What's your E(xistence)?, часть 2.1 (сиквел)

[myownsense]

Название: What's your E(xistence)?
Фэндом: B.A.P
Персонажи: Все ребята, Ёнгук/Ёнджэ, впоследствие другие пейринги
Рейтинг: пока что PG-13 за мат, R возможно
Жанр: Повседневность, ангст, разножанр
Тип: AU, сильно AU
Статус: в процессе, планируется миди

1.1. What's your B(eginning)?

1.2. What's your A(im)?

1.3. What's your P(assion)?
__________________________________________________________________________

2.1. I Remember

2.1. I Remember (сиквел)

-Чертов дурацкий дурак, - шипит Химчхан, следуя за Ёнгуком по пятам и наступая ему на ноги, когда тот приостанавливается или тормозит. - Чертов идиотский слов-не-могу-найти-зол-просто-адищно, ты кого мне притащил сюда? Ты в своем уме, брутал красноволосый?
Ёнгук некоторое время стоически терпит зудение над ухом, но у самой двери гримерки все же резко останавливается, и Химчхан сзади сходу врубается носом в его затылок, обиженно прогнусавив что-то невразумительное. Гук не оборачивается.
-Ну чего встал, как... - Химчхану очень хочется ляпнуть что-нибудь эдакое, но он прокашливается и успокаивается. - Как столб, говорю, чего встал?
Ёнгук оборачивается к Чхану лицом и скрещивает на груди руки; смотрит как-то очень спокойно и серьезно, отчего Химчхану хочется либо смотать удочки, сделав вид, что не знает этого человека, либо втащить чем-нибудь если не тяжелым, то чем, что красиво разобъется о лоб в осколки — точно.
Особой злости какой-то Химчхан не чувствует, но возмущается больше для проформы, потому что знает, что это — спасение. Тот блондинистый пацан, которого Ёнгук притащил в клуб за считанные часы до выступления. Спасение, конечно, всего лишь в теории, но Химчхан думает, что даже теоретическая возможность не проебаться без Тэхёна — уже хорошо.
-Так кого ты нашхерил на мою голову, а? - повторяет Химчхан свой вопрос вполне миролюбиво, не пытаясь даже через настенный шкаф в виде Ёнгука проскочить к гримерке — бесполезные усилия.
-Я бы попросил вас... заткнуться? - К концу фразы Ёнгук как-то плавно скатывается в вопросительную интонацию, давая Химчхану повод радостно замотать головой и заулыбаться во все тридцать два с половиной.
-Что за глупые вопросы, Ёнгук? - Чхан светится, как лампочка ватт в сто пятьдесят.
-Да я просто думал, вежливо попросить заткнуться или сразу в ебеня послать, - невозмутимо отвечает Гук, и Химчан фыркает, де, глупый юмор. И юмор ли вообще?
Как Чхан и предполагает изначально, Ёнгук игнорирует все вопросы и только пинком открывает дверь гримерной, быстро туда просачиваясь и захлопывая створку прямо перед носом Химчхана, который только-только открывает рот, чтобы что-то сказать.
-Заткнись, - слышится из-за двери насмешливое, и Химчхан, удостоверившись, что никто ничего не видит, показывает безмолвной двери язык, тут же убегая куда-то с мыслями о скором начале выступления.
Им, конечно, очень повезло на эту неделю с тремя выступлениями в хороших клубах. Но если что-то пойдет не так — а Химчхан почему-то уверен, что без него все полетит к чертям — они могут не досчитаться некоторой части компенсации за потраченные нервы и его, Ким Химчана, почти иссякнувшее терпение.
Последнее Химчхана волнует особенно остро.

