У меня был неконтролируемо большой перерыв

[myownsense]

АПД: Ещё один сиквел. Я хз, что происходит в этом ебаном мире

... поэтому я, пожалуй, все равно промолчу, как я писала _это_ и что со мной происходит. Ахнуда, кэп вовремя вспомнил, что не пристало мужику жаловаться на жизнь.

С посвящением моему персональному Крису
 Kitsuri, ma babe, я честно не знаю, понравится тебе или нет - я давно не писала. Да, 18 дней - это для меня очень много
но я старалась : (

Название: Hey, mister neighbour
Фэндом: ЕХО-К|М
Персонажи: Крис/Сухо (Чунмён); троица долбоящеров ака ПэкЁли-и-Дио
Жанр: ангст, повседневность
Рейтинг: натянутый R
Предупреждения: университетское АУ, эйбибладный Сухо
Размер: ровно 3000 слов
Статус: заморожен

Hey, mister neighbour

-Эй, чувак.
Крис с раздражением сминает в руках подушку и вдавливает её в стену, со все большей злобой во взгляде наблюдая за соседом по общаге — тот, вальяжно раскинувшись на своей кровати, быстро перещелкивает клавиши ноут-бука и даже не пытается отсвечивать то, что происходит вокруг.
Крис в который раз ловит себя на мысли, что голыми руками хочет придушить этого умника.
-Блядь, неужели я прошу так много? - злобно рычит он, уже шаря рукой по покрывалу в поисках чего-нибудь подходящего для прицельного метания. В голову.
Парень зажимает капс-лок и кидает на Криса косой взгляд.
-Имя, - говорит невозмутимо, и Крис поначалу удивленно приподнимает брови, а потом с выражением лица «ах ну да, как же я мог забыть» кривится. - У меня есть имя, - все так же спокойно поясняет сосед.
Ифаню требуется около двадцати секунд, чтобы взять себя в руки и не разораться.
-Чунмён-а, прости, пожалуйста, за беспокойство, - слащавым тоном тянет он, - Но могу ли я попросить тебя освободить сегодня вечером нашу комнату на некоторое время?
Крису кажется, что на этот вежливый пассаж у него ушло как минимум килограмма два терпения и толерантности.
Чунмён, ещё с несколько мгновений попялившись в экран, захлопывает крышку ноут-бука и переворачивается на спину, устроив голову на жестком гаждете; с удовольствием потягивается, оголяя живот и бока, и переводит взгляд на Криса.
-Ага, - подумав, отвечает он. Крис уже думает, что манна небесная снизошла, но Чунмён снова открывает рот, разрушая все его иллюзии. - А о чем ты просил-то?
Пауза виснет и тянется, как хорошо сваренная карамель.
-Комнату, - устало уточняет Крис. - Комнату освободить. Пожалуйста.
Добавляет, спохватившись, прекрасно помня о том, что Чунмён способен найти даже самую мелочную причину, чтобы психануть и не выполнять никаких просьб.
А тот только тянется, как кот, на кровати, и не особо торопится с ответом.
-Баба или мужик? - спрашивает Чунмён будничным тоном, кидая на Криса вопросительно-равнодушный взгляд. Того знатно кривит и передергивает.
-Это играет какую-то принципиальную роль? - Тщательно скрывая раздражение. Хренов умник.
Чунмён слегка кивает, закидывая руки за голову — не рассчитав, сваливает ноут-бук на пол и тихо, но отчетливо говорит слово на все случаи жизни - «блядь».
-Играет. Чтобы трахнуть мужика, у тебя уходит на порядок больше времени, а мне нужно хоть как-то прикидывать, когда я смогу вернуться в свой заслуженный отчий край. Улавливаешь мою мысль?
И двигает бровями так намекающе, что Ифань снова ощущает отчетливую жажду членовредительства. И думает, что как-то странно выделяются у Чунмёна ребра сквозь кожу — странно и красиво.
-Окей, - усмехается Крис. - Мужик. Так освободишь? С меня обед в «Джестерсе».
Чунмён, свесившись с кровати, наконец выцарапывает с пола ноут-бук и заваливается снова на живот, глядя на Криса как-то непонятно и — Крис думает, что это обман зрения — отчасти тоскливо.
-Хрен с тобой, золотая рыбка, - наконец говорит он, - А на все те деньги, которые ты спустил на меня в «Джестерсе», ты вполне мог бы снять квартиру где-нибудь на окраине города и иметь там все, что движется, не движется или двигаться не желает.
И, победно ухмыльнувшись, слезает с кровати, цепляет темную толстовку и долго пытается попасть руками в рукава — попадает только с третьей попытки и насмешливо отдает Крису честь, скрываясь за дверью.
Набирая номер на мобильном, Крис в очередной раз меланхолически отмечает, что Чунмён в таких случаях почему-то всегда предпочитает уходить гораздо раньше, чем от него требуется.

Крис отчасти наивно думает, что в такие моменты Чунмён зависает у своих довольно многочисленных товарищей по универу или укатывает к родителям; во всяком случае, по коротким ответам на редкий вопрос «я тебя не стеснил?» можно сделать именно подобные выводы, и Крис успокаивает свою совесть, полагая, что на эти ночи сосед не остается без крыши над головой. Первое время Чунмён действительно не остается — исправно прожигает часы у Чханёля, Кёнсу и Пэкхёна, попеременно то помогая троице ящеров с геополитикой, то играя в карты на желание и после этого бегая по коридорам общаги с диким кукареканьем, потому что никакого иного желания Чханёль после полуночи придумать не может.

Иногда Чунмён предлагает разбавить игры чем-нибудь вроде брижда, деберца, сплунка или преферанса, но Чханёль только ржет с названий и соглашается максимум на покер.

