nah, fuck it
Название: Путь на другой берег Хангана
Цикл: Серым по белому
Фэндом: AA (Double A); кроссовер
Персонажи: Пак Кыни (Аура), Сим Чханмин + упоминания о других
Рейтинг: G
Жанр: фантастика, мистика
Размер: 5000 слов
Примечание автора: административную карту Сеула мне под нос, блеать!!11расрас *мантры*
Варнинг: по хронологии события данного фика происходят намного раньше, чем в тексте «По обе стороны границ»
Путь на другой берег Хангана | 5000 слов
Июль 2005
Два дня подряд царит беспросветная пасмурность и льют, как в последний раз, долгие июльские дожди. Косые, прямые, сильные, слабые, но все как один — теплые, как парное молоко.
Когда на третий день тучи рассеиваются также быстро, как и появились, Кыни удивляется, глядя в окно, где солнце светит так, будто пытается осветить разом если не всю Вселенную, то Млечный путь уж точно — его вполне устраивает перемена погоды, если учесть, что последние два дня он приходил на пары в университет мокрым до нитки, хотя исправно брал с собой зонт.
Просто по дороге из Йонсангу, где он живет, до Кванакку, где находится Сеульский Национальный Университет, дождь очень любил менять направление с прямого на косой, забираясь под зонт и под одежду даже сквозь ветровку.
Чтобы нормально добраться до университета, нужно выйти в крайнем случае через пять минут — Кыни скопом сваливает в сумку первые попавшиеся под руку учебники и тетради, поглядывая в окно и прикидывая, что сегодня уж, наверное, ветровка не понадобится.
За окном из-за невысохших луж и капель дождя на предметах резко увеличивается количество отражающих поверхностей, и отблики солнца лезут в глаза каждую секунду, заставляя щуриться и оставляя перед глазами темно-синие точки и расплывающиеся круги.
Кыни выскакивает из дома с мыслью, что неплохо бы позвонить матери, уехавшей на пару дней к родственникам в Кёнгидо; телефон равнодушным сообщением оповещает, что баланс равен почти нулю, и что «а не пошли бы вы нахер, любимый хозяин?», погано мигая и отключаясь из-за полной разрядки аккумулятора.
-Печально, - вслух констатирует Кыни, вместе с телефоном засовывая в карман и наушники: и те теперь бесполезны в попытке скоротать время до университета. - Закинуть бы, что ли, денег на счет.
Думает с секунду.
-На обратном пути.
По дороге до станции метро Кыни почти все время смотрит только под ноги, чтобы не промочить кроссовки, и только собираясь спускаться вниз, в переход, поднимает взгляд вверх — чересчур, как ему кажется, яркое солнце резко бьет по глазам и темнит все вокруг. Кыни останавливается и с силой несколько раз моргает — темнота не проходит, рассеиваясь только через несколько минут.
Не больно, но неприятно, и Кыни ещё некоторое время стоит около переходта, протирая глаза тыльной стороной ладони.
В следующий удар нагоняет в тот момент, когда, по прикидкам Кыни, его поезд метро пересекает границу районов Тонджакку и Кванакку — перед глазами вновь порядочно темнеет, но не так, как от солнца, зато все вокруг резко вспыхивает неоновыми красками. Появившаяся картинка чем-то схожа с фотографией-рентгеном, и Кыни ежится, встряхивая головой и думая, что нечего по ночам засиживаться за ноутбуком, пусть и по делу.
Что вообще нечего засиживаться по ночам нигде, чтобы потом не ловить подобные «галлюцинации».
Оставшийся путь в вагоне Кыни смотрит только под ноги и затем просто закрывает глаза, чувствуя странную неопределенную тяжесть в веках. «Не выспался, однозначно».
Когда объявляют его станцию, он выскакивает из вагона и чуть ли не бегом бросается к университету, чтобы успеть занять более или менее приличное место в аудитории; на солнце по дороге не смотрит, а перед глазами по-прежнему сохраняются черные тени и вполне себе интересные узоры, рассматривание которых Кыни считает сумасшествием. И игнорирует эти всплески зрения.
Всю первую пару он благополучно спит, выстроив перед собой баррикаду из нескольких учебников, открытых тетрадей и пенала сверху. Профессор если и замечает, то не говорит ничего, что Кыни сильно радует даже сквозь сон; он надеется, что через час все паршивые ощущения попустят.
По окончанию пары, открыв глаза, Кыни первым делом видит черную страницу лежащего перед глазами учебника, буквы в котором имеют режуще-яркий синий оттенок. «Не попустило».
В мужском туалете, оперевшись руками о раковину, Кыни долго, очень долго смотрит на свое отражение в зеркале, не моргая — все кажется ровно таким же, как и всегда; как только в голову приходит эта мысль, по глазам снова сильно бьет, и окружающая действительность видится то рентгеном, то снова нормальной реальностью.
Секунда — вновь неоновые всполохи.
Кыни закрывает глаза и слышит, как сзади кто-то входит, разговаривая по телефону — видимо, какой-то студент. Парень не обращает на Кыни ровно никакого внимания, а тот только закрывает лицо руками — ему начинают видеться оформленные цветовые пятна вокруг фигуры человека, то и дело движущиеся и меняющие свою форму.
Разноцветные, градиентные.
Красивые. Смотреть становится физически больно, и Кыни нетвердой походкой выходит из помещения, думая, что один раз за весь год можно уйти из университета, не объясняя никому причин.
Полуденное солнце и сопутствующий жар даже не думают начинать сходить на «нет»; в ближайшем магазине Кыни покупает бутылку холодной минеральной воды и закидывает денег на счет.
Запоздало вспоминает, что позвонить сейчас все равно не получится — телефон отказывается включаться даже после нескольких часов отдыха аккумулятора. Сидеть около университета сильно не хочется, и Кыни, подхватив сумку, направляется в сторону метро.
Привычная дорога, только теперь щедро изукрашенная черно-синими узорами, явно порожденными подсознанием, как раздраженно думает Кыни, уже с чувством безнадежности моргая, чтобы прогнать наваждения.
Обычно дорога от университета до дома не занимает больше полутора-двух часов, но сегодня Кыни как-то пропускает момент, как оказывается в Йонсангу только часов в шесть вечера. То ли заходил куда-то, то ли долго сидел на остановке в станции метро, то ли ещё что-то, чего Кыни не запомнил.
Только всполохи неона перестали быть всполохами, приняв почти постоянную власть над зрением. Теперь вся эта хуеверть видится не играми солнца с глазной оболочкой, а как минимум перманентным рентгеном окружающей действительности, словно неотрывно смотришь в экран цифрового аппарата с включенной функцией «неон».
В шесть вечере ещё не темнеет, а вот в полседьмого-семь — вполне, и Кыни начинает задумываться, что лучше уж запереться дома и перерыть аптечку в поисках каких-нибудь лекарств; мысль, что это просто недомогание, вселяет надежду.
Йонсангу Кыни знает как свои пять пальцев — ему ничего не стоит даже с закрытыми глазами восстановить в памяти карту района, безошибочно указать дорогу заблудившемуся человеку или за секунду сориентироваться на местности.
Но сегодня Кыни до дома не доходит.
Кажется, до дома остается пара кварталов по довольно темным вечерним переулкам.
Когда зрение восстанавливается настолько, что Кыни начинает думать — прошло, боль приходит слишком внезапно, чтобы суметь сосредоточиться.
Пронзает словно сотнями игл в районе лопаток — поначалу Кыни думает, что просто зацепился за что-то, идя рядом со стенами зданий; морщась, отходит на пару шагов, но болевое ощущение не пропадает, а только множится в геометрической прогрессии.
Он снова опирается рукой о ближайшую стену, а жаром и болью рвет теперь уже не только лопатки, но и почти всю спину.
Кыни приглушенно стонет, сползая боком по влажной от вчерашнего дождя кирпичной стене — она прохладная, но ожидаемого облегчения не приносит. Боль начинает пульсировать в каждой более или менее чувствительной точке спины, но если вдуматься и прочувствовать — на что Кыни сейчас не способен — можно понять, что главные очаги жара все же находятся в районе лопаток.
Кыни впоследствие будет прав, когда сравнит общее ощущение с тем, как заживо снимают шкуру и сжигают прямо перед глазами жертвы. И ещё на пару баллов больнее по несуществующей шкале мучений.
В горле — пустыня Сахара, в руках — онемение, как от сильнейшего обезболивающего, а последнее, что чувствует Кыни, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу рваный крик — прохладную и влажную поверхность асфальта, которой касается его скула.
В этот момент где-то в Кёнгидо мать, в десятый раз набирая номер Кыни, недоуменно смотрит на телефон, тщетно пытаясь вспомнить, кому она до этого пыталась дозвониться.
-Яла-ла-ла-ла-ла, - с удовлетворением констатирует Чханмин, кивая и рассматривая со всех сторон новый объектив для фотоаппарата. Только что купленный, сверкающий и вообще весь такой, о котором он, Сим Чханмин, мечтал. На улице почти одиннадцать вечера, но Чханмину ровным счетом ничего не мешает прямо сейчас начать опробовать покупку — от его дома до реки Ханган идти пешком максимум минут двадцать, а набережную Чханмин, как фотограф, любит нежно и трепетно.
