ключи по айкон

[myownsense]

бобби/донхёк, что-нибудь про сорванные планы и невозвратные билеты на самолёт


я себя очень осуждаю за этот текст : ( что-то не то, but i tried

Они у стойки регистрации во Франкфурте-на-Майне, у них всего час между самолетами, а вокруг уже поздний вечер, но в аэропорте как всегда людно и немного суетливо - а в трубке дрожащий голос Джинхвана говорит что-то, и Донхёк сначала не слышит, потому что вокруг слишком шумно, только на телефон прямо во время разговора приходят уведомления, что звонили очень много раз.

Джинхван говорит что-то о том - Донхёку становится холодно - что случилось плохое, что они в больнице; что с Ханбином что-то, и связь плохая, с шумами, или это голос хёновский дрожит слишком сильно, и от этого еще тревожнее.

Джинхван говорит, что Ханбин в больнице - и они все тоже.

Его колотит, и только через несколько минут он оказывается способным объяснить, что они попали в аварию -их автомобиль занесло со стороны Ханбина, и больница, приемные покои, много белого, врачи, они в крови, но в порядке, это царапины, а Ханбину не повезло больше всех, и у Дживона выключен телефон, Джинхван смог дозвониться только до Донхёка; кажется, девушка за стойкой спрашивает их паспорта, и Дживон отвечает ей что-то, а для Донхёка мир вокруг трескается и потухает - и вокруг не остается ничего, кроме черноты и дрожащего голоса в трубке.

Нужно вернуться - сейчас, прямо сейчас, следующим рейсом, и впереди теперь для Донхёка нет пересадки и Калифорнии, куда они давно мечтали сбежать хотя бы на пару недель, нет ничего, и Дживон смотрит на него встревоженно, а Донхёк наваливается на стойку и тихим, дрожащим голосом просит билеты обратно.

Почему это все происходит именно с ними - и когда уже это закончится? Когда все будет в порядке, когда перестанут сбываться все самые страшные его сны, когда можно будет хоть на секунду перестать волноваться? Когда можно будет не бояться, что в любой момент они могут потерять друг друга?

Дживон не сразу понимает, что произошло, а когда забирает у Донхёка телефон и перезванивает в Сеул - бледнеет, молчит, сжав губы, и только в глазах подавленность и страх; у стойки регистрации - целая жизнь в миниатюре, и Донхёк дрожит и будто просит Дживона сказать, что все это неправда и вообще шутка, но он только качает головой.

Сзади - очередь, а Донхёк упирается лбом в его плечо и с трудом держится на ногах; едва ли для Дживона есть что-то важнее, чем защищать его и оберегать, но сейчас он может только стоять и сжимать в руке телефон. Ну и еще - в качестве бонуса - ненавидеть собственную беспомощность.

Оператор говорит, что билеты их тарифа не могут быть возвращены и обменены, на карточке едва-едва, рейс через пятнадцать минут, и пусть Джинхван говорит, что Ханбин жив - у Донхёка дрожат губы, а внутри знойное выжженное пекло боли и беспомощности; Дживон просит обменять билеты, они оплатят, обязательно, в долг, хоть как-нибудь, но:

-Простите, мы не имеем права...

Дживон пробует объяснить, что это важно, но слова идут плохо, и понимают их так же плохо, а Донхёк шепчет, что хочет, чтобы это все оказалось сном - и все, что Дживон может ответить, это "я здесь, я с тобой", как делал уже когда-то и теперь вряд ли вспомнит, когда.

Дживон не может объяснить, почему они сейчас же должны вместо Франкфурта увидеть Сеул - наверное, потому что эти люди в форме skyteam не поймут, наверное, потому, что им совсем не обязательно знать.

Необязательно знать, что Донхёк слишком волнуется за каждого из них и слишком боится потерять, необязательно знать, что они не могут бросить друг друга, как не могут пройти на посадку, как не могли бы обменять только один билет из двух.

-Ваши билеты нельзя вернуть или обменять, - и оператора, наверное, никто не слышит, потому что Дживон обнимает Донхёка и прячет в плече, пытаясь сохранить хотя бы то, что осталось, пытаясь хотя бы не потерять обломки, чтобы было, из чего снова строить, лечить и воссоздавать оператора никто не слышит, потому что мир вокруг надкололся и пошел трещинами.

Джинхван перезванивает - уже спокойнее - и говорит, что все, наверное, будет в порядке, что врач говорит, все нормально, только нужно время, и они сделают все, что в их силах, чтобы помочь, а Донхёк тихо шепчет, что ему снова страшно.

Он как всегда старается быть сильным, и Дживон знает, что это так - но ведь даже сильные имеют право бояться?

За тех, кто им дорог.

Там, впереди, Америка - Калифорния, две недели отдыха, давно купленные билеты и побережье океана, но Донхёк качает головой - и смотрит на табло, сжимая дживоновы пальцы в своих.

-Мы не поедем, - говорит Дживон, повернувшись к оператору, а сзади очередь, и мир вокруг по-прежнему живет, и люди в нем совсем ничего не знают - и он почти слышит звук, с которым сгорают глянцевые аэробилеты, а на карточке едва-едва, когда они сидят в отчего-то пустом зале ожидания и молчат.

И Дживон трогает пальцами выгравированные на карточке буквы имени и фамилии, слабо улыбаясь, когда Донхёк, закрыв лицо руками, говорит, что вот они приедут - а Ханбин пусть и на костылях, но будет размахивать оковалками и кричать, что лучше бы они валили в свою Америку и не мешали ему работать своими братско-любовными интрижками.

На карточке едва-едва, билеты сгорели, а Джинхван не берет трубку, но потом пишет смс, что все скоро будет хорошо.

Да ну и пусть - если нужно, они из Франкфурта дойдут до Сеула пешком.