за внимание».
Далее после голоса автоответчика — второй сигнал, и Ёнгук сбрасывает вызов, пробует перезвонить на мобильный, но «абонент временно недоступен». Ёнгук перебирает в уме возможные варианты и приходит к выводу, что последний из них — родители. Насколько последний, настолько и самый нежелательный, поэтому Гук бросает телефон в угол дивана, разминая затекшую кисть руки.
Прошло две недели — за две недели проветриваются мысли, проветривается квартира от парфюма Ёнджэ и письменный стол покрывается тонким слоем пыли. Ёнгук не бесится, не кидает вещи в стены и только один раз срывается, сжав в ладони телефонную трубку так, что по задней панели идет паутина трещин.
Все возможные эмоциональные перепады купируются недельной зашкаливающей температурой, которая в одной утро отпускает так же просто, как и появилась за семь дней до. Придя в себя, Ёнгук заглядывает в папку «Исходящие звонки» в телефоне — около полусотни на номер Ёнджэ. Бессознательно.
И ещё пара десятков на домашний. Ни одного ответа, и Ёнгук сначала сжимает зубы, а потом успокаивается на некоторое время.
В квартире нет ничего, что хотя бы видом и хотя бы отдаленно напоминало нечто съестное, поэтому Ёнгук быстро одевается и, не найдя осенней куртки, накидывает толстовку — по степени тепла примерно одно и то же. В магазин решает не идти, лучше сразу в какое-нибудь кафе, где вообще не придется прикладывать никаких усилий, кроме озвучивания заказа.
Заказывает он нечто из того, что попадается на первых трех страницах; почти даже не читает наименования, разве что минеральную воду выбирает до нудистики долго, и в итоге все равно плюет, указывая на соджу.
Потом снова меняет заказ на минеральную без газа.
Ранним утром официанты и повара не особо торопятся с приготовлением, поэтому Ёнгук довольно долго сидит за столиком, гоняя музыку в телефоне и не останавливаясь толком ни на одной песне. Вместе с калейдоскопом отрывков мелодий в голове проносятся десятки, сотни отрывков воспоминаний; каждый трек в папке «Memories» так или иначе связан с чем-либо, и каждый так или иначе вызывает ассоциации, которые Гук пытается прогнать поначалу. Но они слишком хорошо прорисованы маслом на холсте, и Ёнгук бросает бесплодные старания, послушно дальше прокручивая песни, а вместе с ними и барабан воспоминаний.
Thousand Foot Krutch — Be Somebody
Ёнгук тихо подходит к Ёнджэ сзади и прижимается ухом к его большим акустическим наушникам, прислушиваясь к играющей негромко песне. Ёнджэ первые несколько секунд его не замечает, а потом чуть поворачивает голову, и Ёнгук снова тянется к наушникам, потеряв мелодию, но Ёнджэ снимает их, выпуская звук наружу.
-Кто это? - спрашивает Гук, щурясь на заходящее солнце и удивляясь, как Ёнджэ ещё не замерз, больше получаса стоя на балконе без куртки.
Ёнджэ непонимающе изгибает бровь, будучи полностью поглощенным созерцанием города и музыкой; потом понимает, о чем его спрашивает Ёнгук, и пожимает плечами.
-Не знаю. «Неизвестный исполнитель».
Ёнгук осторожно снимает с шеи Ёнджэ наушники и одевает их на себя, одновременно вытягивая у него из рук плеер и включая песню на повтор — сначала тихо, а потом громче начинает литься гитарный мотив и смутно знакомый голос с мягким английским произношением. Ёнгук, послушав секунд десять, отметает вариант, что это американский исполнитель — как правило, американский английский он понимает плохо, здесь же все практически кристально.
Трек поначалу спокойный и больше ориентированный на вокал, но затем развивается, впитывая звуки барабанной установки и звучание электрогитары; текст песни местами повторяется, и Ёнгук улыбается мягко, возвращая Ёнджэ наушники.
-Знаешь, я с ним согласен, - Ёнгук кивает в сторону продолжающей играть песни.
Ёнджэ адресует ему вопросительный взгляд.
-Ну, - начинает Ёнгук, выстраивая в голове нужную нотную линию. - I’m just a speck inside your head, you came and made me who I am, I remember where it all began... So clearly*.