Особенно ночную, когда в водах реки в бликах от городских огней можно увидеть все, что только нафантазирует собственное подсознание.
Поэтому Макс быстро складывает фотоаппарат и объектив в чехол, недолго возится с ремешком для ношения и педантично одевается — рубашка, брюки, туфли, и больше ничего, вроде, и не нужно, учитывая теплые июльские ночи. Задумчиво смотрит на галстук, но вовремя вспоминает, что да — не на бал идет, и некоторыми вещами можно пренебречь.
Из дома Чханмин выходит всего минут через десять после начала сборов, и уже собирается пешком пойти прямо в сторону Хангана, как чувствует неприятное потягивание в области легких и останавливается, прислушиваясь к собственным ощущениям.
С этими ребятами из Тобонгу и Новонгу и не такому научишься — не только доверять мимолетному предчувствию.
Чханмин понимает, что не ошибся, когда в нескольких метрах от него, за углом его дома, слышится глухой шелест и стон, ясно оповещающий, что в переулке находится человек.
«Или не совсем», - усмехается Чханмин как-то неопределенно, вешая фотоаппарат на шею за ремешок и двигаясь в сторону звука.
Сначала Чхамин видит перед собой нечто неопределенно-серое, абсолютно неподвижное и больше похожее на гору хлама; это «нечто» настолько не подает признаков жизни, что Макс уже решает признать свою ошибку и вернуться обратно, взяв ранее запланированный курс на Ханган.
И разворачивается уже, когда сзади слышится все тот же слабый стон.
Неопределенное-серое только из-за отсутствующего освещения, понимает Чханмин, когда в глубине дворов точно по времени — в полдвенадцатого — зажигаются первые оранжевые фонари, мгновенно разливающие повсюду мертвенный электрический свет. Мутная рыжая волна добирается до места, где стоит Чханмин, и Макс наконец может разглядеть то, что дернуло его оторваться от новой игрушки для фотоаппарата.
Это, конечно, птица — без сомнения. «Теперь птица», - мысленно поправляет себя самого Макс, понимая, что таким беспомощным может быть только совсем недавно вылупившийся птенец.
Хотя этого парня назвать птенцом язык у Чханмина не поворачивается.
Он полусидит-полулежит около влажной, довольно грязной стены жилого здания, почти полностью укрывшись крыльями — а они ему позволяют такую роскошь. В свете фонарей виден плавный кофейно-шоколадный окрас оперения с несильным градиентом, кажущийся от этого почти монолитным. И только на самых краях крыльев последнее, самое длинное перо — молочно-белое, оставшееся единственным воспоминанием о белой голове, шее и хвосте птицы, давшей вторую сущность этому новому крылатому.
-Да, ребята, - куда-то в пустоту обращается Чханмин, недоуменно качая головой. - Да мне с вами скоро и никакого гугла не понадобится - хоть сейчас на олимпиаду по орнитологии, и у меня не было бы конкурентов.
Крылатый слегка приподнимает голову в ответ на голос — Чханмин присматривается повнимательнее и наконец подходит ближе, присаживаясь на корточки рядом с парнем.
-Ну... Привет, что ли? Тебя как зовут, птичка певчая?
Вновь оглядывает оперение и усмехается.
-Ну как сказать — певчая. Орлы, по-моему, к этому подвиду не относятся...
Крылатому, видно, очень сложно двигаться, но он делает усилие и, упершись руками в асфальт, приподнимается, полностью принимая сидячее положение и инстинктивно поудобнее складывая крылья за спиной. «Странный какой-то», - мысленно решает Чханмин, сам пока не понимая, что странного привиделось ему в правильной внешности молодого человека, где необычным являлся разве что серо-розоватый оттенок волос.
-Так ты кто, а? - повторяет Макс свой вопрос, пытливо всматриваясь в глаза продолжающего молчать парня и пытаясь все-таки выцепить для себя причину возникшего ощущения странности.
-Человек я, блин, - хрипло отвечает тот, тут же заходится в сильном кашле и хватается рукой за плечо, будто пытаясь достать до крыла. Тут же кривится и опускает руку — наверное, больно где-то за гранью допустимого, Чханмин за время общения с крылатыми научился кое-что понимать.
-Я бы не стал делать поспешных выводов, - Чханмин склоняет голову набок и думает, насколько нелепо они оба выглядели бы, если бы были видны обыкновенным людям. Макс, конечно, по-прежнему виден — потому что сам человек — но он, сидящий на корточках в переулке, смотрится не так странно, как смотрелся бы в паре с существом, которого иначе, чем полуптицей, не назовешь.
-Какие, к чертям, поспешные выводы, и что за херня висит у тебя над головой? - парень кряхтит и вновь принимает приличное вертикальное положение, продолжая поминутно кривиться от волнами накатывающей боли.
Чханмин невольно проводит рукой над собственной головой, не ощущая ничего, кроме пустоты; прищуривается, собираясь мирно поинтересоваться, что это за идиотские приколы — и понимает, что странного он нашел в крылатом.
Глаза у парня светятся градиентными оттенками от серебристого до фиолетового, и на мир он смотрит как-то ошарашенно, то и дело перекидывая взгляд с одной точки на другую — словно опасается долго смотреть в одном направлении.
-Я серьезно, у тебя какой-то сгусток над головой образовался, темный такой, фиолетовый, - крылатый слабо показывает руками форму этого «нечто» и трясет головой. - Ну ты чего, не видишь, что ли?
Чханмин округляет глаза и мотает головой — де, ты в порядке, парень?
На пару минут устанавливается неловкое молчание, пока молодой человек задумчиво рассматривает Чханмина и, кажется, вообще не собирается подниматься с влажного асфальта. Или не может. Макс уже собирается предложить уходить отсюда, как крылатый вдруг выдает абсолютно неожиданно:
-У тебя голова сегодня вечером болела?
Если бы не врожденное чувство равновесия, Чханмин, скорее всего, шлепнулся бы чистыми брюками в ближайшую сеульско-переулочную лужу, а так — лишь покачнулся и недоверчиво глянул на собеседника.
-Ну болела, да и сейчас побаливает, а ты откуда знаешь?
-Сгустки там, где больно, - сосредоточенно говорит крылатый, впериваясь взглядом в фигуру Макса. - Вот, например, у тебя сгусток серебристо-фиолетовый у запястья — то ли ломал, то ли ударялся недавно. Да?
Чханмин вздыхает и устремляет взгляд в сторону рыжих фонарей, на секунду прикидывая, насколько он может быть прав в своих предположениях. Иных вариантов нет.
-А ты у нас, значит, ауру считываешь. Да и бойко-то как — прямо в первый день перерождения. Или сколько ты уже здесь валяешься? Ладно, впрочем — неважно. Говори, как тебя зовут, а потом я расскажу тебе сказку.
Парень слегка подается вперед, высвобождая уже уставшие крылья и впервые трогает пальцами оперение.
-Интересно, как ты объяснишь, что вообще происходит. Пак Кыни, приятно... Познакомиться.
-Сим Чханмин. Взаимообразно.
Стандартная реакция на случившееся догоняет Кыни только минут через несколько: он начинает вырываться из рук помогающего ему идти Чханмина шага через два — в тот, в общем-то, момент, когда Макс думает, что пронесло и никаких ожидаемых истерик не предвидится.
Пинается Кыни пока слабо, но прицельно — орлиный глаз.
-Нет, ну а как ты мне объяснишь, что вот лежу я такой весь в подворотне, а тут появляешься весь такой ты и кидаешься мне помогать? - шипит справедливо, даже, кажется, отвешивая Максу подзатыльник крылом и пытаясь оказаться как можно дальше от него. Чханмин мгновенно кривится и дергает бушующего крылатого за руку, надеясь хоть как-то его заткнуть.
-Ты вообще помолчать можешь? Помогаю потому, что, черт побери, надо так, и вообще, тебе не кажется, что подворотня в Йонсангу — не самое хорошее место для задушевных разговоров? Собери крылья в кучу и иди за мной, раз уже оклемался. Сказал же, что сказка будет — значит, она будет.
Минутное молчание и кряхтение за спиной скрестившего на груди руки Чханмина.
-Как их убрать-то?
-Захоти — исчезнут.
-Я уже минут пять хочу.
-Значит, продолжай идти и хотеть.
Чханмин двигается в сторону дома — благо, недолго, и требуется всего лишь завернуть за угол; поднимается по ступенькам и оборачивается в поисках Кыни. Тот стоит шагах в десяти, угрюмо убрав руки в карманы, и смотрит в асфальт.
-Мне дальше.
-Где ты живешь? Жил, вернее? - Чханмин начинает догадываться, почему ему так повезло с быстрыми поисками переродившегося птенца, и Чонсу с Хичхолем не пришлось шерстить весь Сеул.
-Два квартала отсюда, - Кыни взмахивает рукой и тут же перехватывает её в воздухе, как если бы снова проснувшаяся боль скрутила мышцы. - И я пойду, в самом деле. Завтра утром должна вернуться из Кёнгидо мать, и мне ещё надо сделать просто нереальное количество всего. И я, кстати, кажется забыл сумку с учебниками в этом переулке.
