Цикл: Серым по белому
Фэндом: AA (Double A); кроссовер
Персонажи: Аура/Усан + упоминания о других
Рейтинг: G
Жанр: фантастика, мистика
Размер: 2309 слов
Текст является непосредственным сиквелом к «Срываясь на бег по канатной дороге»
Срываясь на бег по канатной дороге, часть вторая | 2309 словНа отметке «41» клинить, кажется, начинает даже ртутный термометр, а электронного Аура избегает уже сознательно, когда его панический визг врезается в мозг настолько, что мешает нормально мыслить.
Чертовых полтора дня у Сансу не наблюдается ничего, кроме лихорадочного полубреда и совершенно бессознательных рефлексов, когда он временами намертво вцепляется в находящегося рядом Кыни и подолгу не отпускает, забываясь беспокойным сном. Часто Кыни вынужден замирать, сидя на полу у постели, пока Сансу с силой сжимает его руки или обнимает за плечи, раскаленно дыша в шею; в такие минуты, превращающиеся в часы, Аура медленно сходит с ума от безумного жара, мутности мыслей и ощущения стянутого узла в животе при любом тактильном контакте с Сансу.
Единственная кровать в спальне довольно широка для одного, но слишком узка для двух людей, а оставлять нового птенца в одиночестве Аура не может просто физически; первое время он упорно не отходит даже от постели, затем просто кидает около неё какой-то плед и лежит на нем, усталым взглядом смотря в потолок. Изредка вздрагивает, когда Сансу начинает разговаривать во сне.
Сансу же спит мало, больше метаясь по кровати в полубреду или неподвижно замирая на сбитых простынях, широко раскрыв глаза; Ауру клинит и передергивает от безотчетного страха, и он начинает разговаривать с Сансу абсолютно обо всем, лишь бы не слышать порядком гнетущей тишины. Сансу, конечно, не отвечает, а только наблюдает на движущимися губами Ауры, изредка роняя тихое:
-Вода.
Пить он её может только холодную, странно впадая в паническую неприязнь при виде теплой; Аура не противится, позволяя литрами осушать стаканы с ледяной жидкостью и понимая, что лечить здесь нечего.
Это — перерождение. Просто у него, Сансу, совсем другое, нежели было когда-то у самого Кыни. Аура подолгу смотрит в окно, думая, что как-то несправедливо Астрал распределил боль между ними двоими, вписав в уравнение на долю его пары совсем уж какой-то нехороший коэффициент.
А то, что Сансу — его пара, Кыни уже даже не задумывается. И если активировать истинное зрение, то можно увидеть, как при близком нахождении нефритово-зеленая живая аура Сансу заполняет собой прозрачный энергетический вакуум вокруг Кыни — свою ауру он по-прежнему видеть не может.
Или же её не существует просто.
Пару раз в день у Сансу неконтролируемо появляются крылья, и он болезненно стонет в подушку при любом прикосновении к ним; Аура пробует объяснить, что нужно сделать, чтобы они исчезли, но Сансу не понимает, глядя на него широко раскрытыми глазами и тяжело дыша, когда крылья сминаются от движений. Тогда Аура, уже не заботясь о малом количестве пространства, устраивается на кровати рядом и обнимает Сансу так, чтобы крылья не касались никаких поверхностей, пока он держит птенца в полусидячем состоянии. И, рассматривая оперение, понимает, отчего постоянно «вода» и перерождение едва ли не в водах Хангана — птичьей сущностью Сансу досталась морская чайка.
Крылья мягкие и пока ещё очень слабые, но красивые — Аура любит рассматривать их, но испытывает облегчение, когда они сами же исчезают, давая возможность Сансу попробовать заснуть или хотя бы устроиться на кровати поудобнее.
Проходит ещё чертовых полтора дня, плюсующихся к предыдущим в цифру «три», и Аура уже начинает чувствовать, как безумный жар подбирается к нему самому, когда Сансу, пробредив практически всю ночь, одним разом резко открывает глаза и панически подскакивает на кровати, обрушиваясь вниз на дремлющего неподалеку Кыни.