Ёнгук напевает тихо, но очень точно попадает в ритм и ноты — Ёнджэ улыбается, запрокидывая голову ему на плечо, слушая непривычную для Ёнгука английскую речь. Впрочем, от него она звучит красиво.
-A strange type of chemistry, how you’ve become a part of me... You’re the only one who knows, who I really am...*
Ёнджэ легко высвобождается из объятий Ёнгука и, повернувшись к нему лицом, мимолетно касается его губ своими — Гук улыбается сквозь поцелуй и углубляет его, задерживая и обнимая Ёнджэ за талию.
«We all wanna be somebody, we just need a taste of who we are...»
The Veer Union — I'm Sorry [Chorus]
-Умение простить — сила или слабость? - спрашивает Ёнджэ совершенно неожиданно даже, наверное, для себя. Ёнгук затягивается сигаретой слишком сильно и морщится, чувствуя обжигающий легкие дым внутри себя.
-Сила, конечно, - отвечает он, мало сомневаясь в своем мнении и не особо задумываясь над ответом. И удивленно приподнимает брови, когда Ёнджэ отрицательно качает головой, рассеянно смотря куда-то в сторону.
-А вот мне кажется, что слабость. Как нечто вроде... Не суметь настоять на своем, не суметь отстоять себя, не суметь сохранить гордость и уйти от того, кто сделал тебе больно.
Ёнгук тушит сигарету о пепельницу и наблюдает за продолжающим тлеть пеплом.
-У тебя извращенное понимание силы и слабости, - говорит, наконец, он, не сумев мягче сформулировать свою реакцию. - Как будто часы песочные перевернули с ног на голову.
Ёнджэ пожимает плечами.
-У часов песочных, Ёнгук, обе стороны могут быть как головой, так и ногами.
В перерыве между треками, которые загружаются слишком долго из-за практически севшего аккумулятора, Ёнгук тянется к столу и вытягивает из подставки пару белых салфеток без узоров — одна из них сразу падает на пол, и Гук садистским движением сминает её подошвой тяжелого кроссовка. Пока телефон устало режет слух тихим скрипом в наушниках, Ёнгук отцепляет от связки ключей в кармане небольшую складную ручку — за неимением другого материала приходится писать прямо на тонкой салфетке, но Гук не брезгует и этим, чувствуя, что если потеряет пришедшие только что на ум слова, они вряд ли когда-то вернутся вновь.
И позволят себя записать.
«Медленно»
«Автоответчик»
«... кирпичный склеп на пятом (?) этаже»
«прах»
«обида на мир»
В нескольких местах салфетка все же рвется от тонкого стержня ручки, но Ёнгук осторожно складывает материю и механическим движением убирает её в карман, в то время как проигрыватель, наконец, загружает ещё одну «страницу» воспоминаний.
Hollywood Undead — I don't wanna die
Разноцветные марки слепящим дождем поднимаются в воздух и разлетаются безумным вихрем, медленно опускаясь на пол. Ёнгук слегка презрительно поднимает бровь, явственно вычитывая во взгляде Ёнджэ настолько неприкрытое отвращение, что становится даже отчасти смешно.
-Детка, что ты делаешь? Ценный же товар, - Гук усмехается.
Ёнджэ клинит от одного этого тона, от одного обращения; он кривится и отступает пару шагов назад, чтобы разноцветные тонкие пластинки не опускались даже у его ног. До ужаса тошно, противно и хочется сбежать если не на край света, то на край Сеула — точно. Что приравнивается.
-От одного квадратного сантиметра ничего не будет, - Ёнгук поводит плечом. - Будет только очень хорошо... Я обещаю.
-Ты ублюдок? - Голос Ёнджэ звенит от уже не сдерживаемой злости. - Ублюдок или умело притворяешься?
Ёнгук, не обращая внимания на оскорбление, языком подцепляет с рукава куртки одну из запавших туда пластинок, щурясь на Ёнджэ и облизывая губы. Гуку очень хочется сейчас и срочно завалить Ёнджэ без претензии на нежность, но он даже сейчас понимает, что за это можно нехило поплатиться — несмотря на внешнюю хрупкость и мягкость, рука у него тяжелая. И ведь развернется, уйдет и больше не вернется. Но это где-то на краю сознания, а потому на данную минуту не особо важно.