Чханмин опирается спиной на дверь подъезда и трет пальцем переносицу — это самая неприятная часть «сказки», которую Макс собирается рассказать вылупившемуся птенцу. «Сказка» - своеобразная матчасть, которую обязан знать любой крылатый, и самая паршивая её часть - о том, что тебя «в том мире» забыли все, кого ты знал и кто знал тебя; все друзья, родственники и далее по списку.
При перерождении крылатый мгновенно стирается из памяти людей так же легко, как ластик уничтожает строки на бумаге, написанные грифелем простого карандаша.
-Зайдем ко мне ненадолго. Я просто расскажу тебе то, что знаю, а потом ты сам решишь. Можешь забрать сумку — хотя я не думаю, что её содержимое тебе понадобится.
Кыни по-прежнему смотрит слегка настороженно, но уже спокойнее; быстро уходит в переулок и возвращается уже с сумкой, переминаясь несколько мгновений в нерешительности и все же двигаясь вперед за Чханмином.
Появляется поганое чувство, что одними объяснениями тут не обойдется.
-Чай, кофе, повнушительнее чего? - В квартире Чханмин быстро разувается и, повесив фотоаппарат на вешалку у двери, сразу проходит на кухню. - Я, правда, не кулинар, но кимчхи тут где-то вроде было. И полуфабрикаты какие-то.
Кыни стоит у порога и машет головой, знаками показывая, что лучше бы воды пока что — в горле пересохло уже давно, и говорил он до сих пор с усилием. На кухне Кыни долго пьет почти ледяную из холодильника, даже не поморщившись, но и после этого ещё долго сипит, словно недавно терял голос.
Чханмин кивает на стул, приглашая уже усесться и выслушать все, что собираются обрушить на голову; Кыни покорно устраивается поудобнее и смотрит на Чханмина уже безо всякой настороженности — как отрезало, только усмехается изредка насмешливо. Макс списывает все на быструю адаптацию к второй появившейся сущности и на интуицию крылатого, что он, Сим Чханмин, на стороне добра.
-Ну, первое, что требуется озвучить, - начинает Чханмин, заливая кипятком пакетик чая, жестом предлагая Кыни тоже какой-нибудь напиток и получая в ответ все тот же отрицательный кивок. - Ты теперь крылатый, с чем тебя и можно поздравить.
Молчание и звон десертной ложечки о стенки чашки.
-Ага. Крылатый, - Кыни пробует слово на вкус. - У меня есть орлиные крылья и я могу видеть всякую дрянь. Так?
-Так, - кивает Чханмин. - Не дрянь, а ауры. Очень полезная, кстати говоря, способность. У каждой птицы своя сила; твоя — в глазах. Вообще обычно крылатые чувствуют, когда вылупляется новый птенец, просто вышло так, что я нашел тебя быстрее, чем они — да и немного их пока что.
Кыни некоторое время смотрит в темноту за окном и задает вполне резонный вопрос:
-А смысл-то в чем? Ну, к примеру, если вспомнить о третьем законе Ньютона, что каждому действию есть равное ему по модулю и противоположное по направлению противодействие...
Чханмин сначала удивляется подобному сравнению явлений, а потом смеется, глядя на Кыни с некоторой долей восхищения.
В суть проник сразу.
-Ты по какой специальности учился? - Улыбается Макс, намеренно в который раз используя все глаголы, связанные с прошлой жизнью Кыни, в прошедшем времени.
-Флористика и ландшафтный дизайн. Так ты не ответил. Противодействие?
-Существует, конечно. Крылатые появляются не просто так: есть такое явление, как демоны, ну и ты понимаешь, что их уничтожать надо — кто как может, у кого какие способности. Правил в этой игре как таковых нет, за исключением территориальных — в каждом районе есть своя «семья», обеспечивающая контроль территории, на которой она проживает.
Чханмин замолкает, ожидая хоть какой-то реакции со стороны Кыни, но тот только поочередно вытягивает из сахарницы рафинад и невозмутимо его жует.
-Ну я слушаю, ты продолжай.
На этого крылатого прищур Макса, кажется, совсем не действует.
-Сейчас в Сеуле территориально крылатые занимают только Тобонгу и Новонгу, и у тебя есть просто веер вариантов для выбора. Уйти куда-то... Или остаться здесь.
Кыни с пониманием кивает и кладет подбородок на сложенные на столе кисти рук.
-Окей. А теперь говори то, что оттягиваешь уже минут двадцать, - крылатый улыбается; Чханмину кажется, что если тот и не знает о той, самой паршивой части «сказки», то уже сумел построить себе какие-нибудь догадки.
Чханмину, впрочем, ещё ни разу в жизни толком не доводилось объяснять, что сидящий напротив человек в его «прошлой» жизни больше никому не нужен. Какие для таких слов нужны выражения, эпитеты и фразеологизмы, Макс не знает, и уже готовится начинать нести всякую задушевную ересь, как Кыни прерывает поток его мыслей:
-Люди же нас не видят, да?
Макс радуется, что разговор сам по себе принимает нужный ему оборот.
-Когда материализованы крылья — нет. В остальных случаях вполне себе все видимо и нормально.
-И родственники, значит, тоже не видят? - продолжает Кыни строить логическую цепочку, отбивая пальцами по столу какой-то музыкальный мотив.
Чханмин делает пару глотков уже стынущего чая и активирует режим под названием «ровный-голос-ничё-не-знаю-я-тут-мимопробегал».
-В тот момент, когда материализуются крылья, человек начисто стирается из памяти всегда окружавших его людей, словно его никогда не было в этой жизни. Семья, учеба, друзья — отовсюду крылатый исчезает, начиная новую жизнь.
Чай уже какой-то невкусный.
-Как-то так.
Чханмин отводит глаза и проклинает чертово чувство неловкости — в конце концов, он не виноват, что так с одной стороны по-дурацки устроен этот мир; что Великий Рандом возжелал сделать крылатым именно ничего не подозревающего парня из района Йонсангу, который до этого жил свои девятнадцать лет, будучи вполне довольным; он, Сим Чханмин, ну совсем не причастен к тому, что теперь Пак Кыни должен будет начать жизнь с нового листа, забыв обо всем, что ранее наполняло прошлое.
Макс увещевает себя упорно и старательно, но чувство неловкости все равно не проходит.
Кыни смотрит в окно, по-прежнему не отрывая взгляда от ночных городских огней, словно видит там нечто гипнотизирующее. Кажется, после слов Чханмина для него совсем ничего не изменилось.
-Понятно. Значит, и возвращаться домой тоже нельзя.
Чханмин кивает.
-Странно это все, да? - Кыни переводит взгляд на Макса, и тот замечает, как по радужке глаз крылатого проходит фиолетово-серебристая волна, активируя «истинное» зрение. - Вот так живешь, ничего не знаешь, а тут... Птицы вокруг. Красивые, наверное. Забытые какие-то отчасти. Мама теперь не будет волноваться, почему я весь день не брал трубку. Надо будет оставить ей у дверей квартиры мои ключи.
От спокойствия Кыни у Чханмина в горле образуется тугой узел — такая реакция не была в его планах. Он готовился заговаривать, увещевать, успокаивать; беспомощно же смотреть на внешне равнодушную птицу сейчас кажется каким-то безумством. Не может так уравновешенно вести себя человек, которого секунду назад лишили примерно трех четвертей жизни, оставив голое существование.
А волны по радужке у него ходят красивые.
-Извини, - улыбается Кыни, прищурившись. - Оно само как-то, я ещё не умею контролировать это зрение. Чханмин-сси, ну а что делать, если я не смогу вернуться ни домой, ни в университет? Куда идти теперь?
-А вот это и есть моя добровольная обязанность, за которую я надеюсь получить забронированное местечко в раю, - вздыхает Чханмин, отодвигая опустевшую чашку из-под чая. - Я помогу тебе сделать новые документы, а ты пока решишь, куда вообще хочешь пойти. Устроишься на работу — ты один пока что, поэтому надо себя как-то обеспечивать. Квартиру там снимешь... Недалеко где-нибудь.
Кыни механически кивает и трет ладонями глаза; Чханмин кидает взгляд на настенные часы и поднимается со стула.
-Дальняя комната — свободна. Завтра решим, что делать, завтра же и сделаем. А я бы на твоем месте прикинул административную карту Сеула и решил, куда мотать удочки.
Макс не то, что бы смеется, но и просто усмешкой это назвать нельзя.
-Чханмин-сси, осторожнее, сейчас у тебя, кажется, снова будет болеть голова.
-С чего бы? - Макс с подозрением смотрит на невозмутимую птицу.
-Сгусток переползает с запястья на голову.
-Это ты его заставил.
-Клевета, - смеется Кыни, поднимается и, часто моргая, на ощупь отыскивает выход из кухни.
Утро встречает Кыни теплым ветром из щели приоткрытого окна и дикой ноющей болью в области лопаток, о которой за вечер он успел немного подзабыть. Вертится на жесткой кровати и так, и эдак, прислоняется спиной к стене, но боль утихает только на пару баллов — осознав, что просто так не отвертеться, Кыни сползает с кровати и рассеянно одевается, на ходу вспоминая события прошедшего вечера.
Вспоминается со скрипом, но довольно быстро; уже немного обжившаяся в груди птичья сущность не допускает сомнений в происходящем, а взгляд по-прежнему неконтролируемо переключается с режима на режим, то и дело показывая окружающую реальность в разноцветных пятнах — разнообразных энергетических полях.