Потом Чунмёну это дело надоедает, и он пару раз возвращается раньше, не заставая, впрочем, ничего криминального в их с Крисом комнате — только, собственно, мирно спящего соседа в окружении помятых шмоток. Прокалывается Чунмён лишь на третий раз — сталкивается в дверях с изящным русоволосым парнем, мягко улыбнувшимся ему в ответ на недоуменный взгляд. Незнакомец делает шаг в сторону и вежливо извиняется, на прощание кивнув головой, а Чунмён на деревянных ногах проходит в комнату и валится на кровать, игнорируя равнодушный вопрос Крис на тему «все ли в порядке?».
Примерно два часа Чунмён не может заснуть, пытаясь унять это отвратительное чувство — нет, он, конечно, прекрасно знает, что Крис водит сюда своих любовниц и любовников, но непосредственная встреча погано выбивает из колеи, заставляя параноить и принюхиваться к воздуху в попытке уловить чужой запах.
Пахнет чем-то свежим и сладким — приятно, но Чунмёну отчаянно хочется сблевать.
С утра он не реагирует ни на один из будильников — ни на свой, ни на крисов — и не идет на занятия, весь день проводя на кровати лицом в подушку и каждые три часа глотая ровно две темные таблетки от тошноты в сладкой глюкозной оболочке.
После этого, когда Крис в очередной раз озвучивает свои очевидные просьбы, Чунмён лишь молча кивает, забирает с собой пару учебников и уходит — правда, теперь прожигает ночи не у троицы ящеров, а в круглосуточном дешевом кафе через улицу или, когда не очень холодно, во дворе напротив общежития. Молчания и покорности, вызванных острым отвращением, хватает только на месяц, и затем Чунмён снова начинает спорить, выигрывать для себя выгоду и разводить Криса наглым шантажом.

Осенью все чаще становится холодно, и денег на кафе почти нет — последние часы перед рассветом Чунмён проводит на неприятном ветру перед входом в общежитие, слушая музыку и читая томик Оруэлла под светом фонаря над дверью.
И на две недели сваливается с простудой, вводит в лексикон ругательство «да еблось оно все доктор-момом» и не понимает, почему ему все чаще хочется подойти и всадить Крису кулаком в челюсть или ногой с разворота в стиле Чака Норриса.
Тошно, противно, холодно и склизко, но после болезни Чунмён успокаивается.

Просьбы свои Крис озвучивает не больше двух раз в неделю, но Чунмён успевает вдоль и поперек изучить все меню в «Джестерсе» и написать пару курсовых, зависая в круглосуточном кафе через улицу, куда изредка наведывается и Пэкхён, устав кукарекать на всю общагу. Иногда он спрашивает, какого, собственно, чёрта обладатель одной из лучших комнат в общежитии просиживает ночи в дешевом кафе, и Чунмён начинает туманно объяснять что-то про хроническую бессонницу, никтофобию и любовь к одиночеству, и Пэкхён умильно кивает, хотя и не верит особо.

Сейчас Чунмён как-то забывает прихватить с собой что-то, кроме толстовки, чтобы не замерзнуть. Отчасти потому, что хочется поскорее сбежать, а отчасти потому, что все курсовые давно написаны, сданы и даже защищены. Не берет ни наушников, ни телефона, ни денег.
А значит — к Чханёлю.
На пороге комнаты Чунмёна встречает уставший и заспанный Пэкхён — он сначала долго трясет головой и не понимает, кто перед ним находится. Чунмён терпеливо ждет, пощелкивая пальцами, а Пэкхён нервно требует перестать заниматься херней и сообщает, что Чханёль на неделю уехал к родителям.
Чунмёну неуютно оставаться наедине с Пэкхёном — он спокойно кивает и, извинившись, уходит, а потом долго думает, какой такой херней ему посоветовали перестать заниматься.
Пальцами щелкать или бегать от самого себя? Чунмён смеется, глядя на свое отражение в зеркале в коридоре.
Он никогда не умел в одиночку гулять без какой-либо цели — и сейчас выдерживает всего лишь часа два с половиной бездумной прогулки, чувствуя себя окончательным идиотом среди обнимающихся парочек, стремительно несущихся куда-то автомобилей и шумных компаний, выбравшихся прожечь ночь в каком-нибудь клубе. Ещё полчаса он насилует собственную силу воли, заставляя себя стоять на месте около автобусной остановки, а потом медленно двигается в сторону общежития, надеясь, что Крис уже смотал удочки на тему своих развлечений. Для бабы хватило бы уже, но сегодня — Чунмён ненавидит себя за то, что помнит — мужик.
Чунмён в который раз с раздражением спрашивает себя, какого черта он терпит неудобства ради этого самодовольного жирафа. И в который раз приходит к неутешительному выводу, что это все — нездоровая тяга не отказывать в возможной помощи друзьям и тем, кто являет собой некое на друзей подобие. Он, Крис, таким подобием за три года совместного проживания стать успел. Чунмён зло пинает пустую банку из-под кока-колы.
Для бабы времени хватило бы, но сегодня — мужик.
Чунмён поднимает взгляд от пола и испытывает огромное желание отпрянуть назад — что и делает непроизвольно, проклянув самого себя за мнительность. В дверях их комнаты, полностью одетый и безупречно уложенный, стоит уже знакомый русоволосый парень с неизменной улыбкой на губах. Чуть позади — Крис, но Чунмёна на данный момент это волнует мало.
От столкновения незнакомец, кажется, теряется и пробует опять извиниться — Чунмён лишь взмахивает рукой, де, какие вопросы вообще, и с улыбкой делает шаг в сторону, пропуская парня. Тот на секунду смущенно — как кажется — оглядывается назад.
-Пока, Лу, - усмехается Крис, - По коридору прямо, первый поворот направо и вниз. Ну ты знаешь.
Парень кивает и проскальзывает мимо Чунмёна, случайно задев того рукой — Чунмён же только поворачивается и доброжелательно машет вслед рукой.
-Не стоит извинений, - говорит он беззаботно и глубоко вздыхает. - Все в порядке, только вот...
Парень на секунду замирает, а Чунмён втягивает в себя разлившийся вокруг запах.
- … Духи смените. Приторно слишком. Счастливо.
И проскальзывает мимо Криса в комнату, на ходу стягивая с себя толстовку и меланхолично думая, что завтра надо будет сбегать в аптеку за идиотскими таблетками в сладкой глюкозной оболочке.