-Смотри, мне хорошо, - тянет Ёнгук, запрокидывая голову назад и проводя рукой по шее. - Попробуй всего одну. Нам будет хорошо...
Ёнджэ все с тем же отвращением во взгляде приподнимает носком кроссовка ярко-желтую марку, которая, как кажется, будет светиться даже в той темноте, где не будет светиться ничего, даже звезды.
-Я не хочу сдохнуть, - отчетливо и раздельно говорит он. - Я не хочу сдохнуть под забором, как ебаная собака.
Ёнгук фокусирует на нем взгляд.
-Ёнджэ, ты же у меня умный малыш. Ты же знаешь — никакого физического привыкания.
Ёнджэ в отчет лишь спокойно кивает.
-Я знаю. Но я не хочу, слышишь, не хочу сдохнуть где-нибудь в психбольничке в окружении таких же психов, как... Как ты? Да, Ёнгук, как ты. Уходи. Уходи, а? Я не хочу сдохнуть.
Ёнгук с сожалением опускает взгляд на радужную россыпь разноцветных марок на полу и, пнув парочку, разворачивается, убрав руки в карманы.
И уходит, не тронув больше ни одну.
Pillar — Hypnotized
Очень много алого и кислотно-зеленого, который кончается много раньше красного. Пол усыпан марками, пусть и чист в реальности, но глаза эту реальность воспринимают уже не истинно; стены — ледяны, кожа в контрасте жжет руки и губы, а кровь имеет уже даже не металлический, а просто сладковатый и до безумия приятный вкус.
Мун мягок и податлив ровно настолько, насколько и требователен; после второй растворенной в поцелуе пластинки эта требовательность сносит крышу не слабее самой пропитанной ЛСД марки.
Звон разбитого в осколки стекла, еле слышное от смутной боли дыхание, кровь на губах и пальцах, кровь на бедрах.
Пол усыпан только стеклом, но Ёнгуку кажется, что красными и зелеными марками — тоже.
Ёнгук приходит в себя только тогда, когда трек заканчивается — он понимает, что это единственный, прослушанный сейчас от начала и до самого конца. Заказ уже на столе, но он даже не смотрит туда; от последнего воспоминания скручивает легкие и давит на грудную клетку. Ёнгук разом выдергивает наушники и вскакивает из-за стола, автоматически схватив исписанную отрывистыми фразами салфетку.
На повторе в невыключенном проигрывателе вновь играет этот Hypnotized, и Ёнгук смутно слышит его из кармана толстовки; перейти дорогу на красный свет — без проблем, и до нужного места идти совсем недолго. После бега перед глазами много красных пятен.
Утром в этом клубе практически нет людей, и даже бармен, кажется, спит на своем месте, подперев подбородок рукой. Или просто взгляд у него настолько пустой и равнодушный.
Ёнгук даже себе самому признаваться не хочет, зачем его сюда понесло, но рефлексы берут свое — он оглядывает помещение в поисках знакомого лица, хотя, не увидев его у барной стойки, понимает, что если нет здесь, то не будет нигде. Высокие стулья — любимое место Муна.
Ёнгук заказывает вновь только минералку, вспомнив о сухости в горле и о брошенном заказе в кафе - жаба не душит, и ладно. Пока бармен разыскивает нужную бутылку, Ёнгук добавляет что-то про лайм или, на худой конец, лимон; делает условный знак рукой, и вместе с высоким бокалом на полированном дереве стойки появляется тонкий белый конверт из непрозрачной бумаги. Она хоть и плотная, но алый цвет сквозь неё все равно рассмотреть можно, если приглядеться.
Гук залпом выпивает ледяную воду, мысленно усмехнувшись мысли о том, что неплохо он себя ведет после недельной температуры под сорок. Лимона почти не чувствуется, а пузырьки газа, кажется, обжигают горло, и Ёнгук хочет поначалу закатить скандал на тему нелюбимой газированной минералки, но тут же вспоминает, что просто не уточнил, какую воду желает.
Поэтому быстро успокаивается.
Он сидит, не двигаясь, на высоком стуле, и рассматривает сквозь конверт красные марки — они кажутся какими-то далекими и нереальными, хотя на деле лишь стоит протянуть руку. Ёнгук не знает, зачем сейчас заказал их, и даже не притрагивается — только смотрит и пытается вызвать воспоминания, но они не приходят.