Сансу совсем не маленький и далеко не легкий, но Аура не жалуется даже спросонья, со смешанным чувством радости и облегчения глядя в совершенно осмысленные глаза: Сансу нависает над ним совсем близко, и рассматривает с уже знакомым прищуром; потом просто поднимается и неуверенно плетется по наитию в сторону ванной.
Аура не любит поганое чувство растерянности.
Вода в ванной перестает шуршать только минут через сорок, затем долгое время стоит идеальная тишина; Аура прислоняется спиной снаружи к двери ванной и костяшками пальцев пару раз стучит по дереву.
-Тебе поесть надо.
Аура отчего-то не удивляется проснувшейся наглости Сансу, позволяющего себе мало того, что игнорировать прямые советы, так ещё и чужую ванну занимать на неопределенное время. Впрочем, Аура уже и сомневаться начинает, что что-то здесь для Сансу может быть «чужим».
-Я, кажется, сказал, что тебе нужно поесть, - терпеливо повторяет Кыни, предполагая, что птенец просто не совсем отошел от трех дней лихорадки и все ещё немного «в себе».
-Мне на прием надо, - слышится подавленный голос и звук, будто что-то бьется вдребезги, разлетаясь на тысячи стеклянных осколков. Аура закрывает глаза и молится о том, чтобы это не оказался флакон с какой-нибудь остро пахнущей парфюмерией, которых у него немало.
-На какой прием?
-К психиатру! - панически вопит Сансу, затем дверь от души влетает в косяк, и Аура в последний момент успевает отшатнуться, чтобы от удара деревянной панели не превратиться в некую малоприятную субстанцию.
Кыни ловит себя на мысли, что одновременно хочется заорать, швырнуть чем-нибудь тяжелым и захерачить кулаком побольнее «этой истеричке», но ещё больше хочется смеяться — безудержно, долго и от души: Аура приходит к выводу, что никто здесь не при чем, а просто наконец начало сказываться напряжение, сдерживаемое все эти дни. Кыни проводит рукой по лицу и из-под ладони смотрит на беспомощно вставшего в дверях ванной Сансу — в насквозь мокрых от воды спортивных штанах и без футболки; волосы ещё влажные, а глаза красные, кажется, от попавшего мыла.
За спиной - крылья, слабо опущенные вниз. Во взгляде — натуральная паника.
Кыни начинает говорить быстрее и раньше, чем Сансу успевает хотя бы открыть рот и жестами показать все, о чем он думает на данный момент; Сансу только закидывает руку на лопатку и щупает оперение у основания, задумчиво облизывая губы.
-Все хорошо, все так и должно быть, а если хочешь, чтобы они исчезли — прикажи им, просто пожелай.
-Навсегда исчезнут? - деловито, будто уже успев отойти от шока и потрясения.
-Нет, - отвечает Аура, в следующий момент понимая, что кризис не уже миновал, а ещё и не начинался. Убрать крылья у Сансу получается сразу же, и он ошарашенно шатается, пытаясь опереться на стену; находит спиной опору и закрывает лицо руками, несколько минут оставаясь совершенно неподвижным.
-Что вообще, блядь, происходит? - голос, несмотря на ругательство, совсем не злобен, а больше слаб и потерян. - Кто ты? Где я? Кто я?
Кыни давно, конечно, готов ответить на три первых вопроса, но после четвертого неприятно мутит, и он взмахивает рукой в сторону кухни, молчаливо приглашая уйти уже из коридора. Движения Сансу странно рваные и будто не свои, но Кыни старается на обращать на это внимания.
«Кто я?»
Сансу сидит неподвижно, сгорбившись над столом и вяло ковыряя палочками в еде; Аура подсознательно чувствует, что рассказчик-сказочник из него куда более худший, чем из Чханмина, и совершенно не представляет, в каком виде преподнести Сансу «сказку». Но все же где-то в глубине души понимает, что и Максу было нелегко давать первые установки и объяснять основы.
-Ладно, - устало начинает Сансу, увидев, что Кыни впадает в задумчивость и медлит с разговором. -Скажи мне сначала: кто ты? Как тебя зовут, добрый самаритянин?