Ёнгук приводит Ёнджэ в клуб часам к девяти вечера, но народу в нем почему-то не очень много, как представляет себе Ёнджэ: он не понимает, что за аномалия, а потом видит - это не клуб даже, а вполне респектабельный ресторан, где столпотворений особых не бывает в принципе. Помещение просторное и со вкусом оформленное в современном стиле; в наличии — небольшая сцена со стоящим в углу кофейного цвета роялем.
Ёнджэ делает вывод, что ему нравится здесь, пусть и пошаливает немного самообладание.
Ёнгук держит Ёнджэ за руку, не обращая внимания на косые взгляды изредка появляющейся в поле зрения администрации — видимо, все готовятся к чему-то; Гук уверенно лавирует в переплетениях коротких коридоров, разыскивая нужное место, и в ответ на вопрос Ёнджэ «Ты уже здесь был когда-то?» отвечает только, что «вся эта херь по одному принципу слеплена».
Находят гримерную они быстро — там ещё никого нет, и Ёнджэ не уверен, что кто-то вообще должен быть. Ёнгук сваливает в одно место телефон, наушники и прочий электронный хлам, включая небольшую сумку с нет-буком, пока Ёнджэ неуверенно осматривается, вспоминая, судя по выражению лица, зачем вообще сюда явился.
-Ты как? - Ёнгук неслышно подходит сзади, но не прикасается, так и оставаясь на расстоянии. - Все в порядке?
Ёнджэ дергает плечом и сам, не оборачиваясь, ищет руки Ёнгука, притягивая его ближе к себе. Там, в заднем кармане джинсов — лист с текстом песни, и от этого становится ещё на пару баллов спокойнее.
-Это, в общем-то, не страшно, - говорит Ёнгук больше для того, чтобы наполнить чем-то вакуум молчания, а не для того, чтобы вербализовать информацию. - Это не игра на жизнь или на смерть, просто делай так, как знаешь, здесь нет правил или каких-то установок...
Ёнджэ с сомнением поворачивает голову, намереваясь что-то спросить, но чувствует, как в переднем кармане джинсов Гука начинает надрываться второй мобильный; Ёнгук с еле заметным сожалением отпускает Ёнджэ, принимая звонок.
-Да, - Ёнгук закатывает глаза к потолку, а Ёнджэ валится в кресло, доставая лист бумаги. - Забрал я твою херню. Как не херню? Нет, папку «ХХХ» на нет-буке не трогал. Ну, может, пару раз. Нет, не прельстило. Телефон тоже взял. Я тебе, блядь, что — лошадь ломовая? Иди в задницу, Ким Химчхан, ты вообще где?
Ёнгук на пару секунд приостанавливает прямой поток речи, который кажется Ёнджэ совсем бессмысленным без ответов.
-В Новонгу? Ну ты... Пацанчик, Химчхан. У нас выступление через полтора часа.
В трубке слышится верещание, вопли и даже, кажется, нехилые угрозы; Ёнгук поступает весьма мудро — с философским выражением лица отнимает телефон от уха, несколько секунд на расстрянии слушает звуки и одним щелчком отключает вызов, оборвав особенно сладкую часть речи на полдороги.
-Искренне люблю этого человека, - задумчиво тянет Ёнгук в пустоту, перекидывая телефон в пальцах. - Люблю ровно настолько, насколько и того, кто изобрел красную кнопочку на мобильниках.
Ёнджэ усмехается.
-Кто это? - Повторять текст ему не требуется — давно врезался в память, но Ёнджэ почему-то все равно механически вертит в руках лист, въедливо читая строки.
-Это... - Ёнгук рассеянно склоняет голову и, помолчав, осознает, что просто не может описать Ким Химчхана одним-единственным словом.
Вслед за этой мыслью шквалом наваливаются остальные, как та, что срочно нужно пойти, проверить все оборудование и сцену; этим обычно занимается Химчхан, и Гук кривит губы, вспоминая пассажи на тему «я самая пунктуальная личность в этом вашем мире».
-Это... Одним словом, - Ёнгук снова запихивает телефоны и наушники по карманам. - Скоро он придет, явки-пароли — Ким Химчхан, тысяча девятьсот девяностого года рождения, сто восемьдесят сантиметров в высоту, килограммов в ширину не очень много, но лично я чуть не надорвался, пока поднимал...
Ёнгук поспешно затыкается, поняв, что несет полнейшую ересь, а Ёнджэ тихо смеется, закрыв лицо бумагой и сползая вниз по креслу. Гук хмуро буркает, де, ничего смешного, товарищ, а Ёнджэ умильно улыбается, думая, в каких таких обстоятельствах Ёнгук мог таскать парней на руках.
-Пойду проверю сцену, - Ёнгук кивает в сторону выхода и навостряет лыжи вон. - Если этот фрукт придет раньше меня и начнет качать права, скажи, что ноут и прочая херь вот там. Пинать за вопли можно, но не нужно — обычно дает сдачи, проверено. Я скоро.
Ёнгук усмехается и выскальзывает из гримерной, оставляя Ёнджэ наедине с белыми листами бумаги и фортепианно-битовой мелодией, льющейся из наушников на шее.
Ёнджэ не знает, зачем раз за разом прогоняет и без того вбившийся в подсознание мотив, но с «I remember» становится отчасти спокойнее, хоть с каждой минутой диафрагму и легкие крутит все больше и больше.