-Зеленые заказывали? - обращается он к бармену без указания уточнений, но тот понимает и так. Качает головой.
-Нет. Никто. - И возвращается вновь к прерванному делу типа протирания бокалов и шейкеров.
Ёнгук рассеянно кивает и, забрав конверт, соскальзывает со стула. Ноги сами ведут его не на выход, а вглубь заведения, в переплетение коридоров, где возможно как заблудиться, так и спрятаться от нежелательных глаз. Смотря чего хочется в данный конкретный момент.
Ёнгук удивительно быстро находит нужную дверь — в этом туалете так и не повесили второе зеркало, разбитое в тот вечер. Теперь тут только одно, слева от раковины — мутное, в разводах от воды.
Ёнгук смотрит в его поверхность минуты две, не отрываясь, и ему начинает казаться, что он снова попал в тот сон, где было чернильное пространство. Он видит в зеркале глаза темной фигуры, наполненные платиново-алой гаммой ненависти и злости; сквозь них, чуть дальше, он видит неподвижного Ёнджэ. Перед ними, чуть ближе, только мутные разводы от не очень чистой воды.
Ёнгук достает из кармана конверт и рассматривает его на свету — грани алых пластинок четко очерчиваются на поверхности плотной бумаги. От одно их вида начинает непривычно мутить, и Ёнгук высыпает марки на ладонь — их немного, штук пять всего лишь, но Гук прекрасно знает, что эти «всего лишь» способны сделать.
Продолжая держать на ладони пластинки, Ёнгук другой рукой включает горячую воду; кран сначала шипит и отплевывается, затем выдает ржавую струю, которая секунд двадцать очищается, становясь бледнее. Когда вода полностью становится прозрачной и от раковины начинает подниматься теплый пар, заволакивая и поверхность зеркала, Ёнгук медленно ссыпает красные марки под воду, наблюдая, как они забивают собой отверстие слива, мешая воде сбегать вниз по трубе.
Пластинки тонкие, но все равно долго не размокают, и Ёнгук стоит так минут пять, пока последние алые молекулы не исчезают в горячей воде. Затем он берет с края раковины кусок ничем не пахнущего хозяйственного мыла и долго трет ладони, отмывая их от несуществующего духа. Конверт, разорванный на десятки частей, отправляется следом за пластинами.
Когда Ёнгук наконец выключает воду, устало потирая пальцами бровь, пар перестает подниматься вверх, и зеркало снова становится прозрачным — Гук кидает в него мимолетный взгляд, по-прежнему встречаясь глазами в мнимой темной фигурой. Только Ёнджэ, стоящий на десять метров дальше в зеркальном пространстве, теперь грустно, но все же улыбается.
Чтобы не видеть этого дебильного гротескного «кино», подкинутого подсознанием, Ёнгук опускается на холодный пол у стены, откуда поверхности зеркала не видно. Шарит в кармане в поисках забытых дома сигарет — причем помнит, что забыл, но все равно ищет. Вместо плотной упаковки — только смятая салфетка, на автомате прихваченная с собой из кафе. На ней по-прежнему отрывистые слова и фразы, которые Ёнгук перечитывает несколько раз, чтобы суметь сопоставить в одну картинку то, что хотел сказать.
Если, конечно, вообще хотел.
Достает ту же ручку, подвешенную на связке ключей и, не найдя лучшего варианта, начинает на другой стороне салфетки осторожно выводить слова, чтобы ненароком не порвать тонкую материю.
«Медленно уходишь ты, я стою до последнего.
Знаю, сам виноват, что дал повод для сплетен …»
«Я пробовал звонить тебе, в ответ гудки,
Автоответчик, либо берут твои родители»
«В моем кирпичном склепе на пятом этаже
Я медленно теряю веру, я почти что мертв уже»
«Может, пора выбросить прах от обиды на мир?»
Между сформулированными фразами нет связок, нет переходов и нет смысла; Ёнгук горько кривит высохшие губы и болезненно облизывает их, чувствуя неприятное жжение. Встав на ноги, Гук вновь сворачивает салфетку и осторожно убирает её в карман, следя за тем, чтобы не сильно помялась; мимоходом, собираясь уходить, кидает взгляд в зеркало, в котором теперь ничего не отражается.
И набирает засевший в голове номер.
«Здравствуйте, вы позвонили в квартиру Ю Ёнджэ, но в данный момент...»
