Но вышел прямо мини.
Биелый, Кея, Кей, эта штука - вам.
Название: Ощущение праздника
Пейринг: Сонёль/Мёнсу
Кол-во слов: 1637~
просто так~
В квартире не то, что бы особо холодно — все же середина декабря, и отопление пусть и включили с опозданием, но включили давно. Мёнсу, впрочем, не циклится на фактах и судит, что холодно просто адски — плюс второе пуховое одеяло спасением как таковым не представляется уже часа полтора и кажется только бесполезной ношей на укутанном в теплую фланелевую пижаму теле.
Как часа полтора отчаянно не может склонить в сон.
Мёнсу уныло бредет в угол комнаты и осторожно трогает пальцем обогреватель — накрылся, сволочь; ловит себя на мысли, что проверяет прибор уже раз пятый за вечер и результат не особо меняется.
Чай заваривать лень, гольный кипяток пьется невкусно, а телефону звонится как-то чересчур тягуче, словно имитируя подогретую вязкую карамель.
Отчаянно хочется сладкого, но голос в трубке звучит настолько бодро, что Мёнсу на миг забывает и о карамели, и о холоде даже. Впрочем, через пару мгновений мимолетное ощущение проходит.
-Доброе утро и с Новым Годом!
Мёнсу вот прямо сейчас кажется, что Сонёль неисправим и пора бы уже завести определитель номера.
-Во-первых, - Мёнсу вздыхает и трет свободной рукой уставшие за день глаза. - Доброе-то, конечно, доброе, но вот со временем суток ты слегка промахнулся. И да — Новый Год только через две недели.
-Я знаю, - Сонёль невозмутимо игнорирует первое высказывание, обращая внимание только на второе. - Но если начать поздравлять раньше, то ощущение праздника растянется ровно во столько раз, сколько ты слышал поздравление.
Мёнсу прямо с телефоном в руке усаживается на пол, оперевшись спиной о стену и довольно долго молчит, не находя, в сущности, достойного ответа. И даже в глубине души ощущая то самое пресловутое ощущение праздника, отдающееся запахом мандаринов на окраине подсознания.
Сонёль привычное телефонное молчание не прерывает, будучи занятым параллельно ещё тремя-четырьмя занятиями вроде поиска конфет, рассматривания конфет, развертывания конфет и поедания этих самых конфет. Завершающий пункт «выбрасывание фантиков в подобающее место» Сонёль не выполняет не то что у себя, а даже дома у Мёнсу, что того порядком раздражает, хотя вида он и не подает.
Молчание на линии становится настолько незаметным и попадающим под категорию нормальности, что Мёнсу вздрагивает, вместо шуршания фантиков слыша голос Сонёля:
-Слушай, а у вас там сугробы есть?
Мёнсу ужасно тянет сыронизировать и хорошенько пройтись по кажущемуся глупым вопросу, но он медлит ещё секунд несколько, чтобы себя перебороть.
-Есть. И не говори, что у вас нет.
-У нас нет, - торжественно констатирует Сонёль, а Мёнсу буквально физически чувствует, что тот довольно улыбается на другом конце провода, словно ему доставляет удовольствие быть капитаном очевидностью.
И сразу же, без перехода:
-А давай снеговика слепим?
И если Мёнсу сейчас принимается усиленно рассматривать потолок, то Сонёль где-то в другом конце города думает, до чего сложно и бесполезно тоном голоса пытаться обмануть самого себя.
Сонёль сидит посреди комнаты в подобии позы лотоса и, скрестив руки на груди, недовольно смотрит на разложенные перед ним веера фотографий. В комнате тепло, если не сказать — душно, что Ёля неимоверно раздражает и наполняет вязкими, под стать ужасно нелюбимому лету, мыслями.
Мёнсу часто говорил, что определение «вязкий» мало подходит к такому времени года, как лето, а Сонёль только отмахивался и отвечал, что, мол, «а как ещё сказать, если эта дрянь на кисель похожа».
Почему именно на кисель, Ёль отмалчивался.