Когда дверь от всей души врубается в стену и жалобно скрипит, впуская в помещение размытый вихрь в виде некоего существа, по глаза завернутого в бесчисленные шарфы, но без головного убора, Ёнджэ вздрагивает и чуть ли не роняет плеер, умудрившись словить его у самого пола, чтобы нечто ненароком на него не наступило. А оно почти наступило, даже не заметив Ёнджэ.
Парень уверенно топает мимо, сгребает в охапку нет-бук, лежащий на кофейном столике, и усаживается прямо на поверхность стола, уткнувшись носом в экран и щурясь. Ёнджэ с интересом из-под челки смотрит на незнакомца, в глубине души удивляясь, как можно было так органично совместить десяток шарфов абсолютно разных оттенков.
-Так, - равномерное щелканье по клавиатуре, - Этот гад опять сменил пароль. Подсказка. «Ким Химчхан, ты заебал опаздывать, иди проверяй аппаратуру, какого хрена я должен делать твою работу? Пароль не получишь, люблю-целую, Джепп».
Парень восхищенно присвистывает и хихикает очень по-лисьи, только сейчас обращая внимание за охреневающего в кресле Ёнджэ, треплющего пальцами длинную челку. Аккуратно закрывает крышку нет-бука, отставляет его в сторону и, не вставая со стола, закидывает ногу на ногу, покачивая носком высокого шнурованного ботинка.
-Ой, а кто это у нас тут? Какие наушники, кхм. Так, собственно, о чем я? - Парень задумчиво склоняет голову набок, и Ёнджэ даже встряхивается, чтобы отогнать из сознания разномастные лисьи образы. - Молодой человек, вы дверью ошиблись?
Ким Химчхан, как уже понял Ёнджэ из нет-буковской «подсказки» Ёнгука, бесцеремонно тянется вперед и вытаскивает из пальцев Ёнджэ текст песни ещё прежде, чем тот успевает вставить хоть слово.
-Ай ремемба? - Чхан меняется в лице и мотает головой, пытаясь освободить нос от шарфов. Голос его звучит глухо. - Йес, ай ремемба? Значит, дверью не ошибся, но мир явно сегодня промахнулся мимо кассы и встал не с той ноги...
Химчхан наконец освобождается от ткани, просто одной рукой стянув разом все шарфы и зашвырнув их в угол; облизывает подсохшие губы и разглядывает Ёнджэ, который, в свою очередь, тоже смотрит очень внимательно.
-Ёнгук почесался найти вокалиста? - Чхан возвращает текст и скрещивает на груди руки. - И как тебя зовут, красивый корейский ребенок?
Ёнджэ от неожиданности закашливается и строит такое выражение лица, что Химчхан, хихикнув, машет руками и театрально закрывает ими голову.
-Ладно, ладно, не ребенок, не красивый и не корейский. Так как мне тебя величать-то?
-Ёнджэ, - отвечает тот. - Ю Ёнджэ.
Химчхан ржет очень громко.
-Ну прямо Бонд. Джеймс Бонд, - Чхана кроет сильно качественно, и он делает огромное усилие, чтобы прекратить гиенить и собраться с мыслями — минуты текут слишком быстро, стремительно сокращая время для подготовки.
А подготовка для Химчхана — вещь крайне важная, и он небезосновательно считает, что в случае правильной подготовки минимум пятьдесят процентов успеха обеспечено заранее. Поэтому достаточно быстро оправившись от некоего подобия шока, вызванного появлением нового человека, Химчхан шарит руками по карманам, вытаскивая поочередно пару упаковок мятной жевательной резинки, спутанные наушники, крохотный тюбик тонального крема, тушь, карандаши для глаз и флакончик с жидкой подводкой. Ёнджэ уже тянет руку к лицу, чтобы в случае чего поддержать выпадающий от офигения глаз.
-Чего-то забыл, - сокрушенно качает головой Химчхан. - Плойка в карман не залезла, обидно, но надеюсь, что башка у Джеппа и без меня не будет кудрявой.
Чхан меланхолически осматривает гримерную и фокусирует взгляд на Ёнджэ.
-Тащись сюда, взрослый корейский мужчина, - Химчхан непроизвольно потирает руки и сгребает всю косметику в кучу. - Сейчас я буду делать из тебя... Ладно, глянем, что у меня получится. А у меня получится.
Чхан трясет флакончик с подводкой и ходит кругами вокруг Ёнджэ, примериваясь и так, и эдак; тот елозит в кресле, думая, в какую сторону будет сбежать проще.
-Ты что, - Ёнджэ округляет глаза. - Собираешься мне этой херней в глаз тыкать?
-Нет, блин, - возмущается Химчхан, взмахивая рукой и ставя черную кляксу на светлых обоях. - Ты видишь какой-то другой способ наложения мейк-апа? Могу не этой херней и не в глаз, но не думаю, что здесь это будет удобно...
Ёнджэ приподнимает бровь, обдумывая этот вербализованный выверт, а Химчхан пользуется моментом, чтобы окончательно примериться и начать красить правое веко. Ёнджэ не дергается только потому, что понимает: одно движение, и кисточка действительно окажется не там, где надо.
-Ким. Хим. Чх... - Дверь снова жалобно стонет, врезаясь в стену и отскакивая от неё, как резиновый мячик. - Жора, ебаный насос, убери от него руки!
Ёнгук тянет Химчхана за шиворот толстовки назад, тот упирается ногами в пол, давая Гуку повод прошипеть что-то насчет «парнокопытных ослов», но все таки уступает, когда Ёнгук умудряется нейтрализовать размахивающую в воздухе кисточкой руку.
Химчхан усаживается на все тот же кофейный столик и рассматривает этикетку на подводке.
-Ты ебнулся, Джепп? - очень серьезно интересуется он, пока Ёнгук роется в вещах в поисках ватного тампона, чтобы смыть с Ёнджэ косметику.
Находит наконец, и, фыркая, рассматривает Ёнджэ то с одной, то с другой стороны — тот сидит с каменным выражением лица, не двигаясь и не подавая никаких признаков жизни. Идеальный покерфейс, прямо хоть сейчас раскладывай карты.
Ёнджэ прищуривает один глаз, когда Ёнгук пробует смыть стрелку; непонимающе снова его открывает, не чувствуя никаких изменений. Ёнгук стоит, задумчиво сминая в пальцах вату.
-Иди докрашивай, - бросает Химчхану. - И тушью не забудь.
-Я же говорил, что ему пойдет, - Химчхан мгновенно светится, как чертова лампочка, и подлетает к Ёнджэ, на ходу колдуя что-то с косметикой.
-Ты ничего не говорил, - хмуро замечает Ёнджэ, дергаясь, когда Чхан тыкает ему карандашом в нос, чтобы замолчал.
-Я подразумевал.
Пока Химчхан, от усердия высунув кончик языка, красит Ёнджэ, Ёнгук медленно потягивает минеральную воду и часто сверяется с часами, морщась — ему кажется, что время идет в разы быстрее, чем всегда. Он предпочитает пока не напоминать Чхану, что сегодня сделал за него половину работы, умудрившись даже слегка сменить плей-лист в свою пользу, убрав большинство сложных песен, где требуется вокал.
Была, конечно, возможность убрать и «I Remember», автоматически полностью избавившись от проблем с вокалом и волнений на тему провала из-за отсутствия Тэхёна.
Шикарная возможность просто вычеркнуть её, как всегда финальную, из списка, закончив все на дуэте с Химчханом — Ёнгук долго держал черный маркер над листом с перечнем названий, только больше уверяясь, что никуда он не станет её вычеркивать.