Кыни застает Чханмина на кухне, быстро что-то готовящим; жестами объясняет, что ему срочно нужно обезболивающее, но Макс смотрит на крылатого так, будто тот с дуба рухнул.
-Не поможет же. Терпеть надо. И таки да — с добрым утром.
-С добрым утром, - отзывается Кыни, оглядываясь в поисках двери в ванную. Находит и продвигается в сторону, чему-то хитро усмехаясь. - Вокруг тебя все так серебристо, светло, как будто ты стал на порядок добрее, чем вчера вечером.
Кыни уже в открытую смеется и включает в ванной воду на немалую мощность, а Чханмин фыркает, невольно оглядывая себя с головы до ног.
-Ну ты вообще какая-то аура сплошная, - кричит вслед ушедшему Кыни. - Вернее, сплошной. Аура.
Кыни слышит, но не отвечает из принципа — де, вода громко шуршала.
Днем Чханмин суетится, роясь в бумагах на рабочем столе и бегая по всей квартире в постоянных поисках каких-то мелочей — начиная от ручки и заканчивая фотоаппаратом, который по забывчивости так и оставил с вечера на вешалке у входа. Кыни со стороны с интересом за ним наблюдает, и порядочно удивляется, когда Чханмин, сунув ему под нос «Атлас городов Южной Кореи», выставляет его «на улицу погулять» и вихрем испаряется куда-то в сторону Чунгу и Чонногу.
Кыни первым делом, надеясь успеть до приезда из Кёнгидо матери, забегает домой и собирает свои самые нужные вещи; в помещении старается не задерживаться, чтобы не начать думать о том, что больше никогда сюда не вернется; о белых пятнах в памяти тоже вспоминать не хочется. Сумка получается не очень большая — можно спокойно унести в одной руке, и Кыни оставляет свой ключ в почтовом ящике матери, спешно уходя из подъезда.
Затем Кыни долго стоит на улице, осматриваясь по сторонам; находит первую попавшуюся скамейку и открывает в атласе страницу «Сеул». От административной карты рябит в глазах, но Кыни все равно заставляет себя смотреть в неё, и вскоре забывается в переплетениях дорожных магистралей, автострад и линий метрополитена.
На севера глаз невольно цепляется за Тобонгу и Новонгу: там — кажется, именно так говорил Чханмин — уже живут крылатые, и Кыни скользит взглядом дальше, думая, что насколько бы неплохо было податься для начала туда, настолько и вливаться в какой-либо новый коллектив не хочется совсем.
Вспоминая территориальное устройство, Кыни решает, что уйдет туда, где сможет спокойно подрабатывать, не выезжая из района: в груди бьется ранее незнакомое, смутное чувство, кричащее, что работа и дом в одном районе — наилучший выход из ситуации. Пока что Кыни не может даже себе объяснить — почему, но мысленно обещает, что сам разберется во всей этой странной, но уже становящейся привычной для него хуеверти.
Рассматривая карту, Кыни приходит к выводу, что лучше сначала найти место работы, а квартира сама отыщется поблизости — на эту тему думается не то, что бы плохо, но буквы перед глазами постоянно меняют цвет и расплываются, когда снова во власть неконтролируемо вступает зрение-рентген.
В наблюдении за цветовыми гаммами Кыни теряет счет времени, и в себя приходит только тогда, когда его сильно трясут за плечо — рядом стоят Чханмин, склонившись и недовольно хмуря брови.
-Заснул ты, что ли? Весь день тут просидел? - сует под нос наручные часы, показывающие половину шестого вечера.
Кыни кивает и собирается разразиться нехилой тирадой на тему «а что должен был делать человек без ключей от дома, которого «вывели погулять» в обнимку с атласом корейской столицы», но Чханмин устало обваливается рядом на скамью, раскидывая руки по бокам. Растрепан, взмылен и видно, что на нервах. Достает из черного дипломата ворох бумаг и протягивает Кыни.
-Документы, - оповещает коротко, многозначительно двигая бровями. - Тут паспорт, диплом об окончании Сеульского Национального Университета по специальности «флористика и ландшафтный дизайн», ещё какая-то важная дребедень... Держи, словом. Ну ты спишь что ли, Ау-ра?
Кыни вновь пропускает обращение мимо ушей и просто рассматривает стопку бумаг — полный набор, требующийся для жизни в этом мегаполисе. Интересно, как Чханмин сумел все это провернуть, но спрашивать Кыни пока что не собирается — и без этого предполагает, что ответ будет в стиле «у каждого есть свои маленькие тайны».
-Аура, Аура, - назойливо напевает Чханмин, делая вид, что рассеян, на деле же внимательно за Кыни наблюдая. - Хорошая все-таки способность — видеть ауры. И слово красивое, правда?
-Да не говори, - усмехается Кыни. - Спасибо за вот это все. Сочтемся как-нибудь.
-Конечно, - соглашается Чханмин, щурясь на уходящее за горизонт солнце. Устав и набегавшись за день, он, видимо, некоторое время не собирается даже двигаться с места. - Ты решил, куда пойдешь?
Кыни закрывает наконец лежащий на коленях атлас и отдает его Чханмину.
-Да, решил. Я хочу на другой берег Хангана. Наверное, в Кансогу; там, помнится, есть флористический салон какой-то. Квартиру там найду, поблизости.
-Салон «Flower+», - машинально уточняет Чханмин, привычным жестом потирая пальцами переносицу. - А не лучше ли сначала наведаться собственно к птицам? Ты ещё многого не знаешь, а я могу рассказать далеко не все — я все-таки человек, как никак, и есть недоступные для менявещи.
Кыни качает головой, аккуратно убирая полученные документы в свою сумку.
-Попозже, я думаю. Хочу пока пообвыкнуться со всем этим — деньги у меня на первое время есть, а там устроюсь в этот флористический салон. С таким дипломом, - Кыни смеется, - меня с руками оторвут на работу.
Крылатый поднимается и поудобнее устраивает ремешок сумки на плече. Стоит некоторое время на месте, по наитию повернувшись в сторону Кансогу и бездумно смотря вперед.
-Ну, до встречи, Чханмин-сси. Увидимся ещё, наверное — мир тесен.
-Знаю этот прикол, - отмахивается Чханмин. - «Плюнь — попадешь в своего».
-Да, - как-то невесело усмехается Кыни, делая первый шаг по направлению к Кансогу. - Спасибо тебе и прочие бла-бла-бла, сочтемся, однозначно. Все, я вроде как ушел.
Чханмин не знает, что можно сказать напоследок, и только наблюдает, как Кыни медленно, словно неуверенно сначала, направляется в сторону метро, чтобы потом через Ханган и Мапхогу попасть в выбранный им район. Макс не особо волнуется — в случае чего, нового птенца отыщут бывалые птицы. И осталось лишь единственное — Чханмин понимает это сейчас — что важного он забыл сказать Кыни.
-Последнее, - окликает Макс уходящую птицу. - Вас, крылатых, парами создают. У каждого есть своя пара — ты почувствуешь её сразу. Не ошибешься, я уверен. Как только она появится — забирай её к себе и... Не отпускай никогда.
Кыни останавливается и слушает, не оборачиваясь. Чханмин машет рукой в пустоту.
-Все, удачи тебе, Ау-ра.
Кыни кивает, но не отвечает, ускоряя шаг. Последней серьёзной мыслью на этот слишком долгий день становится та, что приходит к нему во время поездки на метро до границы между районами Мапхогу и Кансогу — слово «аура» и вправду довольно неплохое.
И звучит красиво — особенно, если называть им человека не просто так.
Цикл: Серым по белому
Фэндом: AA (Double A); кроссовер
Персонажи: Пак Кыни (Аура), Сим Чханмин + упоминания о других
Рейтинг: G
Жанр: фантастика, мистика
Размер: 5000 слов
Варнинг: по хронологии события данного фика происходят намного раньше, чем в тексте «По обе стороны границ»
Путь на другой берег Хангана | 5000 слов
Июль 2005
Два дня подряд царит беспросветная пасмурность и льют, как в последний раз, долгие июльские дожди. Косые, прямые, сильные, слабые, но все как один — теплые, как парное молоко.
Когда на третий день тучи рассеиваются также быстро, как и появились, Кыни удивляется, глядя в окно, где солнце светит так, будто пытается осветить разом если не всю Вселенную, то Млечный путь уж точно — его вполне устраивает перемена погоды, если учесть, что последние два дня он приходил на пары в университет мокрым до нитки, хотя исправно брал с собой зонт.
Просто по дороге из Йонсангу, где он живет, до Кванакку, где находится Сеульский Национальный Университет, дождь очень любил менять направление с прямого на косой, забираясь под зонт и под одежду даже сквозь ветровку.
Чтобы нормально добраться до университета, нужно выйти в крайнем случае через пять минут — Кыни скопом сваливает в сумку первые попавшиеся под руку учебники и тетради, поглядывая в окно и прикидывая, что сегодня уж, наверное, ветровка не понадобится.
За окном из-за невысохших луж и капель дождя на предметах резко увеличивается количество отражающих поверхностей, и отблики солнца лезут в глаза каждую секунду, заставляя щуриться и оставляя перед глазами темно-синие точки и расплывающиеся круги.