Последняя партия фотографий-пейзажей Сонёлю совсем не по душе, и он прикидывает, о какую стену его недешевый профессиональный фотоаппарат разлетится эффектнее и с большим количеством мелких деталей в крошку. Поднимая все папки с фотографиями, Сонёль в который раз убеждается, что в его работах везде можно найти образ — пойманный за крыло и заботливо наложенный на глянцевую бумагу. Везде, кроме зимы.
Зиму Сонёль за крыло поймать не может. Ни одного длинного белого пера.
Пейзажи зимних скверов отправляются в утиль — бескрайний простор под низкой широкой кроватью, уже и так порядком заваленный предметами недовольства Ёля. От неудачно сделанных фотографий до фантиков неполюбившихся конфет.
Сонёль раскачивается несколько раз и встает с пола без помощи рук, зато запутавшись в собственных ногах и от души шлепнувшись на подоконник. Впрочем, против такого конечного пункта назначения Ёль ничего против не имеет, понимая, что это карма и он сам рано или поздно добрался бы до окна.
Дергает створки и открывает обе нараспашку, впуская в квартиру холодный, режущий легкие воздух. Перегибается через подоконник и чуть ли не теряет равновесие, отскакивая от неожиданности и в глубине души обижаясь на потусторонние силы.
Сонёль несколько минут стоит, отвернувшись от окна и усиленно рисуя на лице обиду, но не выдерживает и снова подходит, завороженно глядя на падающий снег. Какого-то черта снежинки тают сразу же, едва соприкоснувшись с асфальтом улиц и оголенными серыми ветвями деревьев. Лишь кое-где белеют снежные островки, напоминая светодиодные вывески.
Переворачивая беспорядок на кровати вверх дном в поисках телефона, Сонёль успевает ещё один раз пожалеть, что поселился сдуру в этом районе, где из-за промышленных заводов и огромного количества автомобилей слишком редко бывает снег.
Не такой, полусерый и быстро тающий, а безбрежный, цветом режущий глаз и отражающий каждый солнечный луч.
Времени около половины двенадцатого вечера, но Ёль почему-то даже не сомневается, что Мёнсу не спит. Если бы отопление включили в июле, может, и спал бы.
-А давай снеговика слепим?
Молчание Мёнсу на линии Ёля совсем не напрягает: он знает, что тому нужно время, чтобы во-первых — побороть желание вопроса «откуда навернулся?», во-вторых — составить достойную аргументацию, почему лепка снеговика в полдвенадцатого ночи — не самое лучшее занятие и вообще идея изначально паленая, как коньяк в соседней палатке.
-Ёль, посмотри на...
-Время, - тоном «ну вот, опять и снова» тянет Сонёль. - Ладно, придумай что-нибудь пооригинальнее. А впрочем, лучше не думай совсем — я подъеду минут через сорок, договорились?
-С дуба...
-Нет, не падал, - поспешно предупреждает новый вопрос Ёль, прыгая по комнате на одной ноге и тщетно пытаясь натянуть джинсы. Путается в узкую штанине и летит на кровать, разом подминая под себя стопки листов с распечатками и бедром приземляясь на жалобно хрустнувшие наушники. - Теперь ты точно обязан слепить со мной снеговика. И раскурить трубку мира.
Мёнсу живет на окраине города, больше похожей на пригород огромной сеульской агломерации. Сонёль точно знает, что как бы Мёнсу не отпирался и не пытался переубедить его в обратном, идя рядом и зябко кутаясь в пальто, в одном из многочисленных скверов снег никогда не убирают. Даже главные дороги покрыты белым спрессованным тысячами сапог ковром, а боковые аллеи безумно напоминают снежный Мировой океан.
На полпути Сонёль стягивает с рук перчатки и втихую сует их в карман пальто Мёнсу, чтобы не мешались; Мёнсу, конечно, делает вид, что ничего не заметил и вообще это не он полжизни пытается вбить в растрепанную голову Сонёля простую истину, что все беды - от замерзания. Шагов через тридцать вязаный шарф тоже пытается повторить судьбу перчаток, но Мёнсу недвусмысленно намекает, что скорее он Ёля этим шарфом свяжет и закроет в отопленной комнате до конца его дней, чем вязаное изделие перекочует с шеи Сонёля куда-то в другое место.