Биты. Сильные биты и — фортепиано. Звук неживой, но очень качественный, и только музыкальный слух может уловить, что запись электронная. Сегодня фортепиано пуст, как и всегда — Ёнгуку все равно, и никто не обращает внимание на искусственное звучание. Только Тэхён, но и его нет сегодня.
Ёнгуку слегка непривычно видеть во время этой песни рядом справа кого-то, кроме Тэ, но это чувство испаряется ровно через три с половиной секунды после начала трека; все становится на свои места, будто так оно и должно быть.
Ёнгуку кажется, что сейчас он к чертям забыл весь текст, но слова идут уже автоматически после стольких выступлений — Гук радуется как никогда, что теперь даже не нужно думать, чтобы читать партии. Они там, в подсознании, раскаленным гвоздем по плавкому металлу.
Ёнджэ ведет себя на сцене так, будто родился с микрофоном в руках: нет, это выражается не в раскрепощенности движений — он двигается на сцене совсем мало, и создается впечатление, что любое движение дается с действительной физической болью — а в самой манере исполнения, в тонах и полутонах, в голосе и в том, как он произносит слова.
И слишком уж не вяжутся его скованные движения с тем, что он вытворяет голосом.
Ёнгук притормаживает после первого припева, и еле успевает снова войти в ритм, уловив из зала внимательный взгляд — Химчхан, исполнив все свои партии, ушел за один из столиков. Он смотрит пристально и — Ёнгуку кажется, что это на самом деле так — настороженно. Почти испуганно.
Ёнджэ напряженно рвет концовку второго припева, заставив Ёнгука еле заметно дернуться; на сцену выходит Мун, так и не появившийся в гримерной до начала выступления. С ним несколько человек из подтанцовки, которых Гук не знает, что, в принципе, не меняет дела — он краем глаза неотрывно следит за Ёнджэ.
Следит за ним и Химчхан, нервно гоняющий трубочкой лед в высоком бокале.
-I remember...
-Yes. I remember.
Биты. Сильные биты и — фортепиано. Ёнгук, не дождавшись последних аккордов, быстро сбегает по короткой лестнице за кулисы, по пути случайно толкнув Муна.
Химчхан качает головой и сжимает пальцами виски, и только Ёнджэ продолжает потерянно стоять на сцене, пустым невидящим взглядом блуждая по противоположной стене.
Из зала впервые звучат аплодисменты.