Ауре не остается ничего, кроме как ухватиться за спасительную соломинку — он улыбается и кивает на тарелку, но Сансу напрочь игнорирует намеки, выжидательно уставившись на Кыни прищуренными глазами. Он вообще щурится довольно часто — ему идет, решает Аура, усмехаясь про себя.
-Ну вообще меня зовут Пак Кыни, но один мой товарищ как-то сходу назвал меня Аурой. Так что я привык уже и к прозвищу.
Сансу стучит палочками по губам и качает головой из стороны в сторону, будто решает какую-то непростую задачу; с минуту вместе с ним молчит и Кыни, ожидая сам не зная чего. Наконец Сансу, закусив зубами одну из палочек, радостно улыбается:
-Аура — красиво. Меня зовут Сансу, но вообще меня ещё в детском саду начали называть Усаном, с тех пор как тетя-воспитательница плохо услышала мое имя.
Кыни не выдерживает и фыркает:
-Как можно было так услышать?
-Потому что полное имя — У Сансу, а она, судя по всему, не услышала окончание, зато прекрасно уловила начало, - некоторое время Усан молчит, подхватывая из тарелки кимчхи и перекладывая его в таком порядке, чтобы получился какой-нибудь рисунок. Говорить начинает только тогда, когда на тарелке появляется силуэт, смутно напоминающий птичьи крылья. - Ну, Аура, и почему ты меня вообще не бросил у Хангана? Подумаешь, придурок какой-то вышел к речке поплавать. Эй, не смотри на меня так, в самом деле — так и взглядом убить недолго...
Кыни вздыхает тяжело и уходит в состояние глубокого фейспалма, в то время как Сансу начинает маяться на месте, переминаясь на стуле и обеспокоенно глядя на Ауру. Тот посматривает на Сансу из-за щели между пальцев и не то, что бы испытывает терпение, но намек на некий укор показывает.
-Хорошо, - отвечает Кыни, через пару десятков секунд все же убирая руку от лица. - Во-первых, это одна из моих непосредственных функций, а во-вторых — не бросил ещё и потому, что это ты. Тем более, что все оказалось как-то слишком сложно... Ты как вообще себя чувствуешь?
Сансу проводит руками по плечам, будто обнимая самого себя, осторожно трогает лопатки.
-Нормально, в общем-то. А что это вообще было? Я простудился и потерял сознание?
Аура вздыхает.
-Конечно. На три дня, - жестко констатирует он и продолжает сразу же, не давая Усану вставить ни слова. - Это называется перерождением, а ты теперь — ну видел в зеркале — птица с вполне реальными крыльями, и не делай вид, что хочешь проснуться: ты не спишь, и это не сон. Привет, морская чайка, странная получается у нас вообще стая.
С этими словами Кыни поднимается и отходит к столу, чтобы поставить чайник; он, конечно, не видит, да и не стремится видеть выражение лица Усана, а в следующую секунду слышит только легкий шорох, тихий звук шагов и захлопывающейся двери — что-то на миг надламывается.
Половину дня и почти весь вечер Аура проводит на кухне и в гостиной, обходя спальню, где закрылся Усан, стороной; иногда чутко прислушивается, что происходит там, но не улавливает ничего, кроме глухого воя ветра — видимо, Сансу открыл окно, и теперь по полу гуляют потоки холодного вечернего воздуха.
Так и бывает — пусть и август, но вечер редко бывает теплым, или же просто Ауре сейчас все кажется прохладным.
Кыни пробует читать какие-то книги, но взгляд скользит по строкам, а разум не улавливает заложенного смысла, уводя в совершенно другие размышление, так или иначе связанные с новым птенцом; отложив чтение, Аура рассматривает журналы по флористике и даже набрасывает примерную схему букета — формой он напоминает крылья, и Кыни с досадой сминает лист, попутно случайно сломав грифель карандаша.