Ёнгук прокручивает автоответчик и, услышав сигнал о том, что можно оставить голосовое сообщение, молчит пару секунд, а потом говорит в трубку, тихо усмехнувшись:
-Может, пора выбросить прах от обиды на мир?
***
За две недели Ёнджэ три раза пробует уехать к себе на съемную квартиру, но всякий раз снова возвращается к Тэхёну, говоря, что скучно — на деле же просто страшно оставаться одному. Две ночи он проводит у родителей, но все равно снова приезжает обратно — долго отчего-то не может успокоиться, заливая нервное состояние громкой тяжелой музыкой в хороших акустических наушниках. В конце концов Тэхён не выдерживает и стаскивает их с Ёнджэ, покачав головой в ответ на недоуменный взгляд.
Под глазами Ёнджэ появляются темные круги, которые теперь нельзя закрасить даже тональным кремом — он безуспешно каждое утро простаивает перед зеркалом, а потом долго не подходит ни к одной отражающей поверхности, постоянно растирая глаза до красноты.
Спит он тоже неспокойно и плохо, и Тэхён несколько раз за ночь просыпается, даже из другой комнаты умудряясь слышать бессвязные тихие слова, которые Ёнджэ говорит во сне — поначалу Тэ дергается, а потом просто в такие моменты приходит к нему в комнату и сидит рядом с кроватью до того момента, пока Ёнджэ не успокаивается.
Порой он не может нормально заснуть до утра, и Тэхён тоже не спит вместе с ним, но ни разу даже словом не намекает на свои ночные бдения. Крепкий кофе и какао Тэ пьет теперь в два раза чаще и больше.
Когда Ёнджэ просит у Тэхёна что-нибудь вроде успокоительного, чтобы спать без снов, Тэ долго сопротивляется и отказывает, но Ёнджэ злится, и Тэхёну приходится уступить. Он никогда не жаловался на интуицию, и поэтому хоть и пугается, но не удивляется, одной ночью слыша сдавленный плач из соседней комнаты.
Ёнджэ лежит, закрыв лицо руками, и судорожно дышит, словно захлебываясь; когда Тэхён разнимает его руки, то видит, что Ёнджэ по-прежнему спит, и только из-под плотно закрытых век стекают горячие слезы, оставляя на иссушенной коже скул влажные дорожки.
Тэхён приподнимает его за плечи и встряхивает слегка, вырывая из сна — Ёнджэ распахивает глаза и рвано вдыхает недостающий кислород, дрожа то ли от холода, то ли от страха. Тэ, сжимая зубы, чтобы не закричать, обнимает Ёнджэ и прижимает его к себе, осторожно гладя спину и шепча все подряд, что приходит в голову — только бы не слышать впитавшегося в подсознание звука плача.
Сон Ёнджэ идеально в своей реальности привязан к месту — ему снится квартира Ёнгука, но не полностью, а лишь коридор у входа и лестничная площадка; вся картина выполнена в до безумия четких и правдивых деталях вплоть до формы дверного глазка.
Сон этот не то, что бы цветной, а высвечен в некоем режиме сепии, имитирующем скорее устаревшую и пожелтевшую бумагу, нежели старое черно-белое кино. Ёнджэ видит во сне себя, стоящего в коридоре у входа, но и сам будто является участником сна — другое дело, что остальные действующие лица его не замечают.
Ёнджэ вспоминается путешествие Гарри Поттера в воспоминания Тома Реддла через его черный дневник с бесцветными чернилами.
Ёнджэ кроме своего двойника видит и Ёнгука, и того самого пацана, которого он притащил в день за две недели до. Ёнджэ холодеет, видя себя, отшатывающегося назад от слов Гука — во сне звуков нет, но Ёнджэ и без этого прекрасно помнит разговор. В нем что-то холодеет и ломается, когда он видит помутненные от возбуждения глаза Муна, откликающегося на любую ласку Ёнгука.
Здесь, во сне, Ёнджэ знает, как зовут этого парня. И знает, что Муном его зовут только потому, что Гуку вдруг так стало удобнее.
Краем сознания Ёнджэ понимает, что это лишь иллюзия, но все равно его начинает трясти и клинить, когда он наблюдает, как он же выскакивает вон из квартиры, а Ёнгук не обращает на это ровно никакого внимания, утягивая Муна дальше вглубь квартиры под его глухие стоны и редкие вскрики, когда Ёнгук неосторожно касается правого бока.