Поначалу Ёнджэ кажется, что Ёнгук уснул — тот сидит в кресле, откинув голову назад и не двигаясь. Ёнджэ не окликает его и не задает никаких вопросов, просто опускается на пол сбоку рядом с креслом, прислонившись к стене.
Дверь за собой он закрыть сначала забывает, а потом, заметив, решает, что можно и оставить так — в гримерной ужасно душно, и воздух бетонной плитой давит на дыхательную систему, рисуя перед глазами разновеликие темные круги. Это, конечно, интересно, но Ёнджэ нисколько не нравится.
Он сидит молча, твердо решив дождаться, когда Ёнгук придет в себя — взглянув на него уже более осмысленным взглядом, Ёнджэ понимает, что Гук не спит ни черта, но и адекватным состоянием назвать это сложно. Грань между сном, натянутыми до стона струн нервами и почти физическим переклином от перенапряжения.
-Чего сидишь на полу, - голос у Ёнгука усталый, и Ёнджэ не видит его лица, но чувствует, что тот улыбается. - Простуду подхватишь.
-Не подхвачу, - мотает головой Ёнджэ, больно ударившись затылком о стену и зашипев. - Простуда по-другому хватается...
Ёнгук поднимается и протягивает Ёнджэ руку — тот некоторое время её гипнотизирует и явно не понимает, чего от него хотят; Гук, вздохнув, тянет его наверх сам, придавая вертикальное положение. Смотрит прямо, скрестив на груди руки.
То чувство, которое возникает в глубине души Ёнджэ, он предпочитает определить как «первая стадия опьянения», хотя не выпил ни капли, как, впрочем, и Ёнгук; перед глазами отчаянно мутит и мешает краски, и Ёнджэ, аккуратно отодвинув Ёнгука с дороги, идет к окну. Опирается руками о подоконник и прислоняется носом к холодному стеклу.
-Я сделал что-то не так? - Ёнджэ старается, чтобы вопрос прозвучал равнодушно. Оно так и получается, да только Ёнгуку привычно искать в голосах полутона, и его клинит от горькой желчи, таящейся на дне.
-Вроде умный мальчик, - Ёнгук подходит сзади и укладывает подбородок на плечо Ёнджэ. - А задаешь такие... идиотские по своей сути вопросы.
Ёнгук обнимает его, притягивая к себе вплотную и удерживая руки на бедрах, потому что чувствует, что вполне в стиле Ёнджэ сейчас развернуться и уйти; Ёнджэ и пробует, но когда теплые пальцы начинают легко ласкать кожу живота, он пропускает вздох и откидывает голову на плечо Гука.
-Просто идиотские вопросы, - тихо повторяет Ёнгук, оттягивая пояс джинсов Ёнджэ и проникая под резинку нижнего белья. Он чувствует, что Ёнджэ есть что ответить на эту выходку, но теоретический ответ сменяется тихим стоном, когда Ёнгук начинает ласкать возбужденный член, мягко прижимаясь губами к шее.