Иногда, скитаясь по просторам интернетов, Чунмён читает всякую дребедень типа гороскопов и описаний людей по определенным критериям — и удивляется, как он, человек с AB-blood, способен быть таким терпеливым и толерантным. Втайне собой гордится, и не выдерживает один только раз.

-Да ты заебал, - Чунмён буквально орет, срывая голос. - Ты заебал уже со своими мужикам и бабами, заебал со своими шлюхами и блэкджеком, просто за-е-бал!
Он от души вбивает в пол находящийся в руке телефон, одним движением смахивает с тумбочки стопку учебников и стоящую на них кружку с остатками позавчерашнего чая; она с глухим стуком разбивается на десятки тяжелых осколков, и Крис автоматически подается вперед, хватая Чунмёна за обе руки и с силой сжимая запястья.
-Руки, блядь, от меня убери, - с невыразимым отвращением шипит Чунмён, нервно и безуспешно дергаясь. - Мало ли, что ты ими делал... И кому.
И улыбается криво, озлобленно и с какой-то такой черной тоской, что Крис поначалу теряется, ослабляя пальцы; Чунмён мгновенно вырывается и отшатывается, растирая покрасневшую кожу на запястьях.
-С каких вселенских ебеней я должен терпеть всю эту хуету? Я имею ровно такое же право... - Чунмён прерывается, потому что на ор тратится слишком много кислорода, и легкие начинает сводить судорогой.
Крис делает шаг назад и скрещивает на груди руки.
-Так и води.
Чунмён замирает, словно на него только что вылили ушат с ледяной водой; опускает взгляд на пол и упоенно разглядывает там что-то, одной рукой придерживая кисть другой и этим словно пытаясь удержать себя от неконтролируемых действий. Крису становится не то чтобы дико — неуютно от такой реакции.
-Ты ебанутый? - Поднятый от пола усталый взгляд и все та же кривая, страшная улыбка, как у куклы вуду.
Впервые за всю жизнь Крис не может найти хоть пары слов, чтобы ответить. Чунмён закрывает губы ладонью, будто хочет насильно стереть с них эту дикую улыбку — и действительно стирает, сделав усилие.
-Я задал тебе вопрос, - повторяет он. - Я за-дал те-бе воп-рос, Крис. Воп-рос.
И сбежать — сбежать тоже ужасно хочется от этого человека. Ребра у него красиво выделяются из-под кожи.
Крису хочется протянуть руку и коснуться его — то ли обнять, то ли сломать что-нибудь, то ли убить, воскресить и снова убить, чтобы воскресить обратно и вбить ему мозги на место. Но Чунмён лишь снова отшатывается, а в глазах появляется трезвое бешенство.
-Я жду ответа, - он снова повышает голос. - Когда найдешь его и будешь в состоянии на него ответить — welcome to the masquerade.
Чунмён хлопает дверью так, что вместо грохота она отзывается неким подобием звона, который врывается в голову, расплавляя мозг и сознание в некрасивый микс из всех цветов радуги.
Крис ответов на такие вопросы никогда не мог найти. «Гугл», впрочем, тоже. И Крис, психанув, ногой пинает ноут-бук в угол комнаты.

Чунмён точно знает, что хуета это все — эти ваши гороскопы. Иногда правдивая, но — хуета. Крис читает про AB-blood и запарывает тач-пад на ноут-буке.