Ёнджэ видит, что у Муна там длинная кровоточащая царапина, как от острого осколка, а ещё такая же, но более короткая — на ключице.
«Реальный» Ёнджэ, насколько реален он может быть в собственном сне, выходит вслед за собой же на лестничную площадку, автоматически желая закрыть дверь, чтобы не видеть, что происходит внутри, но рука спокойно проходит сквозь панель, не сдвинув её ни на миллиметр. Тогда Ёнджэ просто отворачивается, убирая руки в карманы и начиная спускаться вниз по лестнице.
Хочется проснуться, но он не знает — как.
На улице Ёнджэ вновь видит себя, стоящего на остановке в попытке поймать такси; хочет было уже двинуться следом, но чувствует легкое прикосновение к плечу. Вздрогнув, оборачивается, сбиваясь с дыхания, отчего на глазах выступают слезы.
Перед ним, неуверенно протянув руку вперед, стоит Мун — он, в отличие от всего вокруг, окрашенного в оттенок сепии, имеет абсолютно реальные цвета, как и сам Ёнджэ, наблюдающий за сном со стороны. Глаза у Ёнджэ расширены, в грудной клетке словно бьется крыльями птица, стремящаяся на волю; он отшатывается от Муна, и тот, болезненно улыбнувшись, медленно опускает руку, склоняя голову набок.
Мун, стоящий сейчас перед Ёнджэ, совершенно иной, нежели тот, каким является в этом сне и в той реальности, что была две недели назад — глаза у него пусть и уставшие, но полностью осмысленные. Ёнджэ, как и тогда, вновь думает, что этот парень действительно красив — а ещё взгляд у него умный очень. И грустный в таком же соотношении.
Мун стоит на месте, не двигаясь и продолжая смотреть на Ёнджэ; молчит, хотя сам Ёнджэ думает, что слова, в перспективе сказанные сейчас, вполне будут слышны в этом сне, несмотря на то, что то он, по сути своей, беззвучен.
-Ёнджэ? - Мун начинает говорить тихо, но его слова в самом деле оказываются слышны.
Ёнджэ вскидывает на него растерянный взгляд.
-Откуда?..
-Я не знаю, - Мун поводит плечами и смотрит куда-то в сторону, чуть поверх плеча Ёнджэ — наверное, туда, куда только что уехал его призрачный двойник. - Просто чувствую. Он говорил о тебе...
Ёнджэ дергается и помимо воли стискивает пальцами виски, сдерживая рвущуюся наружу боль, сдерживаемую чертовых четырнадцать дней кряду; Мун делает шаг вперед и заглядывает ему в лицо. Тот теперь не отстраняется.
-Ёнджэ, - тихо зовет Мун. - Ёнджэ... У тебя красивое имя. Прости меня?
Ёнджэ все же отшатывается, отнимая руки от висков — в его глазах плещется непонимание, смешанное с растерянностью в пропорции два к одному; Мун безуспешно пытается скрыть сочащуюся с губ и из уголков глаз горечь, но она все равно стекает вниз вместе с улыбкой, разбиваясь об асфальт темного цвета хаки.
-Прости меня, Ёнджэ. Прости, пожалуйста.
Мун неуверенно протягивает ему руку, но у Ёнджэ нет сил, чтобы принять её — он вроде и поднимает свою, но она тут же безвольно падает, когда Ёнджэ понимает в глубине души, не нет сил не принять — нет сил простить.
Мун, кажется, тоже понимает это — он до боли закусывает нижнюю губу и вновь улыбается через силу, но в его глазах застаиваются слезы, так и не стекающие вниз по щекам. А Ёнджэ кажется от этого, что глаза у Муна блестят тем тусклым блеском, который он слишком часто в последнее время видел в отражении зеркала.
Пальцы у Муна теплые, несмотря на то, что сон холоден ужасно — Ёнджэ чувствует это тепло даже сквозь собственную похолодевшую кровь в жилах, и она постепенно, пусть и медленно, но оттаивает, распыляя мелкие алые кристаллики.
-Прости меня.