Химчхан беспорядочным движением пальцев убивает остатки укладки, трясет головой и кистями рук, стоя напротив приоткрытой двери гримерной и расширенными глазами глядя в щель между дверью и косяком. Затем осторожно и неслышно закрывает дверь, опирается на неё спиной и почти сползает вниз, в последний миг одумавшись и отскочив в сторону.
-Да, Ким Химчхан, - хрипло обращается Чхан к самому себе. - В игре «Сам себе Нострадамус» ты, кажется, проиграл с разгромным счетом.
Развернувшись, он быстрым шагом идет по длинному коридору, находит нужную дверь и сбегает вниз по крутым ступенькам — там, насколько он помнит, находятся комнаты администрации и, что его волнует больше всего прочего, душ.
И не потому, что надо конкретно туда — быстро прикинув в голове все варианты, Чхан приходит к выводу, что если Мун так и не заявился в гримерной, то после танцев он может быть только в душе.
По дороге он чуть не поскальзывается на гладкой плитке и громко матерится, хватаясь за ближайший шкафчик. Переводит дыхание и неслышно проскальзывает к разговаривающему по телефону Чонопу. Мун, в принципе отличающийся крайним спокойствием и стойкостью к неожиданностям, даже не вздрагивает, когда чувствует под футболкой холодные руки.
«Я б на его месте втащил», - думает Чхан, а Мун только поворачивает слегка голову и мягко улыбается, не пытаясь отстраниться. Сбрасывает вызов и с долей улыбки во взгляде смотрит на Химчхана.
-У тебя руки холодные. Нормально там все?
-Нормально, - отмахивается Химчхан, ближе прижимаясь к Муну. - Бросай всю эту хуйню и поехали отсюда. Поехали, детка Мун, я просто дико устал.