Кыни выскакивает из дома с мыслью, что неплохо бы позвонить матери, уехавшей на пару дней к родственникам в Кёнгидо; телефон равнодушным сообщением оповещает, что баланс равен почти нулю, и что «а не пошли бы вы нахер, любимый хозяин?», погано мигая и отключаясь из-за полной разрядки аккумулятора.
-Печально, - вслух констатирует Кыни, вместе с телефоном засовывая в карман и наушники: и те теперь бесполезны в попытке скоротать время до университета. - Закинуть бы, что ли, денег на счет.
Думает с секунду.
-На обратном пути.
По дороге до станции метро Кыни почти все время смотрит только под ноги, чтобы не промочить кроссовки, и только собираясь спускаться вниз, в переход, поднимает взгляд вверх — чересчур, как ему кажется, яркое солнце резко бьет по глазам и темнит все вокруг. Кыни останавливается и с силой несколько раз моргает — темнота не проходит, рассеиваясь только через несколько минут.
Не больно, но неприятно, и Кыни ещё некоторое время стоит около переходта, протирая глаза тыльной стороной ладони.
В следующий удар нагоняет в тот момент, когда, по прикидкам Кыни, его поезд метро пересекает границу районов Тонджакку и Кванакку — перед глазами вновь порядочно темнеет, но не так, как от солнца, зато все вокруг резко вспыхивает неоновыми красками. Появившаяся картинка чем-то схожа с фотографией-рентгеном, и Кыни ежится, встряхивая головой и думая, что нечего по ночам засиживаться за ноутбуком, пусть и по делу.
Что вообще нечего засиживаться по ночам нигде, чтобы потом не ловить подобные «галлюцинации».
Оставшийся путь в вагоне Кыни смотрит только под ноги и затем просто закрывает глаза, чувствуя странную неопределенную тяжесть в веках. «Не выспался, однозначно».
Когда объявляют его станцию, он выскакивает из вагона и чуть ли не бегом бросается к университету, чтобы успеть занять более или менее приличное место в аудитории; на солнце по дороге не смотрит, а перед глазами по-прежнему сохраняются черные тени и вполне себе интересные узоры, рассматривание которых Кыни считает сумасшествием. И игнорирует эти всплески зрения.
Всю первую пару он благополучно спит, выстроив перед собой баррикаду из нескольких учебников, открытых тетрадей и пенала сверху. Профессор если и замечает, то не говорит ничего, что Кыни сильно радует даже сквозь сон; он надеется, что через час все паршивые ощущения попустят.
По окончанию пары, открыв глаза, Кыни первым делом видит черную страницу лежащего перед глазами учебника, буквы в котором имеют режуще-яркий синий оттенок. «Не попустило».
В мужском туалете, оперевшись руками о раковину, Кыни долго, очень долго смотрит на свое отражение в зеркале, не моргая — все кажется ровно таким же, как и всегда; как только в голову приходит эта мысль, по глазам снова сильно бьет, и окружающая действительность видится то рентгеном, то снова нормальной реальностью.
Секунда — вновь неоновые всполохи.
Кыни закрывает глаза и слышит, как сзади кто-то входит, разговаривая по телефону — видимо, какой-то студент. Парень не обращает на Кыни ровно никакого внимания, а тот только закрывает лицо руками — ему начинают видеться оформленные цветовые пятна вокруг фигуры человека, то и дело движущиеся и меняющие свою форму.
Разноцветные, градиентные.
Красивые. Смотреть становится физически больно, и Кыни нетвердой походкой выходит из помещения, думая, что один раз за весь год можно уйти из университета, не объясняя никому причин.
Полуденное солнце и сопутствующий жар даже не думают начинать сходить на «нет»; в ближайшем магазине Кыни покупает бутылку холодной минеральной воды и закидывает денег на счет.
Запоздало вспоминает, что позвонить сейчас все равно не получится — телефон отказывается включаться даже после нескольких часов отдыха аккумулятора. Сидеть около университета сильно не хочется, и Кыни, подхватив сумку, направляется в сторону метро.
Привычная дорога, только теперь щедро изукрашенная черно-синими узорами, явно порожденными подсознанием, как раздраженно думает Кыни, уже с чувством безнадежности моргая, чтобы прогнать наваждения.
Обычно дорога от университета до дома не занимает больше полутора-двух часов, но сегодня Кыни как-то пропускает момент, как оказывается в Йонсангу только часов в шесть вечера. То ли заходил куда-то, то ли долго сидел на остановке в станции метро, то ли ещё что-то, чего Кыни не запомнил.
Только всполохи неона перестали быть всполохами, приняв почти постоянную власть над зрением. Теперь вся эта хуеверть видится не играми солнца с глазной оболочкой, а как минимум перманентным рентгеном окружающей действительности, словно неотрывно смотришь в экран цифрового аппарата с включенной функцией «неон».
В шесть вечере ещё не темнеет, а вот в полседьмого-семь — вполне, и Кыни начинает задумываться, что лучше уж запереться дома и перерыть аптечку в поисках каких-нибудь лекарств; мысль, что это просто недомогание, вселяет надежду.
Йонсангу Кыни знает как свои пять пальцев — ему ничего не стоит даже с закрытыми глазами восстановить в памяти карту района, безошибочно указать дорогу заблудившемуся человеку или за секунду сориентироваться на местности.
Но сегодня Кыни до дома не доходит.
Кажется, до дома остается пара кварталов по довольно темным вечерним переулкам.
Когда зрение восстанавливается настолько, что Кыни начинает думать — прошло, боль приходит слишком внезапно, чтобы суметь сосредоточиться.
Пронзает словно сотнями игл в районе лопаток — поначалу Кыни думает, что просто зацепился за что-то, идя рядом со стенами зданий; морщась, отходит на пару шагов, но болевое ощущение не пропадает, а только множится в геометрической прогрессии.
Он снова опирается рукой о ближайшую стену, а жаром и болью рвет теперь уже не только лопатки, но и почти всю спину.
Кыни приглушенно стонет, сползая боком по влажной от вчерашнего дождя кирпичной стене — она прохладная, но ожидаемого облегчения не приносит. Боль начинает пульсировать в каждой более или менее чувствительной точке спины, но если вдуматься и прочувствовать — на что Кыни сейчас не способен — можно понять, что главные очаги жара все же находятся в районе лопаток.
Кыни впоследствие будет прав, когда сравнит общее ощущение с тем, как заживо снимают шкуру и сжигают прямо перед глазами жертвы. И ещё на пару баллов больнее по несуществующей шкале мучений.
В горле — пустыня Сахара, в руках — онемение, как от сильнейшего обезболивающего, а последнее, что чувствует Кыни, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу рваный крик — прохладную и влажную поверхность асфальта, которой касается его скула.
В этот момент где-то в Кёнгидо мать, в десятый раз набирая номер Кыни, недоуменно смотрит на телефон, тщетно пытаясь вспомнить, кому она до этого пыталась дозвониться.
-Яла-ла-ла-ла-ла, - с удовлетворением констатирует Чханмин, кивая и рассматривая со всех сторон новый объектив для фотоаппарата. Только что купленный, сверкающий и вообще весь такой, о котором он, Сим Чханмин, мечтал. На улице почти одиннадцать вечера, но Чханмину ровным счетом ничего не мешает прямо сейчас начать опробовать покупку — от его дома до реки Ханган идти пешком максимум минут двадцать, а набережную Чханмин, как фотограф, любит нежно и трепетно.
Особенно ночную, когда в водах реки в бликах от городских огней можно увидеть все, что только нафантазирует собственное подсознание.
Поэтому Макс быстро складывает фотоаппарат и объектив в чехол, недолго возится с ремешком для ношения и педантично одевается — рубашка, брюки, туфли, и больше ничего, вроде, и не нужно, учитывая теплые июльские ночи. Задумчиво смотрит на галстук, но вовремя вспоминает, что да — не на бал идет, и некоторыми вещами можно пренебречь.
Из дома Чханмин выходит всего минут через десять после начала сборов, и уже собирается пешком пойти прямо в сторону Хангана, как чувствует неприятное потягивание в области легких и останавливается, прислушиваясь к собственным ощущениям.
С этими ребятами из Тобонгу и Новонгу и не такому научишься — не только доверять мимолетному предчувствию.
Чханмин понимает, что не ошибся, когда в нескольких метрах от него, за углом его дома, слышится глухой шелест и стон, ясно оповещающий, что в переулке находится человек.
«Или не совсем», - усмехается Чханмин как-то неопределенно, вешая фотоаппарат на шею за ремешок и двигаясь в сторону звука.
Сначала Чхамин видит перед собой нечто неопределенно-серое, абсолютно неподвижное и больше похожее на гору хлама; это «нечто» настолько не подает признаков жизни, что Макс уже решает признать свою ошибку и вернуться обратно, взяв ранее запланированный курс на Ханган.
И разворачивается уже, когда сзади слышится все тот же слабый стон.
Неопределенное-серое только из-за отсутствующего освещения, понимает Чханмин, когда в глубине дворов точно по времени — в полдвенадцатого — зажигаются первые оранжевые фонари, мгновенно разливающие повсюду мертвенный электрический свет. Мутная рыжая волна добирается до места, где стоит Чханмин, и Макс наконец может разглядеть то, что дернуло его оторваться от новой игрушки для фотоаппарата.