Чунмён возвращается в общагу в чертовы три часа ночи и невменяемый в умат — только со второго раза умудряется правильно войти в дверь, не снеся косяков, и встать на месте в более или менее вертикальное положение. Крис приоткрывает один глаз и резко садится на постели, свалив на пол связку спутанных наушников.
Чунмён, по-прежнему оставаясь на месте, скрещивает на груди руки и склоняет голову набок.
-Ну что? - спрашивает мутным, совершенным в своем пьянстве голосом. - Нашел в интернетиках реферат на тему «Почему я ебанутый»?
Крису до тошноты противно, что этот человек даже в таком состоянии остается клиническим умником. А Чунмён просто медленно доходит до крисовой кровати и садится рядом с ним, сложив руки на коленях и тупо их разглядывая.
-Хочешь, я проведу для тебя небольшой ликбез? - И глаза поднимает. Крис, пожалуй, никогда не видел настолько трезвого взгляда у настолько пьяного человека. Он ловит себя на мысли, что кивает в ответ на это абсурдное предложение.
-Так вот, - продолжает Чунмён, путаясь в мыслях и в языке. - Знаешь, почему ты ебанутый? Потому что слепой, глухой и ищешь ответы на такие вопросы в интернетном поисковике.
И победно смеется, запрокинув голову назад. Кадык у него выделяется сильно и под тонкой кожей ходит тяжело.
-А я, - говорит Чунмён внезапно тоскливо, - Заебался. Ну, знаешь, заебался в сотый раз Оруэлла перечитывать и лакать доктор-мом литрами. Вот. Слышишь? Заебался.
Крис не понимает ни слова, хотя говорит Чунмён вроде по-корейски.
-А ещё меня ужасно бесит кукарекать на всю общагу, потому что я плохо играю в тупые карточные игры на желания.
Чунмён смотрит на Криса очень прямо — глаза в глаза, и с этой безумно пустой, серой и настолько безнадежной тоской, что от её вязкости на языке становится горько. Крис совершенно упускает момент, когда насильно притягивает Чунмёна к себе, усаживая на колени лицом к лицу и стаскивая к чертям толстовку, чтобы прижаться ухом к грудной клетке; ему почему-то очень страшно и кажется, что из-за такой тоски сердце бьется в разы медленнее. Чунмён только неразборчиво бормочет что-то и стискивает его плечи, оставляя на них незаметные под футболкой красные следы, которые к утру, наверное, превратятся в синяки.
-Хочешь, - голос Криса в один момент садится до хриплости, когда он задирает чунмёнову футболку и проводит ладонями по его оголенной спине. - Я не буду никогда никого сюда водить.
Ему кажется, что он на любые обещания готов, лишь бы не видеть больше никогда в жизни этой тоски, засасывающей в себя весь окружающий мир, как черная дыра, созданная в недрах Андронного Коллайдера.
-Да мне, знаешь ли, насрать, - говорит Чунмён с грустью, уложив подбородок на плечо Криса и обнимая его обеими руками. - Насрать очень сильно.
Он позволяет через голову стянуть с себя футболку и провести пальцами по каждому выступающему при выгибании в пояснице ребру; позволяет Крису чуть спустить с себя плотный ремень джинсов и легкими касаниями успокоить красные следы на бедрах от узкого пояса; позволяет себе дышать чуть тяжелее и чуть сильнее сжимать его плечи, чуть плотнее закрывая глаза.
-Хочешь, - шепчет Крис, чувствуя, что пьянеет словно бы воздушно-капельным путем от смешения запахов их духов, - Здесь больше никогда никого не будет, кроме тебя.
Если Чунмён откроет глаза, то они с вероятностью на девяносто процентов будут трезвы — но он только откидывается назад, с силой проводя ладонями по предплечьям Криса и беря его руки, чтобы довольно грубо переместить на свою талию. Подается вперед и касается губами уголка его губ, застывая на несколько мгновений.
-Я же сказал, - повторяет он, тепло дыша в шею Криса. - Что мне похуй.
Ребра у Чунмёна действительно выделяются очень сильно, а кожа тонкая и белая настолько, что от более или менее сильных прикосновений остаются красные следы; Крис рисует на его бедрах узоры, и они проявляются на несколько минут, чтобы потом исчезнуть, словно приглашая коснуться ещё. На его губах нет ни капли алкоголя, хотя Крис, мягко целуя их и вылизывая, упорно хочет ощутить его вкус, но встречает лишь легкий вишневый привкус конфет и отсутствие сопротивления.
Чунмён до болезненности остро реагирует на каждое прикосновение и нервно вздрагивает, когда Крис случайно прикусывает его язык — тихо стонет в поцелуй, упираясь руками в его плечи и распахивая глаза с расширившимися практически во всю радужку зрачками.
-Ты, - хрипло усмехается Чунмён, проводя ладонями по бокам Криса, цепляясь пальцами за пояс джинсов и несильно оттягивая его. - Продуманная хрень.
Крис поднимает на него непонимающий, отчасти растерянный взгляд. Чунмён смотрит в потолок.
-Как сделать так, чтобы всякие дебилы типа меня не устраивали истерик по поводу блядей в общей комнате? - Спрашивает Чунмён у потолка риторически, непроизвольно опуская уголки губ вниз и напоминая печальную греческую маску. - Правильно.
Крис чуть отстраняется, а Чунмён ещё больше опускает уголки губ.
-Трахать этого самого дебила безо всяких блядей, потому что это удобно. Никаких истерик. That is.
Крис чувствует, как к горлу неизбежно подкатывает тошнота — ему кажется, что его сейчас вывернет от этой пары фраз, сказанных этим откровенно блядским тоном. Он тяжело приподнимается на руках, нависая над Чунмёном, по-прежнему бездумно смотрящим в потолок; скользит мутным взглядом по его ничуть не растрепавшейся прическе, по белой коже с парой длинных почти заживших царапин на предплечье и хрупким ключицам, которые, как кажется, можно сломать одним ударом.
Приподнимается и, даже не пытаясь словить его взгляд, говорит глухо:
-Я, конечно, предполагал, что ты сука.
Молчит с секунду.
-Но до последнего момента наивно думал, что я не прав.
И, уже легко поднявшись с кровати и схватив с кресла свежее полотенце, уходит в душ, оставляя Чунмёна наедине с потолком и скомканными, как вчерашняя ненужная газета, мыслями.
Из душа слишком умиротворенно льется вода, а таблеток от тошноты больше нет, и Чунмён переваливается через край кровати, ощущая рвотные позывы — правда, вместо них по щекам почему-то скользят отвратительные холодные слезы.