Он решается подойти к спальне только часов в девять вечера — просто прислоняется спиной к закрытой двери, скрестив руки на груди и некоторое время молча глядя на противоположную стену. В комнате тихо очень, и даже ветер, кажется, немного умолкает — Ауре кажется, что он слышит шорох перьев, но это всего лишь ткань штор бьет по стеклу.
-Измерь, пожалуйста, температуру — градусник должен быть на столе.
В ответ лишь ожидаемое молчание, и Аура бессильно опускает голову, морщась, как от сильной боли. Канат в груди не тянет давно, он уже выполнил свое предназначение; нет и пьянящего счастья, по чувству которого Кыни понял, что нашел наконец то, что искал чертову дюжину месяцев. Только желание прикоснуться, обнять, прижать и не отпускать — эгоистичная, как думает Аура, потребность, даже не желание больше.
Глупое препятствие в виде лаковой деревянной двери со вставкой матового стекла, но Кыни не может переступить его, как бы легко это ни было — сложность на порядок глубже кажущейся простоты.
И он почти готовится отступить, как чувствует спиной, что кто-то тоже прислоняется к двери с другой стороны — даже через дерево чувствуется слабое, на тепло от тела к телу.
-Прости, - голос Сансу звучит так, будто он стоит совсем рядом, и нет между ними никакой глупой двери. - Прости, мне просто показалось, что я потерял что-то.
Аура не говорит ничего, лучше чем «абсолютно» понимая, о чем говорит Усан — разве что сам Сансу непонимающе рассматривает собственные руки, оперевшись спиной на дверь с другой стороны.
-Нечто, что нельзя вернуть, и нужно забыть о нем как можно скорее — просто потому, что так должно быть, и все правильно на самом деле. Примерно так, как обретая одно, ты теряешь другое. Интересно, что потерял я? Ты знаешь?
Сансу теряет нить и путается в словах, голос начинает дрожать; по другую сторону двери Кыни с улыбкой, в которой смешалась горечь, удивление и нежность, думает, что не зря чаек считают умными птицами.
Может, и да — не мудрыми, но умными уж точно. А за мудростью дело не постоит.
-Что я потерял? Ты ведь тоже потерял это — я чувствую. Аура?
Когда Кыни слышит звук собственного имени, в груди теплеет и становится легче — он опускает скрещенные руки и, оттолкнувшись от двери, собирается повернуться к ней лицом, но она открывается раньше, чем Аура успевает это сделать; сзади за талию обнимают горячие руки, а где-то по шее льется мягкое дыхание.
Кыни замирает и слегка теряется, а Усан просто, будто все так и должно быть, касается сухими губами кожи на шее, целуя неуверенно и совсем как-то осторожно.
-Прости, - вновь повторяет он, словно опомнившись. - Почему-то захотелось это сделать, видимо, у меня все ещё температура...
Кыни тихо смеется и, разомкнув руки Сансу, сам обнимает его, зарываясь пальцами и лицом в растрепанные волосы — ожидает, что встретит запах парфюмерии, но от Усана пахнет только водой, водой как она есть, и ещё свежестью, которой веет обычно океанский ветер. Сансу все ещё лихорадочно горячий, а по полу все так же гуляет прохладный ветер — от контрастов Аура немного дрожит, и обнимает только ещё сильнее.
А руки у Усана, вдумчиво изучающие спину Кыни под футболкой, тоже очень теплые и сухие, а ещё — Аура не знает, как точно подобрать слово — ласковые, наверное. Сансу ненавязчиво пробегается кончиками пальцем по позвонкам, осторожно трогает лопатки.
-Что я потерял?
-Прошлое, - просто отвечает Аура, ничего не объясняя и точно зная, что он, Сансу, его поймет.
А Усан только молчит, словно решив поиграть в молчанку длиною в жизнь.
Единственная кровать довольно широка для одного, но узка для двух людей — однако теперь Ауру это волнует мало, как, впрочем, и Сансу; одеяло — не проблема совсем, когда обнимают широкие орлиные крылья, и Усан прячет улыбку в усталом глубоком дыхании, почти невесомо касаясь кофейного оперения и проваливаясь в сон без сновидений, в котором слышен только шорох океанских волн аккомпанементом к крику чаек.