Это, конечно, птица — без сомнения. «Теперь птица», - мысленно поправляет себя самого Макс, понимая, что таким беспомощным может быть только совсем недавно вылупившийся птенец.
Хотя этого парня назвать птенцом язык у Чханмина не поворачивается.
Он полусидит-полулежит около влажной, довольно грязной стены жилого здания, почти полностью укрывшись крыльями — а они ему позволяют такую роскошь. В свете фонарей виден плавный кофейно-шоколадный окрас оперения с несильным градиентом, кажущийся от этого почти монолитным. И только на самых краях крыльев последнее, самое длинное перо — молочно-белое, оставшееся единственным воспоминанием о белой голове, шее и хвосте птицы, давшей вторую сущность этому новому крылатому.
-Да, ребята, - куда-то в пустоту обращается Чханмин, недоуменно качая головой. - Да мне с вами скоро и никакого гугла не понадобится - хоть сейчас на олимпиаду по орнитологии, и у меня не было бы конкурентов.
Крылатый слегка приподнимает голову в ответ на голос — Чханмин присматривается повнимательнее и наконец подходит ближе, присаживаясь на корточки рядом с парнем.
-Ну... Привет, что ли? Тебя как зовут, птичка певчая?
Вновь оглядывает оперение и усмехается.
-Ну как сказать — певчая. Орлы, по-моему, к этому подвиду не относятся...
Крылатому, видно, очень сложно двигаться, но он делает усилие и, упершись руками в асфальт, приподнимается, полностью принимая сидячее положение и инстинктивно поудобнее складывая крылья за спиной. «Странный какой-то», - мысленно решает Чханмин, сам пока не понимая, что странного привиделось ему в правильной внешности молодого человека, где необычным являлся разве что серо-розоватый оттенок волос.
-Так ты кто, а? - повторяет Макс свой вопрос, пытливо всматриваясь в глаза продолжающего молчать парня и пытаясь все-таки выцепить для себя причину возникшего ощущения странности.
-Человек я, блин, - хрипло отвечает тот, тут же заходится в сильном кашле и хватается рукой за плечо, будто пытаясь достать до крыла. Тут же кривится и опускает руку — наверное, больно где-то за гранью допустимого, Чханмин за время общения с крылатыми научился кое-что понимать.
-Я бы не стал делать поспешных выводов, - Чханмин склоняет голову набок и думает, насколько нелепо они оба выглядели бы, если бы были видны обыкновенным людям. Макс, конечно, по-прежнему виден — потому что сам человек — но он, сидящий на корточках в переулке, смотрится не так странно, как смотрелся бы в паре с существом, которого иначе, чем полуптицей, не назовешь.
-Какие, к чертям, поспешные выводы, и что за херня висит у тебя над головой? - парень кряхтит и вновь принимает приличное вертикальное положение, продолжая поминутно кривиться от волнами накатывающей боли.
Чханмин невольно проводит рукой над собственной головой, не ощущая ничего, кроме пустоты; прищуривается, собираясь мирно поинтересоваться, что это за идиотские приколы — и понимает, что странного он нашел в крылатом.
Глаза у парня светятся градиентными оттенками от серебристого до фиолетового, и на мир он смотрит как-то ошарашенно, то и дело перекидывая взгляд с одной точки на другую — словно опасается долго смотреть в одном направлении.
-Я серьезно, у тебя какой-то сгусток над головой образовался, темный такой, фиолетовый, - крылатый слабо показывает руками форму этого «нечто» и трясет головой. - Ну ты чего, не видишь, что ли?
Чханмин округляет глаза и мотает головой — де, ты в порядке, парень?
На пару минут устанавливается неловкое молчание, пока молодой человек задумчиво рассматривает Чханмина и, кажется, вообще не собирается подниматься с влажного асфальта. Или не может. Макс уже собирается предложить уходить отсюда, как крылатый вдруг выдает абсолютно неожиданно:
-У тебя голова сегодня вечером болела?
Если бы не врожденное чувство равновесия, Чханмин, скорее всего, шлепнулся бы чистыми брюками в ближайшую сеульско-переулочную лужу, а так — лишь покачнулся и недоверчиво глянул на собеседника.
-Ну болела, да и сейчас побаливает, а ты откуда знаешь?
-Сгустки там, где больно, - сосредоточенно говорит крылатый, впериваясь взглядом в фигуру Макса. - Вот, например, у тебя сгусток серебристо-фиолетовый у запястья — то ли ломал, то ли ударялся недавно. Да?
Чханмин вздыхает и устремляет взгляд в сторону рыжих фонарей, на секунду прикидывая, насколько он может быть прав в своих предположениях. Иных вариантов нет.
-А ты у нас, значит, ауру считываешь. Да и бойко-то как — прямо в первый день перерождения. Или сколько ты уже здесь валяешься? Ладно, впрочем — неважно. Говори, как тебя зовут, а потом я расскажу тебе сказку.
Парень слегка подается вперед, высвобождая уже уставшие крылья и впервые трогает пальцами оперение.
-Интересно, как ты объяснишь, что вообще происходит. Пак Кыни, приятно... Познакомиться.
-Сим Чханмин. Взаимообразно.
Стандартная реакция на случившееся догоняет Кыни только минут через несколько: он начинает вырываться из рук помогающего ему идти Чханмина шага через два — в тот, в общем-то, момент, когда Макс думает, что пронесло и никаких ожидаемых истерик не предвидится.
Пинается Кыни пока слабо, но прицельно — орлиный глаз.
-Нет, ну а как ты мне объяснишь, что вот лежу я такой весь в подворотне, а тут появляешься весь такой ты и кидаешься мне помогать? - шипит справедливо, даже, кажется, отвешивая Максу подзатыльник крылом и пытаясь оказаться как можно дальше от него. Чханмин мгновенно кривится и дергает бушующего крылатого за руку, надеясь хоть как-то его заткнуть.
-Ты вообще помолчать можешь? Помогаю потому, что, черт побери, надо так, и вообще, тебе не кажется, что подворотня в Йонсангу — не самое хорошее место для задушевных разговоров? Собери крылья в кучу и иди за мной, раз уже оклемался. Сказал же, что сказка будет — значит, она будет.
Минутное молчание и кряхтение за спиной скрестившего на груди руки Чханмина.
-Как их убрать-то?
-Захоти — исчезнут.
-Я уже минут пять хочу.
-Значит, продолжай идти и хотеть.
Чханмин двигается в сторону дома — благо, недолго, и требуется всего лишь завернуть за угол; поднимается по ступенькам и оборачивается в поисках Кыни. Тот стоит шагах в десяти, угрюмо убрав руки в карманы, и смотрит в асфальт.
-Мне дальше.
-Где ты живешь? Жил, вернее? - Чханмин начинает догадываться, почему ему так повезло с быстрыми поисками переродившегося птенца, и Чонсу с Хичхолем не пришлось шерстить весь Сеул.
-Два квартала отсюда, - Кыни взмахивает рукой и тут же перехватывает её в воздухе, как если бы снова проснувшаяся боль скрутила мышцы. - И я пойду, в самом деле. Завтра утром должна вернуться из Кёнгидо мать, и мне ещё надо сделать просто нереальное количество всего. И я, кстати, кажется забыл сумку с учебниками в этом переулке.
Чханмин опирается спиной на дверь подъезда и трет пальцем переносицу — это самая неприятная часть «сказки», которую Макс собирается рассказать вылупившемуся птенцу. «Сказка» - своеобразная матчасть, которую обязан знать любой крылатый, и самая паршивая её часть - о том, что тебя «в том мире» забыли все, кого ты знал и кто знал тебя; все друзья, родственники и далее по списку.
При перерождении крылатый мгновенно стирается из памяти людей так же легко, как ластик уничтожает строки на бумаге, написанные грифелем простого карандаша.
-Зайдем ко мне ненадолго. Я просто расскажу тебе то, что знаю, а потом ты сам решишь. Можешь забрать сумку — хотя я не думаю, что её содержимое тебе понадобится.
Кыни по-прежнему смотрит слегка настороженно, но уже спокойнее; быстро уходит в переулок и возвращается уже с сумкой, переминаясь несколько мгновений в нерешительности и все же двигаясь вперед за Чханмином.
Появляется поганое чувство, что одними объяснениями тут не обойдется.
-Чай, кофе, повнушительнее чего? - В квартире Чханмин быстро разувается и, повесив фотоаппарат на вешалку у двери, сразу проходит на кухню. - Я, правда, не кулинар, но кимчхи тут где-то вроде было. И полуфабрикаты какие-то.
Кыни стоит у порога и машет головой, знаками показывая, что лучше бы воды пока что — в горле пересохло уже давно, и говорил он до сих пор с усилием. На кухне Кыни долго пьет почти ледяную из холодильника, даже не поморщившись, но и после этого ещё долго сипит, словно недавно терял голос.
Чханмин кивает на стул, приглашая уже усесться и выслушать все, что собираются обрушить на голову; Кыни покорно устраивается поудобнее и смотрит на Чханмина уже безо всякой настороженности — как отрезало, только усмехается изредка насмешливо. Макс списывает все на быструю адаптацию к второй появившейся сущности и на интуицию крылатого, что он, Сим Чханмин, на стороне добра.