Угроза оказывает ожидаемой воздействие, и Сонёль только фыркает недовольно всю дорогу до заснеженного сквера.
Кроме океанов снега там ещё каждый год перед праздниками ветви деревьев обвивают нитями золотистых новогодних огоньков и зажигают старинные масляные фонари с тепло-желтым мягким светом. Огоньки в деревьях сильно напоминают светлячков, и Сонёль смешно щурится, от нечего делать пытаясь их пересчитать. Мёнсу только мерзнет и бубнит что-то на тему, «какого черта мы сюда явились посреди ночи».
-Мы пришли сюда лепить снеговика, - буднично отвечает Сонёль, ладонями прямо без перчаток загребая снег в маленькие сугробы и на взгляд прикидывая размеры будущего творения. - Да, на время смотрел, нет, с дуба не падал, да, в своем уме, нет, перчатки не надену.
Мёнсу остается только прислониться к заснеженному стволу дерева и наблюдать, как Ёль катает в руках снежки, изредка кидая их в желтые сферы фонарей. Не попадает. Правда, Мёнсу знает, что не попадает Ёль лишь потому, что не хочет.
Через некоторое время и сам Мёнсу, устав от бездумного шатания вокруг самозабвенно играющегося со снегом Сонёля, осторожно начинает катать белый шарик, все больше увеличивающийся и странно правильной, округлой формы. Ёль одобрительно кивает и указывает на два готовых шара, уже стоящих друг на друге посреди словно нетронутого снежного океана.
Снег покрывает здесь все следы удивительно быстро.
Мёнсу завершает снеговика самым маленьким шаром, а Ёль, игнорируя мёнсовское недовольство, таки стягивает с себя шарф и оборачивает его вокруг «шеи» уже готового снеговика. Ему же отправляется и разноцветная шапка с помпоном, на что Мёнсу уже вообще никак не реагирует, решив, видимо, что Ёлю разъяснять — все равно что пытаться поймать отскакивающий от стены бисер.
-С Новым Годом, Мёнсу.
Тот упорно молчит и не хочет признавать сомнительную теорию о том, что «если начать поздравлять раньше, то ощущение праздника растянется ровно во столько раз, сколько ты слышал поздравление». Сонёль, улыбаясь в высокий воротник, растирает друг о друга ладони, уже потерявшие любую чувствительность — ему, в сущности, и не нужно признание его «теории».
Она просто есть, и доказать Сонёль её не пытается, будучи уверенным, что со временем теория станет аксиомой и без его участия.
-Он все равно скоро растает, - Мёнсу не знает, почему в его голосе звучит такая уверенность.
-Месяца через три — да.
-Но зачем тогда?
-Пусть на три месяца, но подарить кому-то радость — разве это совсем бесполезно? - Сонёль дышит на пальцы и задумчиво улыбается. - Может, ты и пройдешь мимо, но сколько обернется, чтобы ещё раз взглянуть на этого парня в разноцветном шарфе? Надо завтра принести ему морковку.
Мёнсу хмурится и ищет подтекст, на подсознательном уровне слишком явный, чтобы проигнорировать его ощущение. Трудяга-сознание упорно складывает сложное лего и старается понять упрек, так ненавязчиво и просто прозвучавший в словах Сонёля.
«Может, ты и не ответишь на это раннее поздравление, но где-то в глубине души поймешь, что ощущение праздника растянулось в столько раз, сколько ты услышал поздравление».
-И поздравил сам, - Сонёль прячет улыбку в уголках губ.
Мёнсу плотнее затягивает руки в перчатки и некоторое время стоит, просто смотря на снеговика, кажущегося уже совсем неотделимым от картины зимнего сквера. Ищет что-то в глубоких карманах; вытаскивает пару полупрозрачных серых декоративных камешков и делает снеговику глаза.
Отворачивается и убирает руки в карманы.
-С Новым Годом, Ёль.