Hey, mister neighbour {2}

Чунмён просто ненавидит, когда Чханёль пьян. Вернее, он считает, что в дерьмо можно надираться лишь тем людям, которые после этого способны пусть и не полностью даже, а хотя бы частично себя контролировать.
То есть ему, Чунмёну, можно. Чханёлю — нет.
После пятой бутылки какой-то европейской гадости, распитой на троих, Кёнсу мирно сидит в сторонке и пытается играть в крестики-нолики в одного, а Чханёль спорит с холодильником, кто пойдет в магазин за выпивкой — в конце концов, не так-то уж часто выдается случай, когда можно расслабиться у кого-то на квартире, а не в общаге.
Кёнсу, наверное, уже скучает по смотавшемуся куда-то Пэкхёну и жалеет, что согласился отдать под эту авантюру свою берлогу. Вернее, родительскую, конечно. Но кого это волнует, если предков не будет ещё дня четыре?
Чханёль ползает по стенам и пытается целоваться с зеркалами.
А Чунмён, лежа на мягком пушистом ковре и тупо уставившись взглядом в потолок, думает, что вполне способен вытерпеть любые пьяные выходки Чханёля — правда, думает он так ровно до того момента, как Ёль перестает приставать к холодильнику и нависает над ним, Чунмёном, упираясь коленом в пах и руками в пол по обе стороны головы.
-Извращенец? - Будничным тоном спрашивает Чунмён, спокойно глядя на склонившего голову набок Чханёля. Тот как-то неопределенно пожимает плечами и мурлыкает, сволочь, приближаясь и чуть касаясь носом чунмёновой шеи.
Чунмён вздыхает и очень толерантно думает, что мальчик, возможно, соскучился по девочкам или испытывает крайне неприятные симптомы всем известного синдрома; а может, европейская гадость была гадостью не только на словах. Толерантные мысли витают в голове Чунмёна всего секунд пять от силы, пока он не ловит себя на том, что даже не пытается сопротивляться. Хотя надо бы, по сути.
Чханёль бормочет какую-то пьяную ересь с уклоном в сентиментальность, рассеянно изучая губами шею Чунмёна и чуть всасывая в себя кожу в районе ключицы, где немедленно появляется влажный розовый след; слегка надавливает коленом на пах, заставляя со стоном то ли боли, то ли удовольствия раздвинуть бедра. Чунмён прикрывает глаза.
-Убери, пожалуйста, руки, - просит он вежливо, как-то не особо замечая, что вполне себе пошло подается навстречу ласкам и поцелуям.
Чханёль почти невесомыми движениями поглаживает кожу внизу его живота и игнорирует просьбы.
-У меня дома жена и двое некормленых детей, - Чунмён начинает городить нефильтрованный бред и совсем тихо стонет, проклиная и непослушные чханёлевы руки, и себя самого. Чханёль усмехается, прикусывая воротник его футболки и оттягивая на себя.
-Твоя жена, - перекатившись на спину и притянув к себе безвольного Чунмёна, - Вполне способна сама приготовить на ужин какую-нибудь китайскую хуету. Несъедобную, но китайскую. Или это... Синонимы?
И запускает обе руки под футболку Чунмёна, уже как-то даже по-хозяйски оглаживая бока и грудь, будто бы случайно задевая соски и царапая их ногтями. Чунмён глубоко вздыхает и пытается отстраниться, но Чханёль явно физически оказывается сильнее.
-Не делай вид, что тебе не нравится, - с некоторой долей досады в голосе шепчет Чханёль, накрывая ладонями выступающие бедренные кости Чунмёна и с силой надавливая на них. - А жена у тебя скучная. А со мной не скучно.
Чунмён чувствует, как в затылке начинают плескаться океаны сарказма — он позволяет себе приблизиться к лицу Чханёля и, почти коснувшись его губ своими, проговорить:
-После пяти литровых тебе и самому с собой будет прекрасно и не скучно.
И вырывается очень весомо, но Чханёль перехватывает его запястья и заводит за спину, пьяно улыбаясь и прикрывая глаза. Чунмён никогда не думал, что можно настолько по-конченому развратно закрывать, черт их бы побрал, глаза.
-Соблюдаешь целомудрие?
Чунмён нервно дергает рукой, но Чханёль держит более чем крепко, и можно с вероятностью в сто один процент предположить, что уже через две минуты на запястьях будут красные, довольно долго не сходящие следы.
-У-бе-ри от ме-ня ру-ки, - очень четко и по слогам повторяет Чунмён, запоздало чувствуя восходящую к горлу тошноту от намека на Криса. - Или сыграй со мной в го. Чтобы я чувствовал, что трахаюсь с кем-то интеллектуально развитым...
Чханёль неожиданно ослабляет хватку, и Чунмён выскальзывает из его рук, откатываясь по ковру и поднимаясь на ноги.
-Ты ненормальный, - с грустью констатирует Ёль, глядя на него снизу вверх мутным взглядом. - Вообще просто.
Чунмён кивает, собирая в кучу свои разбросанные гаждеты и наушники.
-Возможно, - легко соглашается он и, чуть ли не впечатавшись по пьяни в косяк двери, скрывается в коридоре, чтобы через секунду по-еврейски завязать шнурки на кроссовках и выйти вон, так и не закрыв за собой дверь.
-А Крис умеет играть в го? - запоздало вдогонку кричит Чханёль, но не получает ровно никакой реакции.

-Ты нахуя к нему приставал? - заплетающимся языком спрашивает Кёнсу, нетвердо стоя в дверях и сжимая в пальцах исписанный крестиками и ноликами лист.
Чханёль смотрит на него, как на дебила, продолжая валяться на ковре и думать, когда организм потребует разрядки после этот мелкой проклятой авантюры с неприветливо настроенным другом.
-Ты идиот? - проникновенно спрашивает Ёль, указывая на бумажку. А может, и не на бумажку вовсе.
Кёнсу яростно мотает головой.
-Во-первых, мне просто хочется секса, - Чханёль устраивает подбородок на сложенные кисти рук и внизу вверх тоскливо смотрит на Кёнсу. - Во-вторых, он выглядит очень одиноким и у него дохуя красивые бедра.
Замолкает на секунду.
-И в-третьих, - заканчивает победно, - Мне просто хочется секса.
Кёнсу комкает в руках бумажку и таращит круглые глаза.
-Только не со мной.
-Су-у-уки, - тянет Чханёль насмешливо, когда Кёнсу подрывается вон.
Зарывается носом в пушистый ковер и тихо стонет.