-Ну, первое, что требуется озвучить, - начинает Чханмин, заливая кипятком пакетик чая, жестом предлагая Кыни тоже какой-нибудь напиток и получая в ответ все тот же отрицательный кивок. - Ты теперь крылатый, с чем тебя и можно поздравить.
Молчание и звон десертной ложечки о стенки чашки.
-Ага. Крылатый, - Кыни пробует слово на вкус. - У меня есть орлиные крылья и я могу видеть всякую дрянь. Так?
-Так, - кивает Чханмин. - Не дрянь, а ауры. Очень полезная, кстати говоря, способность. У каждой птицы своя сила; твоя — в глазах. Вообще обычно крылатые чувствуют, когда вылупляется новый птенец, просто вышло так, что я нашел тебя быстрее, чем они — да и немного их пока что.
Кыни некоторое время смотрит в темноту за окном и задает вполне резонный вопрос:
-А смысл-то в чем? Ну, к примеру, если вспомнить о третьем законе Ньютона, что каждому действию есть равное ему по модулю и противоположное по направлению противодействие...
Чханмин сначала удивляется подобному сравнению явлений, а потом смеется, глядя на Кыни с некоторой долей восхищения.
В суть проник сразу.
-Ты по какой специальности учился? - Улыбается Макс, намеренно в который раз используя все глаголы, связанные с прошлой жизнью Кыни, в прошедшем времени.
-Флористика и ландшафтный дизайн. Так ты не ответил. Противодействие?
-Существует, конечно. Крылатые появляются не просто так: есть такое явление, как демоны, ну и ты понимаешь, что их уничтожать надо — кто как может, у кого какие способности. Правил в этой игре как таковых нет, за исключением территориальных — в каждом районе есть своя «семья», обеспечивающая контроль территории, на которой она проживает.
Чханмин замолкает, ожидая хоть какой-то реакции со стороны Кыни, но тот только поочередно вытягивает из сахарницы рафинад и невозмутимо его жует.
-Ну я слушаю, ты продолжай.
На этого крылатого прищур Макса, кажется, совсем не действует.
-Сейчас в Сеуле территориально крылатые занимают только Тобонгу и Новонгу, и у тебя есть просто веер вариантов для выбора. Уйти куда-то... Или остаться здесь.
Кыни с пониманием кивает и кладет подбородок на сложенные на столе кисти рук.
-Окей. А теперь говори то, что оттягиваешь уже минут двадцать, - крылатый улыбается; Чханмину кажется, что если тот и не знает о той, самой паршивой части «сказки», то уже сумел построить себе какие-нибудь догадки.
Чханмину, впрочем, ещё ни разу в жизни толком не доводилось объяснять, что сидящий напротив человек в его «прошлой» жизни больше никому не нужен. Какие для таких слов нужны выражения, эпитеты и фразеологизмы, Макс не знает, и уже готовится начинать нести всякую задушевную ересь, как Кыни прерывает поток его мыслей:
-Люди же нас не видят, да?
Макс радуется, что разговор сам по себе принимает нужный ему оборот.
-Когда материализованы крылья — нет. В остальных случаях вполне себе все видимо и нормально.
-И родственники, значит, тоже не видят? - продолжает Кыни строить логическую цепочку, отбивая пальцами по столу какой-то музыкальный мотив.
Чханмин делает пару глотков уже стынущего чая и активирует режим под названием «ровный-голос-ничё-не-знаю-я-тут-мимопробегал».
-В тот момент, когда материализуются крылья, человек начисто стирается из памяти всегда окружавших его людей, словно его никогда не было в этой жизни. Семья, учеба, друзья — отовсюду крылатый исчезает, начиная новую жизнь.
Чай уже какой-то невкусный.
-Как-то так.
Чханмин отводит глаза и проклинает чертово чувство неловкости — в конце концов, он не виноват, что так с одной стороны по-дурацки устроен этот мир; что Великий Рандом возжелал сделать крылатым именно ничего не подозревающего парня из района Йонсангу, который до этого жил свои девятнадцать лет, будучи вполне довольным; он, Сим Чханмин, ну совсем не причастен к тому, что теперь Пак Кыни должен будет начать жизнь с нового листа, забыв обо всем, что ранее наполняло прошлое.
Макс увещевает себя упорно и старательно, но чувство неловкости все равно не проходит.
Кыни смотрит в окно, по-прежнему не отрывая взгляда от ночных городских огней, словно видит там нечто гипнотизирующее. Кажется, после слов Чханмина для него совсем ничего не изменилось.
-Понятно. Значит, и возвращаться домой тоже нельзя.
Чханмин кивает.
-Странно это все, да? - Кыни переводит взгляд на Макса, и тот замечает, как по радужке глаз крылатого проходит фиолетово-серебристая волна, активируя «истинное» зрение. - Вот так живешь, ничего не знаешь, а тут... Птицы вокруг. Красивые, наверное. Забытые какие-то отчасти. Мама теперь не будет волноваться, почему я весь день не брал трубку. Надо будет оставить ей у дверей квартиры мои ключи.
От спокойствия Кыни у Чханмина в горле образуется тугой узел — такая реакция не была в его планах. Он готовился заговаривать, увещевать, успокаивать; беспомощно же смотреть на внешне равнодушную птицу сейчас кажется каким-то безумством. Не может так уравновешенно вести себя человек, которого секунду назад лишили примерно трех четвертей жизни, оставив голое существование.
А волны по радужке у него ходят красивые.
-Извини, - улыбается Кыни, прищурившись. - Оно само как-то, я ещё не умею контролировать это зрение. Чханмин-сси, ну а что делать, если я не смогу вернуться ни домой, ни в университет? Куда идти теперь?
-А вот это и есть моя добровольная обязанность, за которую я надеюсь получить забронированное местечко в раю, - вздыхает Чханмин, отодвигая опустевшую чашку из-под чая. - Я помогу тебе сделать новые документы, а ты пока решишь, куда вообще хочешь пойти. Устроишься на работу — ты один пока что, поэтому надо себя как-то обеспечивать. Квартиру там снимешь... Недалеко где-нибудь.
Кыни механически кивает и трет ладонями глаза; Чханмин кидает взгляд на настенные часы и поднимается со стула.
-Дальняя комната — свободна. Завтра решим, что делать, завтра же и сделаем. А я бы на твоем месте прикинул административную карту Сеула и решил, куда мотать удочки.
Макс не то, что бы смеется, но и просто усмешкой это назвать нельзя.
-Чханмин-сси, осторожнее, сейчас у тебя, кажется, снова будет болеть голова.
-С чего бы? - Макс с подозрением смотрит на невозмутимую птицу.
-Сгусток переползает с запястья на голову.
-Это ты его заставил.
-Клевета, - смеется Кыни, поднимается и, часто моргая, на ощупь отыскивает выход из кухни.
Утро встречает Кыни теплым ветром из щели приоткрытого окна и дикой ноющей болью в области лопаток, о которой за вечер он успел немного подзабыть. Вертится на жесткой кровати и так, и эдак, прислоняется спиной к стене, но боль утихает только на пару баллов — осознав, что просто так не отвертеться, Кыни сползает с кровати и рассеянно одевается, на ходу вспоминая события прошедшего вечера.
Вспоминается со скрипом, но довольно быстро; уже немного обжившаяся в груди птичья сущность не допускает сомнений в происходящем, а взгляд по-прежнему неконтролируемо переключается с режима на режим, то и дело показывая окружающую реальность в разноцветных пятнах — разнообразных энергетических полях.
Кыни застает Чханмина на кухне, быстро что-то готовящим; жестами объясняет, что ему срочно нужно обезболивающее, но Макс смотрит на крылатого так, будто тот с дуба рухнул.
-Не поможет же. Терпеть надо. И таки да — с добрым утром.
-С добрым утром, - отзывается Кыни, оглядываясь в поисках двери в ванную. Находит и продвигается в сторону, чему-то хитро усмехаясь. - Вокруг тебя все так серебристо, светло, как будто ты стал на порядок добрее, чем вчера вечером.
Кыни уже в открытую смеется и включает в ванной воду на немалую мощность, а Чханмин фыркает, невольно оглядывая себя с головы до ног.
-Ну ты вообще какая-то аура сплошная, - кричит вслед ушедшему Кыни. - Вернее, сплошной. Аура.
Кыни слышит, но не отвечает из принципа — де, вода громко шуршала.
Днем Чханмин суетится, роясь в бумагах на рабочем столе и бегая по всей квартире в постоянных поисках каких-то мелочей — начиная от ручки и заканчивая фотоаппаратом, который по забывчивости так и оставил с вечера на вешалке у входа. Кыни со стороны с интересом за ним наблюдает, и порядочно удивляется, когда Чханмин, сунув ему под нос «Атлас городов Южной Кореи», выставляет его «на улицу погулять» и вихрем испаряется куда-то в сторону Чунгу и Чонногу.
