ключи по айкон

[myownsense]

даблби, кисс-камера, нерешительность VS безголовость, пропиздюлины, вылитая на голову кола

закащек, вы агонь, я хочу посмотреть вам в ваши бесстыжие глаза

кисс-камера (kiss-cam) - так называемая «камера поцелуев», развлечение для зрителей спортивных мероприятий. Во время перерыва камера скользит по трибунам и выбирает какую-нибудь пару. Изображение крупным планом выводится на стадионный экран. Пара должна поцеловаться. (с)

Ханбин готов глаз на жопу натянуть тем, кто придумал эти гребанные тупые приколы.

Ханбин ненавидит тупой юмор и футбол он тоже ненавидит, и поэтому когда в Сеул на предсезонные сборы прилетает какой-то там “ПСЖ” (ему это вообще ни о чем не говорит, а вот Джинхван что-то хлопает лапками и закатывает глаза) и “Атлетико Мадрид”, он только натягивает подушку на уши, чтобы не слышать воплей прилетевшего спозаранку друга.

Когда Джинхван без ханбиновского на то согласия покупает два билета на товарищеский матч и бело-сине-красный футбольный шарфик с Эйфелевой башней, Ханбин только смотрит на него, улыбаясь так, как улыбались, наверное, автралопитеки своей не всегда вегетарианской добыче.

Ханбин ненавидит весь этот спортивный ажиотаж и не понимает, как в таком маленьком хёнчике, как Джинхван, может умещаться столько любви к двум десяткам потных мужланов, гоняющих по полю резиновое круглое дерьмо, а ведь он еще и слова гимнов знает и вопит их вместе со всеми своим чудесным голосом, которым баллады надо петь, а не вот это, прости боже.

Ханбин никогда не считал себя особо верующим, но сегодня возносит мольбы к небесам так, что любой монах-аскет кусал бы бороду от зависти.

Они сидят на переполненных трибунах и смотрят матч, и Ханбин усиленно залипает в телефон, заткнув уши наушниками и врубив на полную что-то из скандинавского рока (чтобы орало до посинения, лишь бы не слышать всего этого) и считает секунды хотя бы до тайм-аута; это последний раз, когда он ведется на джинхвановские уговоры, больше такой херне не бывать, обещает он себе мысленно и пиздит у Джинхвана стакан колы, все равно тот не заметит.

Стадион что-то поет. Всякие “нужен гол”, “оле-оле-оле” и имперский марш.

По правую руку от Ханбина сидит какой-то мерзкий кадр в кепке, с выбритым виском и с ухом в сережках (ничего мерзкого в нем нет, но у Ханбина мерзкое настроение, а значит все вокруг становятся мерзкими) - и он раздражает Ханбина тем, что часто взмахивает рукой, и боковое зрение цепляется за этот жест; этот кадр тоже, видимо, с другом, который называет кадра “Эй, Дживон, гляди-гляди, ай-й-й, оффсайд”, и Джинхван, может, к Ханбину тоже обращается также, но Ханбин весь в обидках и его не слушает.

Разок будто бы случайно заезжает локтем по этому соседскому Дживону и даже не извиняется.

Ведет себя, в общем, как последняя мразь.

***

Ханбин ничего не знает о кисс-камерах.

До сегодняшнего дня.

Наконец-то объявляют тайм-аут (он сейчас кажется чем-то вроде манны небесной, высшего блага и отрицательного теста на беременность в семнадцать лет), и Ханбин уже радостно было подрывается смотаться погулять, но в такой толпе нереально будет найтись, да и Джинхван ноет что-то про то, что сейчас будет весело.

“Пиздесело”, - мрачно думает Ханбин. - “Что может быть еще веселее?”

Кадр по его правую руку о чем-то оживленно переговаривается со своим другом, а Джинхван по левую подпрыгивает на сидении в ажиотаже, явно высматривая что-то; у Ханбина очень хорошо развито чувство жопы, и сейчас его задница просто горит от странного ощущения готовящегося конца света.

-ХАНБИН! - Вопит Джинхван так, будто ему пересадили связки Тилля Линдеманна. - С-М-О-Т-Р-И Т-У-Д-А!

Туда - это на огромные транслирующие экраны.

Ханбин и смотрит.

Нет, это он зря, конечно.

Там, в каком-то гребанном сердечке, в прямом эфире находится он сам - и тот самый кадр по его правую руку, которого называют “Эй, Дживон, гляди-гляди”.

***

Он и понять ничего не успевает, как этот Дживон, перегнувшись через подлокотники сидение, пальцами поворачивает его лицо за подбородок к себе и целует - так по-хозяйски, глубоко, с языком, влажно и вкусно, пользуясь совершенной ханбиновской беспомощностью; это больше похоже на то, как если бы его трахнули языком, и Ханбина аж парализует, и целую минуту, пока их поцелуй (половина стадиона уже закрывает детям глаза ладонями, тут никакой порнушки не надо) транслируется на пол-Кореи, он не может даже пальцем двинуть.

А потом, едва приходит в себя, тяжелой такой рукой отвешивает этому Дживону по морде, и, не замечая закрывшего в изумлении руками рот Джинхвана, шипит “я тебя сейчас колонной выебу” - собирается, видимо, оторвать от креплений сидение и выебать этого мудака хоть чем-нибудь.

-Но это же, - тут же принимается оправдываться сосед. - Это так по правилам, нас же камера показала, и мы должны были...

-ДА МНЕ СРАТЬ! - Орет Ханбин и, так и не сумев отодрать сидение, в сердцах злобно выплескивает этому Дживону колу на голову и пиздит трубочкой, пиздит так, будто никогда в жизни не сможет больше этого сделать, и нужно насытиться вдоволь.

А потом, преследуемый камерой, убегает вон со стадиона, плюнув на огромнейшую толпу.

***

-Ну прости.

Блять, этот больной его и в туалете отыскал - небось расспросил охрану.

-Серьезно, это же кисс-камера, такие правила, ну это же весело, ну эй…

Ну ни черта себе - этому идиоту дали по морде, облили колой и отмудохали трубочкой, а он прибежал извиняться и вообще не наплевал на эту странную истеричку?

Ханбин молчит и не поворачивается, продолжая умываться ледяной водой - у него лицо все красное, горит и полыхает, и губы распухли и теперь ноют, потому что поцелуй был слишком вкусный и классный, а у Ханбина давно не было.

Ничего не было, вообще.

-Отцепись, - хмуро. Плевать Ханбину на эту кисс-камеру.

Дживон замечает в отражении зеркала его алые почти скулы - и вдруг усмехается так, будто на него озарение снизошло небесное; подходит сзади и успевает поймать Ханбина прежде, чем тот отпинается и сбежит, берет за плечи и разворачивает к себе лицом, глядя с интересом и едва ли не восторгом.

Что за придурок? Тут все такие, что ли? Больные на голову.

-Ты что, с парнем ни разу не целовался? - Выдает этот придурок с лыбой на пол-лица, находясь, видимо, в совершенном восторге от своей гипотезы.

Ханбин открывает и закрывает рот, как рыба, и от шока не может даже ответить ничего, а этот “Эй, Дживон, гляди-гляди” смеется и притягивает его к себе вплотную.

И снова целует.