По дороге в общежитие Чунмён два раза путает дорогу и только на третий умудряется попасть в кон и сесть на нужной линии метро; выходя из подземки, спотыкается и больно сбивает оба колена в кровь, раздирая буквально в нитки джинсы и только чудом сумев уберечь руки. Поднявшись и отряхнувшись, с секунду смотрит на все это безобразие и хихикает.
Вокруг нет практически ни одной живой души, и Чунмёну становится почему-то ещё веселее.
Ввалившись в комнату, Чунмён на автопилоте отмечает, что пахнет здесь пустотой и холодным воздухом — значит, Криса не было здесь с утра и окно он закрыть забыл. Пару минут Чунмён бесцельно шатается по комнате, перекладывая вещи с места на место; роняет какой-то учебник и присаживается на корточки, чтобы поднять — колени пронзает резкая, неприятная в своей неожиданности боль, и Чунмён долго не может встать, рандомно и раздраженно выдумывая какие-то проклятия.
А потом долго, очень долго сидит на своей постели, мучительно разглядывая сбитые коленки и элементарно боясь попытаться стянуть джинсы — и без этого порядком больно. Кажется, даже успевает заснуть, таращась на ссадины.
-Эй, - кто-то до боли знакомым прикосновением до плеча выводит Чунмёна из астрала. Ну кто бы это ещё мог быть. - Ты что делаешь?
Крис усталый, растрепанный и вообще какой-то совсем не крисовский, и даже выражение лица для него странное — взволнованное и растерянное немного.
-Медитирую.
Чунмёну сказать больше нечего — он только дерганьем плеча сбрасывает ладонь Криса. Тот делает шаг назад и опускает взгляд вниз.
-У тебя, - тихо и неуверенно. - Колени сбиты. В кровь. Ты упал?
Чунмён поднимает на Криса порядком мутный взгляд.
-Нет, - рассеянно, - Собирал мелочь у входа в метро, чтобы накопить денег и уехать в Диснейлэнд.
У Криса такой вид, будто он действительно не знает — рыдать или плакать.
-Навсегда, - флегматично добавляет Чунмён, в излюбленном в последнее время жесте складывая ладони на коленях и рассматривая пальцы.
-И много накопил? - Крис не понимает, что заставляет его поддерживать этот абсурдный разговор, а не навалять люлей одному великовозрастному идиоту за крайне неприкольные шуточки.
-Нет, - с грустью в голосе отвечает Чунмён, - Не больше двух тысяч вон. Одолжишь ещё пару? Я уеду, и все будет хорошо... Твой этот мальчик снова будет пользоваться противными сладкими духами, и все будет хорошо. А я уеду. Договорились? В Диснейлэнд.
Крис, не отвечая, резко поднимается и уходит куда-то в ванную — спустя несколько мгновений возвращается с упаковкой ватных дисков и флакончиком какой-то явно ядовитой гадости. У Чунмёна в глазах впервые за долгое время появляется страх.
Крис тянет его вверх за обе руки и бесцеремонно расстегивает ремень джинсов, чтобы буквально содрать с бедер плотно прилегающую ткань — на месте колен Чунмён шипит, но Крис не обращает на него ровно никакого внимания, все также бесцеремонно толкая на кровать.
-Ты, - говорит спокойно, - Не перекиси водорода бояться должен, а собственного дебилизма, идиот.
Чунмён не спорит — он не то что бы особо согласен, а просто отчаянно жмурится, не желая видеть, как Крис отвинчивает пробку с растреклятого флакона. А тот очень осторожно, стараясь не сильно причинять боль, промывает сочащиеся сукровицей ссадины, упорно пытаясь не смотреть на гладкие чувствительные бедра.
В голове мысль только одна — эта скотина эпилирует ноги. «Заебись».
Чунмён хнычет, закусывает губы и запястья, прикусывает язык и матерится; Крис выливает на него чуть ли не полфлакона перекиси, за что едва ли не получает пинок под ребра.
-Подуй, блядь, - стонет Чунмён, а Крис сначала замирает на пару мгновений, а потом начинает неконтролируемо ржать.
-Детский садик номер восемь, - сквозь стоны смеха констатирует он, а Чунмён зло запихивает под кровать порванные джинсы и, наскоро стянув футболку, заворачивается в одеяло и утыкается носом в стену. - Да ладно тебе, давай подую...
Чунмён не двигается.
-Можешь не утруждаться, - его голос звучит глухо, как если бы он с головой зарылся в подушку. - И перекись мог бы не переводить — вдруг всяким блядям понадобится.
Крис, скрестив на груди руки, вздыхает расчетливо и очень глубоко — он свято верит, что особая форма медитации способна уберечь его от необдуманных поступков.
-Так вот же и пригодилась.
Чунмён дергает плечом.
-Спасибо.
Крис не знает точно, то ли сарказм это, то ли благодарность; то ли за намек о блядях, то ли за помощь. Он осторожно и тихо, стараясь не потревожить, подходит ближе и усаживается у кровати на пол, изредка оборачиваясь и пытаясь рассмотреть лицо Чунмёна — тот, впрочем, как лежал, так и лежит носом к стене.
Дышит он размеренно и почти совсем не слышно — наверное, спит уже. Крис сгибает ноги в коленях и подтягивает их поближе к себе.
-Нет, ты вот мне скажи, ты идиот, что ли?
Крис привык считать, что если ответа нет больше пяти минут, то и ждать уже его не стоит.
Он упускает момент, когда Чунмён начинается возиться в кровати и, повернувшись, обнимает его сзади за шею обеими руками, утыкаясь носом в волосы.
-Сам ты идиот, дурак, - тихо бормочет он и тут же отстраняется, попутно выпихивая Криса с его места и все также отворачиваясь к стене.

Hey, mister neighbour {3}

Весной Чунмёну почему-то всегда спится очень плохо. Каждую ночь он долго и мучительно пытается заснуть, проваливаясь в сон лишь под утро, а на рассвете не менее мучительно пытается встать с постели, пока Крис громко и с раздражением не оповещает, что «время вышло».
Или не кидает какую-нибудь подушку, целясь Чунмёну в затылок. А тому иногда кажется, что это — лучший будильник, который вообще существует в этом неправильном мире.
Чунмён с тошнотворной пытливостью изучает, сидя на постели в позе лотоса, длинный список снотворных, найденный в интернетах; под скептическим взглядом Криса, не обращая на того внимания, останавливает выбор на пустырнике.
И долго вертит головой в поисках того, кого можно было бы технично отправить в аптеку. С сожалением вздыхает и, одевшись, уходит сам, а Крис, качнув головой, думает, что этому парню неплохо было бы научиться разговаривать с людьми. Может быть он, Крис, и не пошел, конечно, в фармацевтическую, по пустырником бы явно поделился. Жалко, что ли?
После лекарства Чунмёну снится всякая дрянь.
Снится огромное, бесконечное то ли пшеничное, то ли ржаное поле с колышущимися на ветру колосьями; правда, Чунмён не уверен, что это рожь, а не какой-нибудь сорняк, мак, или это саранча прыгает в траве. А он идет, путается ногами в колосьях, отплевывается от мошкары и думает, что это у всех остальных романтика в снах — норвежские пейзажи, свободный ветер в поле и свежий воздух, надуваемый с фьордов. А у него, неудачника — жара, духота, саранча и мошкара вокруг.
Во сне Чунмёну кажется, что он идет так часа два, и становится нестерпимо скучно; правда, вот уже вдалеке появляется некое оживление картины в виде огромного дуба, от которого расходятся в четыре стороны невесть откуда появившиеся тропинки, теряющиеся в высокой траве. Или это все же сорняк?
Чунмён останавливается около дуба и скептически рассматривает четыре указателя, установленные на каждой из тропинок.
«Назад пойдешь — неудачником станешь», - Чунмён думает, что вполне себе символично он пришел именно оттуда.
«Направо пойдешь — курсовую проебешь», - Чунмён размышляет о позитиве.
«Вперед пойдешь — назад вернешься, см. п.1», - Чунмёна передергивает.
«Налево пойдешь — под автобус попадешь».
Пока Чунмён пытается понять, с какой радости в чистом поле может появиться автобус, из-за его спины спокойно выруливает Крис и, не глядя на указатели, поворачивает налево. Ровно секунду Чунмён стоит на месте и тормозит, а затем с воплем кидается вперед, спотыкаясь и чуть ли не проезжаясь лицом по примятой уже травке.
Проклятые сорняки путаются под ногами, будто змеи, и оплетают лодыжки, мешая бежать; каким-то образом Крис, идущий спокойным шагом впереди, все равно оказывается во много раз быстрее, чем бегущий за ним Чунмён. Создается впечатление, что последний просто не двигается с места.
Чунмён щурится от бьющего в глаза ветра и пытается кричать, но звук тонет в душной пелене воздуха. Ещё полминуты бессмысленной беготни, и Чунмён может поклясться, что на горизонте становится вполне различим силуэт сеульского автобуса, спокойно, как по Бродвею, рассекающего полевой океан.
Чунмён кричит — хрипло, слабо, задыхаясь от бега, но Крис, кажется, его не слышит.
Чунмён просыпается.