Кыни первым делом, надеясь успеть до приезда из Кёнгидо матери, забегает домой и собирает свои самые нужные вещи; в помещении старается не задерживаться, чтобы не начать думать о том, что больше никогда сюда не вернется; о белых пятнах в памяти тоже вспоминать не хочется. Сумка получается не очень большая — можно спокойно унести в одной руке, и Кыни оставляет свой ключ в почтовом ящике матери, спешно уходя из подъезда.
Затем Кыни долго стоит на улице, осматриваясь по сторонам; находит первую попавшуюся скамейку и открывает в атласе страницу «Сеул». От административной карты рябит в глазах, но Кыни все равно заставляет себя смотреть в неё, и вскоре забывается в переплетениях дорожных магистралей, автострад и линий метрополитена.
На севера глаз невольно цепляется за Тобонгу и Новонгу: там — кажется, именно так говорил Чханмин — уже живут крылатые, и Кыни скользит взглядом дальше, думая, что насколько бы неплохо было податься для начала туда, настолько и вливаться в какой-либо новый коллектив не хочется совсем.
Вспоминая территориальное устройство, Кыни решает, что уйдет туда, где сможет спокойно подрабатывать, не выезжая из района: в груди бьется ранее незнакомое, смутное чувство, кричащее, что работа и дом в одном районе — наилучший выход из ситуации. Пока что Кыни не может даже себе объяснить — почему, но мысленно обещает, что сам разберется во всей этой странной, но уже становящейся привычной для него хуеверти.
Рассматривая карту, Кыни приходит к выводу, что лучше сначала найти место работы, а квартира сама отыщется поблизости — на эту тему думается не то, что бы плохо, но буквы перед глазами постоянно меняют цвет и расплываются, когда снова во власть неконтролируемо вступает зрение-рентген.
В наблюдении за цветовыми гаммами Кыни теряет счет времени, и в себя приходит только тогда, когда его сильно трясут за плечо — рядом стоят Чханмин, склонившись и недовольно хмуря брови.
-Заснул ты, что ли? Весь день тут просидел? - сует под нос наручные часы, показывающие половину шестого вечера.
Кыни кивает и собирается разразиться нехилой тирадой на тему «а что должен был делать человек без ключей от дома, которого «вывели погулять» в обнимку с атласом корейской столицы», но Чханмин устало обваливается рядом на скамью, раскидывая руки по бокам. Растрепан, взмылен и видно, что на нервах. Достает из черного дипломата ворох бумаг и протягивает Кыни.
-Документы, - оповещает коротко, многозначительно двигая бровями. - Тут паспорт, диплом об окончании Сеульского Национального Университета по специальности «флористика и ландшафтный дизайн», ещё какая-то важная дребедень... Держи, словом. Ну ты спишь что ли, Ау-ра?
Кыни вновь пропускает обращение мимо ушей и просто рассматривает стопку бумаг — полный набор, требующийся для жизни в этом мегаполисе. Интересно, как Чханмин сумел все это провернуть, но спрашивать Кыни пока что не собирается — и без этого предполагает, что ответ будет в стиле «у каждого есть свои маленькие тайны».
-Аура, Аура, - назойливо напевает Чханмин, делая вид, что рассеян, на деле же внимательно за Кыни наблюдая. - Хорошая все-таки способность — видеть ауры. И слово красивое, правда?
-Да не говори, - усмехается Кыни. - Спасибо за вот это все. Сочтемся как-нибудь.
-Конечно, - соглашается Чханмин, щурясь на уходящее за горизонт солнце. Устав и набегавшись за день, он, видимо, некоторое время не собирается даже двигаться с места. - Ты решил, куда пойдешь?
Кыни закрывает наконец лежащий на коленях атлас и отдает его Чханмину.
-Да, решил. Я хочу на другой берег Хангана. Наверное, в Кансогу; там, помнится, есть флористический салон какой-то. Квартиру там найду, поблизости.
-Салон «Flower+», - машинально уточняет Чханмин, привычным жестом потирая пальцами переносицу. - А не лучше ли сначала наведаться собственно к птицам? Ты ещё многого не знаешь, а я могу рассказать далеко не все — я все-таки человек, как никак, и есть недоступные для менявещи.
Кыни качает головой, аккуратно убирая полученные документы в свою сумку.
-Попозже, я думаю. Хочу пока пообвыкнуться со всем этим — деньги у меня на первое время есть, а там устроюсь в этот флористический салон. С таким дипломом, - Кыни смеется, - меня с руками оторвут на работу.
Крылатый поднимается и поудобнее устраивает ремешок сумки на плече. Стоит некоторое время на месте, по наитию повернувшись в сторону Кансогу и бездумно смотря вперед.
-Ну, до встречи, Чханмин-сси. Увидимся ещё, наверное — мир тесен.
-Знаю этот прикол, - отмахивается Чханмин. - «Плюнь — попадешь в своего».
-Да, - как-то невесело усмехается Кыни, делая первый шаг по направлению к Кансогу. - Спасибо тебе и прочие бла-бла-бла, сочтемся, однозначно. Все, я вроде как ушел.
Чханмин не знает, что можно сказать напоследок, и только наблюдает, как Кыни медленно, словно неуверенно сначала, направляется в сторону метро, чтобы потом через Ханган и Мапхогу попасть в выбранный им район. Макс не особо волнуется — в случае чего, нового птенца отыщут бывалые птицы. И осталось лишь единственное — Чханмин понимает это сейчас — что важного он забыл сказать Кыни.
-Последнее, - окликает Макс уходящую птицу. - Вас, крылатых, парами создают. У каждого есть своя пара — ты почувствуешь её сразу. Не ошибешься, я уверен. Как только она появится — забирай её к себе и... Не отпускай никогда.
Кыни останавливается и слушает, не оборачиваясь. Чханмин машет рукой в пустоту.
-Все, удачи тебе, Ау-ра.
Кыни кивает, но не отвечает, ускоряя шаг. Последней серьёзной мыслью на этот слишком долгий день становится та, что приходит к нему во время поездки на метро до границы между районами Мапхогу и Кансогу — слово «аура» и вправду довольно неплохое.
И звучит красиво — особенно, если называть им человека не просто так.
-
-
07.01.2012 в 14:31читаю, читаю, читаю...
Вас, крылатых, парами создают.
разорвало х333333
-
-
07.01.2012 в 14:45скоро и пара будет )
-
-
07.01.2012 в 14:46скоро и пара будет )
омномном
-
-
07.01.2012 в 14:47-
-
07.01.2012 в 15:46Прям ровно? ОО
Язык сломала, почта прочитывала названия
При перерождении крылатый мгновенно стирается из памяти людей так же легко, как ластик уничтожает строки на бумаге, написанные грифелем простого карандаша.
вот тут как бы можно поспорить. Ведь всё же да, стирать стирает, но отметины-то остаются. Нэ?
Захватывающая часть - стоила своего ожидания)
и.. Чанмин?..
нет не так - ЧАНМИН?!
Это было шоком для меня. Я даже перечитала два раза.Но спорить не буду - вписывается. Но я так до конца и не поняла, а он собственно кто? (то что человек понятно)
-
-
07.01.2012 в 16:30изначально да, я потом правда чет редактировала
вот тут как бы можно поспорить. Ведь всё же да, стирать стирает, но отметины-то остаются. Нэ?
нет. вот ВООБЩЕ НЕТ.
нет не так - ЧАНМИН?!
ага, Макс )
Но я так до конца и не поняла, а он собственно кто?
угу, человек, но крылатых видит. и помогает им с подобными делами.
чувак фотограф. ну вот собственно и все )
-
-
07.01.2012 в 16:34текст не альфили?)
угу, человек, но крылатых видит. и помогает им с подобными делами.
чувак фотограф. ну вот собственно и все )
не всё. А почему он их видит? Почему помогает? Хочет ли он стать таким же?
хочу его историю.
-
-
07.01.2012 в 16:36альфинг не подразумевает редакцию
я сама правила, но альфа да - была )
хочу его историю
не в этой жизнине мой ареал, к сожалению, да )) но Макса будет много
-
-
07.01.2012 в 16:37не знаю, не спойлерю )
-
-
07.01.2012 в 16:38Не последний человек в истории.
не спойлерит она) всё равно жеж проболтаешься
-
-
07.01.2012 в 16:40хён, блин, всё - что будет написано, то будет написано )
моя линия здесь - даблэй и потом ещё ребята, а Чханмин это какбэ другое уже )
-
-
07.01.2012 в 16:40буду ждать. эх
-
-
07.01.2012 в 16:41-
-
07.01.2012 в 16:43-
-
07.01.2012 в 16:44-
-
08.01.2012 в 20:09с предысторией еще больше захотелось продолжения. а история про сансу будет? или про их пару?=3
-
-
08.01.2012 в 20:11спасибо за отзыв *.*
-
-
08.01.2012 в 20:21я очень очень жду, да ** правда, дико интересно, как это все развернется **
-
-
08.01.2012 в 20:28та такой ворох мыслей, главное это все последовательно, ибо вот сейчас хочется сбацать что-то уже по самому пейрингу, но хронологически до него ещё пилить, потому что разброс - то прошлое, то настоящее - не очень удобен для чтения (
-
-
09.01.2012 в 03:55-
-
09.01.2012 в 10:31ну я просто со стороны не вижу, поэтому и думается, что неудобно так - я-то все для себя знаю и мне кажется нормальным наличие таких скачков х))