В Кванджу эта странная поздняя осень чувствуется ещё острее, чем в Сеуле, где тепло от работы автомобильных моторов скрашивает общее впечатление серыми, но теплыми красками. Здесь, в Кванджу, все намного спокойнее, кристальнее и холоднее, поэтому Тэхён заматывается в шарф не только из-за того, что поклялся себе сберечь остатки голоса.
Просто действительно холодно, и небо обложное. Ни капли дождя — просто однородные грязно-серые облака.
Тэхён редко выходит из маленькой съемной комнаты в коммуналке — не больше раза в день, и то лишь минут на несколько. Ему вполне хватает телефона, используемого как плеер, наушников и теплой воды, от которой в горле першит намного меньше. Один раз, правда, становится действительно скучно, и он выбегает ненадолго на улицу в ближайший книжный магазинчик — покупает тетрадь, ручку и толстый математический задачник.
Синусы, косинусы, тангенсы, логарифмы, графики, задачи олимпиадного уровня. Тянет куда-то в забытье, формулы пишутся на автомате, но скука исчезает так же, как и появилась. Очень быстро и незаметно.
Через пару дней просто перестает хватать кислорода, и Тэхён понимает, что хоть раз нужно выйти элементарно погулять — пять, десять. Пятнадцать минут. Да неважно — главное, что просто так и подавив желание снова лечь на раскладушку, вытянувшись, и не спать.
Тэхён почти не двигается, но и сон не идет который день. Глаза побаливают от усталости.
Он справедливо полагает, что прогулка подавит бессонницу, и поэтому одевается тепло настолько, насколько это возможно с его наскоро собранной сумкой — Тэхён очень радуется, отыскав в ней теплый шерстяной шарф. Перчаток, конечно, не наблюдается, но он прекрасно обходится карманами куртки.
Улицы в Кванджу совсем не такие, как в Сеуле, но Тэхён уже почти не удивляется — удивление все прошло ещё в первые разы его посещения этого города-спутника столицы. Тэхён не оглядывается по сторонам, не испытывая никакого интереса к тому, что происходит вокруг; несколько раз сталкивается с редкими прохожими, но они отчего-то не реагируют, только взглянув на него исподлобья.
В карманах ничего, кроме клубка спутанных наушников и выключенного телефона — Тэхён сжимает пальцами его холодный корпус, чувствуя отдаленное желание впервые за долгое время набрать на клавиатуре чей-нибудь номер и просто помолчать, слушая голос и отвечая кивком головы.
Тэхён достает мобильный и пробует включить подсветку, но когда электроника не реагирует, Тэ вспоминает, что за каким-то неведомым чертом вытащил сим-карту и оставил её дома — словно чувствовал, что накатит желание.
Уже готовится смириться с тем, что «значит так оно и должно быть»; идет вперед, пряча нос в шарфу и на ходу распутывая наушники — воистину, любимый кубик-рубик для современного человека, когда в финале игры получаешь уникальную возможность вознаградить свои титанические усилия и страдания. Тэхён улыбается, думая, что глупо, наверное, все это смотрится со стороны; кидает взгляд куда-то вправо, обнаруживая ярко-желтую вывеску салона мобильной связи.
Не раздумывая ни секунды, заходит внутрь и покупает самую дешевую сим-карту с ненулевым балансом, а выйдя обратно на улицу, удивленно спрашивает себя — зачем?
На риторические вопросы, как известно, нет ответа, особенно если задаешь их самому себе, и Тэхён справедливо решает, что если уж купил, то пусть будет.
Вставляет карту в мобильный и, зайдя на пустынную автобусную остановку, опускается на скамью, упершись локтями в колени. На раздумия уходит ничтожные две минуты, которые кажутся адским количеством времени, когда он сравнивает их с теми мгновениями, которых даются на решение тестовых заданий по высшей математике.
Тэхён, практически не глядя на клавиатуру, набирает на ней номер телефона — чтобы вспомнить его, не нужно даже того самого мгновения, потому что приходят эти цифры сами.
Просто помолчать, слушая голос и отвечая кивком головы.
Когда проходит пять гудков, Тэхён думает, что, возможно, Чоноп на тренировке или на уроке, раз не может взять трубку; проходит ещё пара, и Тэ решает отклонить вызов, но зачем-то обещает вытерпеть ещё три гудка, чтобы был ровный десяток.
Мун берет трубку на том десятом.
-Да? - Голос звучит немного хрипло, как после долгого сна. Тэхён закрывает глаза, стараясь подавить нежелательные мысли.
-Говорите, я слушаю, - Мун нисколько не раздражается, слыша в трубке лишь молчание, и Тэ вновь улыбается, мысленно умоляя Чонопа сказать ещё хоть фразу. Этим хриплым голосом.
Но вместо Чонопа слышит другой голос на заднем плане — тоже до боли знакомый.
-Детка Мун, кто это? - Тэхён резко открывает глаза, поняв, что там, на другом конце провода — Химчхан.
-Не знаю, просто молчат в трубку, - спустя секунду отвечает Чоноп.
-Тогда выключай эту херню к черту и иди ко мне, малыш Му-у-у-ун, - Химчхан где-то там, в Сеуле, тихо смеется и тянет Чонопа к себе, целуя насколько мягко, настолько и требовательно.
Тэхён, правда, сбрасывает вызов ещё раньше, чем это успевает сделать Мун.
Осторожно открывает корпус телефона, вытаскивает аккумулятор и сим-карту; аккумулятор возвращает на место, а симку некоторое время рассматривает на свет, подавляя рвущийся наружу сухой кашель.
Согнувшись от боли в горле, сминает в пальцах плоский кусочек пластика и выбрасывает в ближайшую мусорку, прислушиваясь в безразличному металлическому звуку падения. Все-таки зашедшись в тяжелом кашле, Тэхён смотрит расширенными глазами на шершавую поверхность асфальта, самым ебическим способом считая почему-то на нем количество неровностей.
Подавив приступ, откидывает голову назад и, закрыв глаза, проваливается в тревожное забытье.