В темноте он неудачно сползает с кровати и больно бьется коленкой об пол — шипит и стонет, но не осознает реальность настолько, что даже не ругается; предпочитает прямо так, не вставая, проползти пару метров по полу, добираясь до соседней постели.
Нервно и ожесточенно дергает край крисовского одеяла, а потом, когда тот не реагирует, сильно трясет его за плечо и в конце концов даже пробует укусить за ухо, но Крис и без этого просыпается, чуть ли не подпрыгивая на матрасе.
И смотрит на Чунмёна шальным, мутным взглядом.
-Ты чего? - хрипло, спросонья.
-Это ты чего, - истерично шепчет Чунмён, сам ещё не понимающий, где здесь сон, а где реальность. Ему все кажется, что вокруг снует мошкара. - Ты нахуя налево пошел, придурок?
Крис с секунду тормозит, а потом медленно садится на кровати, округляя глаза. Чунмёна слега потряхивает, и он судорожно сжимает в пальцах крисовское одеяло.
-Вообще тупой, что ли? На указатели надо смотреть, лучше б уж направо зарулил, я бы курсовую тебе потом помог написать, - краем сознания Чунмён понимает, что несет элегическую ересь, и не успевает проследить, как меняется выражение лица Криса.
Поначалу там лишь недоумение, сменяющееся недоверием; затем у него на лбу читается нечто вроде «are you fucking kidding me?» и, наконец, надпись сменяется вспыхнувшей злостью.
-А нахуя ты за мной-то побежал? - шипит Крис в ответ на пространственную речь, обвиняюще тыкая пальцем в Чунмёна. Тот на мгновение затихает.
А потом начинает беситься ещё больше.
-О нем, блядь, заботятся, а он тут ещё «нахуя ты, курица, за мной шлепала»? - У Чунмёна получается не сорваться ни на ор, ни на крик, ни на визг — он ограничивается крайне злобным шипением и раздраженным взглядом.
-Заметь, я не говорил ничего про куриц, - Крис отчаянно пытается выдрать из рук Чунмёна свое одеяло. - Ну и гулял бы дальше по своему полю, мечтал бы о норвежских фьордах, и не бегал бы за автобусами — тебя мама не учила, что это опасно?
Выдрать одеяло получается только потому, что Чунмён беспомощно замирает и недоверчиво распахивает глаза, в которых плещется зарождающийся страх.
-Ты откуда про автобусы знаешь? - слабым, уставшим голосом.
Крис любовно расправляет складки на одеяле и сердито смотрит на Чунмёна сверху вниз.
-Я вообще не представляю, откуда ты знаешь, что я в своем сне решил пойти налево. Ты мне одеяло помял.
Чунмён трясет головой и треплет и без того спутанные волосы.
-Это мой сон, - беспомощно бормочет он, а Крис поднимает глаза к потолку и беззвучно проклинает этот неправильный мир до седьмого колена. - Ты его украл.
-А ты мне одеяло помял, и что?
-Ты издеваешься, что ли?
-А ты — нет?
-Да иди ты нахрен, - Чунмён пытается придать голосу побольше злости и раздражения, но в глазах волнами плещется все больше и больше страха, а паника накатывает порционно, постепенно затопляя все существо. Неверными движениями он пытается встать и уйти, но Крис ловит его за рукав футболки, уже как-то даже взволнованно глядя из-под челки.
Хмуро, но взволнованно.
-Тебе страшно? - спрашивает, сдувая непослушные волосы с глаз.
-Н-нет. Отпусти, блин.
Криса, впрочем, обмануть совсем не просто — он, не отпуская футболки, тянет Чунмёна поближе к себе и чуть подвигается к стене.
-Ладно, иди сюда. Я же вижу, что страшно.
Чунмён с секунду смотрит на него — ужасно хочется забраться под это одеяло прямо с головой, прижаться поближе и представить, что никакой это не Крис, а мама, и не вылезать до самого утра, пока не станет светло и нестрашно. Крис выглядит странно — наверное потому, что в его взгляде читается неуверенность.
Или это тоже страх? Чунмён чувствует, что к горлу подкатывает такая знакомая, почти родная тошнота, как от таких знакомых, почти родных сладких духов.
Он осторожно освобождает футболку из пальцев Криса.
-Спасибо, идите нахрен, - Чунмён вежливо улыбается, хотя руки подрагивают, выдавая его если не с головой, то с поличным — точно.
Крис зло кривит губы и резко, чуть ли не толкнув Чунмёна, отворачивается, разом накрываясь одеялом практически до подбородка. Чунмён остается сидеть на краешке постели, сцепив пальцы в замок и бездумно глядя в окно.
Кажется, там двигаются какие-то тени, сплетаясь в колосья, колыщущиеся на ветру. И мошкара. Вернее, мошка — одна, большая, со стальными крыльями и керамическими клыками. Чунмён трясет головой и облизывает пересохшие губы.
-Ну... Прости. Подвинься, пожалуйста.
С Крисом очень тепло.