Ёнджэ не может больше сдерживать жар в глазах, и он изливается на скулы сначала скупыми, сухими слезами, которые потом становятся до безумия горячими и мокрыми, как дождь в знойный летний день. Уголок губ Муна чуть приподнимается, но это не улыбка — то немая благодарность за помощь в сожжении мостов, догорающих теперь закатным пламенем в безветренном сне.
Ёнджэ просыпается, чувствуя успокаивающие руки Тэхёна, а где-то на другом конце города Мун рассматривает потолок, обнимая себя руками и сжимая грудную клетку так, словно боится, что она разорвется на части, истекая сухой кровью.
________________________________________________________________________
I’m just a speck inside your head, you came and made me who I am, I remember where it all began... So clearly* и далее - текст песни TFK - Be Somebody
@темы: фанфики, It's B.A.P
-
-
27.03.2012 в 22:48-
-
19.02.2024 в 20:16Добро пожаловать в захватывающий мир авиаторов! Aviator – это увлекательная игра, которая позволит вам окунуться в атмосферу боевых действий на небе. Необычные графика и захватывающий сюжет сделают ваше путешествие по воздуху неповторимым.
Станьте победителем с автоматом Aviator Spribe играть на турнире уже сегодня!
Aviator игра позволит вам почувствовать себя настоящим пилотом. Вам предстоит совершить невероятные маневры, выполнять сложные задания и сражаться с противниками. Улучшайте свой самолет, чтобы быть готовым к любым ситуациям и становиться настоящим мастером.
Основные особенности Aviator краш игры:
1. Реалистичная графика и физика – благодаря передовой графике и реалистичной физике вы почувствуете себя настоящим пилотом.
2. Разнообразные режимы игры и миссии – в Aviator краш игре вы сможете выбрать различные режимы игры, такие как гонки, симулятор полетов и захватывающие воздушные бои. Кроме того, каждая миссия будет предлагать свои собственные вызовы и задачи.
3. Улучшение и модернизация самолетов – в игре доступны различные модели самолетов, которые можно покупать и улучшать. Вы сможете устанавливать новое оборудование, улучшать двигательность и мощность своего самолета, а также выбирать различные варианты окраски и декорации.
Aviator краш игра – это возможность испытать себя в роли авиатора и преодолеть все сложности и опасности воздушного пространства. Почувствуйте настоящую свободу и адреналин в Aviator краш игре онлайн!
Играйте в «Авиатор» в онлайн-казино Pin-Up
Aviator краш игра онлайн предлагает увлекательную и захватывающую игровую атмосферу, где вы становитесь настоящим авиатором и сражаетесь с самыми опасными искусственными интеллектами.
В этой игре вы должны показать свое мастерство и смекалку, чтобы преодолеть сложности многочисленных локаций и уровней. Вам предстоит собирать бонусы, уклоняться от препятствий и сражаться с врагами, используя свои навыки пилотирования и стрельбы.
Каждый уровень игры Aviator краш имеет свою уникальную атмосферу и задачи. Будьте готовы к неожиданностям, так как вас ждут захватывающие повороты сюжета и сложные испытания. Найдите все пути к победе и станьте настоящим героем авиатором!
Авиатор игра является прекрасным способом провести время и испытать настоящий адреналиновый разряд. Готовы ли вы стать лучшим авиатором? Не упустите свой шанс и начните играть в Aviator краш прямо сейчас!
Aviator – играй, сражайся, побеждай!
Aviator Pin Up (Авиатор Пин Ап ) – игра на деньги онлайн Казахстан
Aviator игра предлагает увлекательное и захватывающее разнообразие врагов и уровней, которые не оставят равнодушными даже самых требовательных геймеров.
Враги в Aviator краш игре онлайн представлены в самых разных формах и размерах. Здесь вы встретите группы из маленьких и быстрых врагов, а также огромных боссов с мощным вооружением. Разнообразие врагов позволяет игрокам использовать разные тактики и стратегии для победы.
Кроме того, Aviator игра предлагает разнообразие уровней сложности. Выберите легкий уровень, чтобы насладиться игровым процессом, или вызовите себе настоящий вызов, выбрав экспертный уровень. Независимо от выбранного уровня сложности, вы получите максимум удовольствия от игры и окунетесь в захватывающий мир авиаторов.
Играйте в Aviator и наслаждайтесь разнообразием врагов и уровней, которые позволят вам почувствовать себя настоящим авиатором.
36d05c6