Утром Крис осторожно просит Чунмёна о комнате на вечер. Тот долго молчит, смотрит перед собой немного рассеянным, потерянным взглядом и — соглашается. Хотя и кривит губы так, словно хочет что-то сказать.

Весь день Чунмёна не покидает странное, еле ощутимое чувство тревоги, копошащееся под диафрагмой и мешающее нормально дышать. За половину пары экономики он успевает догрызть свой любимый карандаш, и приходится просить запасной у сидящего по соседству Пэкхёна, который и своих-то не носит — кое-как совместными усилиями они добывают карандаш у Чханёля, и Чунмён долго мучается, что этот грызть нельзя — и не потому, что чужой, а потому, что на кончике болтается противная пушистая игрушка в виде Спанч Боба.
На политологии он умудряется проморгать тест и в спешке списывает его у Кёнсу, который нервно переглядывается с Чханёлем — у того, кажется, под партой решебник с ответами. Чунмён сначала тоже нервничает, но потом успокаивается — впрочем, напрасно. За две минуты до конца пары Чханёль понимает, что списал не те ответы, и Пэкхён матерится за весь ряд, а Чунмён беспомощно смотрит в вопросы и пытается ответить сам.
На физкультуре он раз десять попадает затылком под мяч, два раза путается в волейбольной сетке и полтора раза поскальзывается на паркете. Без комментариев.
Не ржется уже даже Чханёлю.
Чунмён еле сдерживается, чтобы не сбежать на половине какой-нибудь пары — когда стрелка часов сигнализирует, что можно сваливать, первым этот делает именно он, без разбору кидая учебники в сумку и подрываясь вон из аудитории. Пэкхён осуждающе качает головой, Кёнсу делает вид, что все так и должно быть, а Чханёль трагически голосит, что у него украли квадратные штаны. Вернее, Спанч Боба, но не суть.
Уже через три с половиной минуты бега у Чунмёна плывут круги перед глазами и ужасно колет в боку, а ещё он не знает, во сколько заканчиваются пары у факультета журналистики.

Чунмён довольно долго мнется во внутреннем дворе, вытягивая шею и пытаясь не пропустить момента, когда появятся уже эти «проклятые борзописцы». Немного мутит от духоты, и чувство тревоги по-прежнему малоприятным клубком шевелится в груди, от чего хочется лечь прямо на асфальт и побиться головой о меловую разметку площадки.
Крис в окружении своих одногруппников выходит только минут через пятнадцать.
Чунмён мгновенно сдувается и начинает чувствовать себя неуютно — возникает желание бросить все, включая сумку, и свалить по-быстрому, пока никто не заметил. Шанс, впрочем, уже упущен — Крис поднимает взгляд и еле заметно улыбается, увидев Чунмёна.
Тот обреченно вздыхает, думая, что никоим образом не хочется общаться с его одногруппниками.
Однако Крису, видимо, не занимать наблюдательности — он что-то говорит друзьям и мотает головой на какие-то их возражения; взмахивает рукой и спрыгивает с бордюра, поправляя на бедре сумку и направляясь к Чунмёну. Тот отмечает, что сумка у него белая и ужасно пижонская — правда, почему-то сейчас это не особо раздражает.
Чунмён старательно засовывает поглубже чувство дискомфорта и скрещивает на груди руки, прямо глядя на Криса. И тут же отводит взгляд.
Крис улыбается.
-Привет.
Чунмён дергает плечом — я не я, корова не моя, притащили меня сюда за шкирку, разговаривать не хочу и не буду, иди куда шел.
-Угу, - мычит он нечленораздельно, примерно понимая всю глупость собственного положения, но упорно не желая эту самую глупость хоть как-то искоренять.
-Что-то случилось? - Крис склоняет голову набок и внимательным взглядом скользит по лицу Чунмёна.
-Почему что-то обязательно должно было случиться? - вспыхивает тот, делая шаг назад и непроизвольно сверкая глазами. Чунмён ловит себя на мысли, что становится отчасти даже как-то обидно. Крис качает головой, и невозможно понять, что этим жестом он имеет ввиду.
-Что-то насчет моей просьбы по поводу комнаты? - мягко уточняет он, а Чунмён, опустив голову, ожесточенно мотает головой.
-Сдалась мне нахуй твоя комната, - досадливо отвечает он, а потом поднимает взгляд. - Слушай, с тобой все в порядке?
Чунмён ненавидит паузы как явление, но в последнее время в его жизни их становится до отвращения много. Крис удивленно приподнимает брови.
-Ну да.
-И под автобус ты не попадал?
- … Нет.
Чунмён смущается и пробует отвернуться, но Крис ловит его за руку и разворачивает обратно, всматриваясь в глаза Чунмёна и удивленно улыбаясь.
-Ну ты чего, волновался, что ли? На тебе вообще лица нет. Ты из-за этого сюда пришел?
Чунмён вырывается, нервно оглядываясь вокруг и думая, что они крайне нелепо смотрятся сейчас вместе. Один смахивает на загнанного в угол хомяка, а второй выглядит до неприличия довольным и даже счастливым.
Улыбается Крис действительно неожиданно мягко и тепло.
-Чунмён-а...
Чунмён ждет от себя самого хоть какой-то реакции — может, раздражения, может, злости или возмущения; оглядывает подсознание тоскливым взглядом и понимает, что нет никакой иной реакции, кроме одной — ему очень хочется хоть немного словить эту улыбку. Неважно, как — будь то взглядом, будь то даже поцелуем.
От этого становится ещё тоскливее и непонятнее, и Чунмён мягко высвобождает свою ладонь.
-Чунмён, - повторяет Крис твердо, вновь протягивая руку и выжидающе глядя на него.
Чунмён же на секунду задумывается о том, что почему-то все самые важные решения обязательно надо принимать в одну секунду — улыбается краем губ и осторожно касается кончиками пальцев ладони Криса.
И тут же, вздрогнув, оборачивается, почувствовав до боли в горле знакомый запах.
В паре шагов от них, улыбаясь светло, но как-то дежурно, стоит тот светловолосый молодой человек — на нем легкое серое пальто и три капли цветочного сладкого аромата.